Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Эффективное использование излишков продовольствия, производимого на юге, требовало создания развитой системы внутренних путей сообщения. Во времена династий Суй и Тан была создана целая сеть каналов, наиболее важным из которых был Большой канал, соединяющий реки Янцзы и Хуанхэ. Это грандиозное техническое сооружение было закончено в 611 г. трудом миллионов крестьян, согнанных на работу. Это позволило переправлять огромные партии риса и других товаров с юга к императорским столицам Чанъань и Лоян на севере страны. Зернохранилища в местах, удобных для хранения и распределения зерна и других товаров, были исключительно в ведении правительства; управление сбором, транспортировкой и распределением товаров стало, таким образом, главной функцией имперской бюрократии. Эта обширная торговая сеть, обогащающая империю, достигла своей наивысшей эффективности в VIII в. [742]
742
О развитии юга Китая и системы каналов см. Ch'ao-ting Chi, Key Economic Areas in Chinese History (London: Allen & Unwin, Ltd., 1936), pp. 133-39 and passim; Pulleyblank, Background of the Rebellion, pp.27-28, 32-38; Hans Bielenstein, «The Census of China during the Period 2-742 a.d.», Museum of Far Eastern Antiquities, Stockholm, Bulletin, XIX (1947), 125-62 и особенно
Если урожай в году был нормальный, то бюрократическая система обеспечивала имперский двор таким количеством зерна, которое явно превышало его потребности. Поэтому примерно к середине VIII в. чиновники империи начали обменивать излишки зерна на различные предметы роскоши [743] , спрос на которые при дворе был фактически неограничен. По этой причине в результате был создан или значительно расширен во всех областях Китая рынок искусных ремесел: прекрасных шелков, фарфора, лакированных изделий и других товаров. Провинциальные чиновники, имея личные излишки зерна, быстро обменивали продовольствие на изделия местных ремесленников — их было проще перевозить, да и принимали их при дворе более благосклонно, чем сельскохозяйственную продукцию. Естественно, при этом существенно расширились и увеличились классы ремесленников и торговцев. Никогда ранее города в Китае (если это были не императорские столицы), кажется, не имели большого значения, но эпоха Тан стала свидетельницей повсеместного роста городов, который происходил благодаря большим излишкам продовольствия в южных районах и циркуляции товаров под надзором императорского двора и чиновников.
743
«Древняя история династии Тан» [Chin Vang Shu, 84.] сообщает нам, например, что в 742 г. специальный императорский уполномоченный по делам сухопутного и водного транспорта приказал, «чтобы фуражное зерно в общественных зернохранилищах префектур и округов было продано за товары для развлечений». Цит. по Pulleyblank, Background of the Rebellion, p.36.
Распространение денежной экономики сопровождалось ростом провинциальных городов. Хотя монеты в Китае были известны много столетий, денежное обращение нашло широкое применение только после того, как стало очевидным удобство выражения доходов в виде стандартной и легко перемещаемой меры стоимости. Согласно официальным данным, например, в 749 г. только 3,9% всего дохода правительства составляли наличные деньги, а в 1065 г. — 51,6% дохода, который значительно увеличился [744] .
744
Edward A. Kracke, Civil Service in Early Sung China, 960-1067 (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1953), p. 13.
Возможность перевозить товары на большие расстояния и денежная экономика, конечно, способствовали развитию региональной специализации в зависимости от распределения сырья и уровня квалификации ремесленников. Торговцы нашли себе новую сферу применения как посредники между императорским двором и реальными производителями товаров, вовремя дополнив официальный товарооборот обширной сетью торговых структур [745] . Частичный распад централизованного управления в поздний период правления династии Тан еще более расширил возможности для частного предпринимательства. Создание провинциальных столиц крупными военачальниками в этот период ускорило рост провинциальных городов, которые вскоре стали сравнимы с имперскими столицами.
745
О развитии торговли и городов см. работы: Stefan Balasz, «Beitrage zur Wirtschaftsgeschichte der Tang Zeit», Mitteilungen des Seminars fur orientalische Sprachen zu Berlin, XXXIV (1931), 21-25; XXXV (1932), 37-73. Роль буддийских монастырей в развитии денежной экономики и неофициальной торговли была очень важна. Эти учреждения сосредоточивали весьма значительные богатства, собранные за счет пожертвований и подношений, и воспроизводили в уменьшенном масштабе деятельность самого императорского двора, приобретая роскошные предметы для культовых церемоний (да и для использования монахами в быту) везде, где можно. Ростовщичество также стало важной частью деятельности монастырей. См. Mitteilungen des Seminars fur orientalische Sprachen zu Berlin, XXV (1932), 15-21; Jacques Gernet, Les Aspects economiques du Bouddhisme dans la societe chinoise du Vе au Xе siecle (Saigon: Ecole Franchise d'Extreme-Orient, 1956), pp. 149-84.
Буддизм, конечно, попал в Китай через торговые города оазисов Средней Азии. Следовательно, коммерческая и финансовая активность буддийских монастырей в некотором смысле представляла собой просто перенос на китайскую почву модели того экономического обмена, который давно был известен в Западной Евразии. При этом, естественно, происходило последующее приспособление этой модели к особенностям существовавшей в Китае системы. Обратите внимание, как буддийские художественные стили, сначала просто копируемые в их первоначальной форме, постепенно подстроились под эстетическое восприятие китайцев. Экономический вклад буддизма в китайский образ жизни, возможно, был столь же значим, как и более очевидное воздействие буддизма на китайское искусство.
Изменения отношений земельной собственности были менее ясны, но, вероятно, имели огромное значение. В ранний период правления династии Тан, вероятно, значительная часть крестьянства была независимыми землевладельцами. Особенно это наблюдалось в самых северных областях империи, где многочисленные варвары прочно обосновались в течение предшествующих столетий. Войска первых завоевателей Тан составляли главным образом крестьяне, усиленные тюркскими вспомогательными отрядами и поставленные под команду профессиональных военных. Но свободные крестьяне-ополченцы раннего периода Тан, видимо, постепенно утратили свою земельную собственность, возможно, за счет лишения должников права выкупа заложенного имущества. Во всяком случае в 737 г. император обратил свое войско в регулярную армию, в основном набираемую из варваров и находившуюся под их командованием.
Крупное восстание 755-763 гг., начатое пограничным военачальником, под чьим командованием находилась армия, состоящая из варваров, верных лишь ему лично, хорошо продемонстрировало слабость такой системы. Восстание было подавлено только после обращения за помощью к еще более диким варварам с еще более дальних окраин китайского мира. После этого императоры Тан оказались в разной степени от них зависимы. К концу правления династии Тан, когда к постоянным военным беспорядкам добавились безмерные поборы ростовщиков и владельцев земли, бедствия крестьянства привели к ряду ожесточенных восстаний (особенно в 874-883 гг.). И все же политические и военные беспорядки начала X в., кажется, не поколебали основ господства знати
746
См. Pulleyblank, Background of the Rebellion, pp.27-29, til-74; J. Gernet, Aspects economiques du Bouddhisme, pp. 126-38; S.Baksz, «Beitrage zur Wirtschaftsgeschichte der Tang Zeit». XXXIV (1931), 61-92; Denis Twitchett, «Lands under State Cultivation under the Tang», Journal of the Economic and Social History of the Orient, 11 (1959), 162-204.
К 1000 г. китайское общество достигло того, что можно назвать его формой нового времени. Вплоть до XX в. дальнейшее его развитие лишь увеличивало масштаб, но никогда не сумело изменить те основные особенности социального устройства, которые обозначились к началу II тыс. н. э. Это дало китайской цивилизации определенные преимущества по сравнению с цивилизацией Дальнего Запада, что прекрасно засвидетельствовал Марко Поло, восхищавшийся чудесами Поднебесной. В дальнейшем, однако, недостатки в китайской социальной системе позволили Европе уйти далеко вперед но сравнению с Дальним Востоком. Краткое сравнение со средневековой Европой дает возможность понять социальные ограничения в китайском обществе нового времени.
Во-первых, примерно с 1000 г. европейское сельское хозяйство стало зависеть от степени сосредоточения тягловых животных, необходимых для вспашки тяжелым плутом влажных и глинистых почв. Обильное использование животной силы требовало достаточно экстенсивного земледелия и позволяло отдельному крестьянину производить сравнительно большой сельскохозяйственный излишек. Напомним, что китайское возделывание влажных почв долины Янцзы основывалось на использовании силы человеческих мышц. Китайское сельское хозяйство поддерживало гораздо более высокую плотность населения и обеспечивало гораздо большую урожайность, чем когда-либо знала Европа. Но при этом производство отличалось более низкой производительностью, поскольку китайские крестьяне всю работу делали без использования животной силы, которая так увеличивала усилия европейского крестьянина [747] . Таким образом, европейский тип сельского хозяйства предполагал возможность (не всегда реализуемую) более высокого уровня жизни для большинства людей, поскольку разрыв между минимальным прожиточным минимумом и производством продуктов на одного человека, работающего на земле, был гораздо большим в Европе, чем в Китае [748] .
747
Различия в сельском хозяйстве Европы и Китая не были так велики в эпоху Тан, по сравнению с более поздними периодами. Рис только начинал занимать ведущее место среди зерновых культур Китая, и только разведение риса привело к тому, что интенсивное земледелие огородного типа достигло своего полного масштаба. И все же в 624 г. официальная норма для крестьянина, обрабатывающего земельный участок в Китае, была определена примерно в 12 акров, т.е. более чем вдвое меньше, чем те 30 акров, которые приходились на европейского производителя. Сохранившиеся фрагментарные данные статистики показывают, что фактические наделы не очень отличались от этой величины. См. S.Balasz, «Beitriige zur Wirtschaftsgcschichre der T'ang Zeit», XXXIV (1931), 44-52.
748
Климат был вторым и очень важным фактором различия в уровне сельскохозяйственного производства в Европе и в Китае. Распространение европейского сельского хозяйства в раннем средневековье на северо-запад включало в сферу цивилизации земли со сравнительно низкими температурами. Требование простого биологического выживания в таких областях определяло потребление большего количества продуктов питания и более сложное устройство жилья и одежды, чем это требовалось в теплом климате. Распространение китайского сельскохозяйственного производства в те же столетия шло от регионов с холодным климатом к более теплым регионам, где предельно низкие уровни потребления пищи, примитивные жилье и одежда были совместимы с возможностью выжить.
Во-вторых, сравнительно низкий уровень потребления крестьян в китайском обществе приводил к ограничению рынка продукции ремесленников высшими классами помещиков и чиновников. Важная роль правительства и придворных в организации системы обеспечения и формировании спроса на особую продукцию ремесленников подчеркивала эту тенденцию и приводила к концентрации квалифицированных ремесленников, производивших предметы роскоши, в местах, удобных для высокопоставленных лиц государства. Эта особенность контрастировала с ранним европейским ремесленным производством, придающим подчеркнуто важное значение выпуску продукции повседневного спроса, будь то шерстяная ткань, копченая сельдь или железный либо стальной инструмент и оружие [749] . Всю эту продукцию производили для рынка с гораздо более широким социальным охватом.
749
И вновь разница в географическом положении Китая и Западной Европы усиливала глубокие различия; для Китая, кажется, всегда был характерен дефицит металлов (особенно железа) в противоположность сравнительно широкого распространения железа и других металлов на западе Европы. См. Balasz, «Beitrage zur Wirtschaftsgeschichte der Tang Zeit», XXXV (1932), 23-25.
В-третьих, торговцев в Китае считали людьми с сомнительной репутацией. Конфуций ставил их на самые нижние ступени социальной лестницы наряду с солдатами и другими на практике необходимыми, но в идеале совершенно лишними профессиональными группами. Тот факт, что многие торговцы в ранние века китайской истории были иностранцами — согдийцами, персами, арабами, уйгурами, — лишь отражает и подтверждает это традиционное суждение. Кроме того, характерной чертой китайской экономики была тенденция сводить деятельность торговцев к роли подобострастно угождающих вкусам придворных, высоких чиновников и богатых помещиков, поскольку только эти социальные группы и обладали существенной покупательной способностью. В таких обстоятельствах не удивительно ни то, что правительственная политика редко принимала в расчет интересы торговцев, ни то, что процветающие торговцы инвестировали свой капитал скорее в земельную собственность, чем в производство, стремясь изменить свой социальный статус и стать помещиками. Все это затрудняло появление действительно крупных торговых капиталов и отвлекало от активной торговли с зарубежными странами [750] .
750
См. Ping-ti Ho, «Salt Merchants of Yang-chou: A Study of Commercial Capitalism in 18th Century China», Harvard Journal of Asiatic Studies, XVII (1954), 130-68.