Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
На востоке в ранний исламский период Африка также стала свидетельницей существенного распространения коммерческого предпринимательства на обширные географические области. К VIII в. арабские мореплаватели полностью вытеснили все прежние торговые перевозки вдоль Африканского побережья; и ряд поселений, даже расположенная на далеком юге Софала, быстро принял мусульманские порядки. В этих прибрежных факториях арабские торговцы в сговоре с местными племенными вождями свозили золото, рабов и слоновую кость из внутренних районов для отправки грузовых партий в различные порты Индийского океана. Все же за возможным исключением Зимбабве [780] все эти торговые операции заведомо не приводили ни к какому государственному строительству и ни к каким заметным изменениям в традиционной социальной организации народов Восточно-Африканского плоскогорья [781] .
780
Датировка больших каменных сооружений в Родезии, представляющих собой остатки нескольких городов, - это предмет споров. В работе: G.P. Murdock, Africa: Its Peoples and Their Culture Historyy pp.209-11
781
О начале проникновения цивилизации на восток Африки, см. R.Coupland, East Africa and Its Invaders (Oxford: Clarendon Press, 1938), pp. 1-41; Zoe Marsh and G.W.Kingsnorth, Introduction to the History of East Africa. (Cambridge: Cambridge University Press, 1957), pp. 1-12.
До окончания I тыс. тропические леса Экваториальной Африки и полупустыни юга континента остались почти незатронутыми прогрессом цивилизации. Конечно, говорящие на языках банту племена, которые занимались примитивным подсечно-огневым земледелием, продолжали распространять его, передвигаясь сквозь лесные пространства бассейна Конго. Племена, живущие древней охотой, уходили все далее на юг и восток, как делали это их предки из века в век. Такого же рода консерватизм преобладал и в другой большой зоне Старого Света, свободной от влияния цивилизации, — в Австралии.
В те же столетия пространства Тихого океана стали ареной одного из наиболее замечательных во всей истории человечества переселения народов. Коралловые атоллы и изолированные вулканические острова, иногда отделенные от самой близкой точки материка сотнями миль безбрежного океана, стали местом проживания людей. В ряде случаев даже на очень дальних островах возникали сообщества с достаточно сложной структурой. Такие сообщества расселялись от одной группы островов к другой за счет случайных плаваний, когда подхваченные ветром и волнами лодки со всем их содержимым уносило за сотни или даже тысячи миль. Конечно, многие команды судов состояли исключительно из мужчин и, следовательно, не могли основать развивающихся поселений, но когда на борту случались женщины, происшествие могло привести, и приводило, к возникновению нового островного сообщества. Весь процесс мало чем отличался от рассеяния семян одуванчика попутным ветром. Озадачивающее ученых разнообразие племен Микронезии и Меланезии — результат именно такого способа расселения, которое началось задолго до 600 г. Но наиболее впечатляющая, с переходами на самые дальние расстояния миграция жителей Полинезии, по-видимому, происходила главным образом в 600-1000 гг. [782]
782
Можно рискнуть сделать предположение, что создание опорных поплавков было настолько эффективным, что сделало возможными столь дальние рейсы полинезийцев. Каноэ-катамараны, должным образом снабженные продовольствием и рулем, могут переживать даже жестокий шторм и плыть или дрейфовать достаточно долго.
Жители Полинезии, вероятно, никогда не уходили в море больше чем на 200 или 300 миль, поскольку их методы навигации были слишком примитивны, чтобы предполагать успешный исход плаваний на большие расстояния. Но факт, что такое случалось, означает, что дальние плавания совершались вынуждено, когда судно терялось в океане. Случайные контакты с Америкой, так же как и с Азиатским материком, несомненно, время от времени происходили, так что жители Полинезии установили тонкий, но вполне реальный культурный контакт на всем протяжении Тихоокеанского региона. Случаи, когда путешествия имели сколько-нибудь важные последствия, были, конечно, очень редки. Только если волны выбрасывали корабль и его команду на плодородный и необитаемый остров или скитальцы выходили на берег, где местное население желало и было способно перенять что-то из культурного багажа чужестранцев, — только тогда эти путешествия могли оставить заметный след. Культурный обмен более общего характера происходил, когда каноэ из отдаленного места привозило незнакомый вид растения или животного как часть своего дорожного провианта. Неравномерное и сложное распределение культурных растений и домашних животных по тихоокеанским островам, таким образом, может служить чувствительным индикатором диапазона и характера временно возникавших контактов, которые связывали побережье и острова в прошлом, еще до того, как европейцы пришли и усложнили местную экологию, привезя много новых видов растений и животных [783] .
783
Эндрю Шарп в работе: Andrew Sharp, Ancient Voyagers in the Pacific (Wellington, N.Z.: Polynesian Society, 1956) аргументировано опровергает превратные представления о характере и районе плаваний полинезийцев, сделанные ранее. Внушительный список отчетов о рейсах со случайным дрейфом в первые десятилетия европейского присутствия в южных морях, достаточно убедительно доказывают следующую точку зрения: запланированные рейсы всегда имели относительно малую дальность, дальние путешествия, которые объясняют расселение полинезийцев, были случайными. Тур Хейердал, что интересно, один из тех, кто аргументировано опровергает выводы Шарпа в работе: Thor Heyerdahl, American Indians in the Pacific (Stockholm: Bokforlaget Forum AB, 1952). Впрочем, его собственные взгляды и предположения изменились, см. Аки-Аки (Chicago: Rand - McNally, 1958), рр.371-77.
О расселении растений и загадках, которые они ставят перед ботаниками, см. George F.Carter, «Plants across the Pacific» («Society for American Archaeology Memoirs», No.9 [1953]), pp.62-72.
В
784
В некоторых образцах поздней резьбы майя имеются следы пришлых, «мексиканских», лейтмотивов.
На еще более далеком севере ход событий менее очевиден. Мексиканское нагорье и некоторые прибрежные районы видели возвышение и падение величественных религиозных центров. Эти сооружения можно приближенно отнести к тому же периоду, что и храмовые комплексы майя. Почти наверняка мексиканские храмы были разрушены при вторжении более воинственных варварских племен с севера. По крайней мере, во время раскопок на участках, относящихся к более позднему периоду, обнаруживаются дворцы, словно бросающие вызов храмам своей монументальностью, а найденные остатки скульптур указывают на то, что на месте старой религии, уделявшей много внимания астрономии и урожайности овощей, возник новый, более кровожадный культ. В конце X в. одна из ветвей этой древнемексиканской цивилизации утвердилась на территории майя и создала крупный религиозный и политический центр в Чичен-Ица на полуострове Юкатан. В памятниках Чичен-Ица старые мотивы искусства майя сплетаются с более поздними мексиканскими, но точность и изящество резьбы по камню, а также полнота астрономических знаний и календаря уступают образцам классической культуры майя.
Хронология памятников в Перу весьма неточна. В 500-1000 гг. [785] возникает и распространяется почти по всей территории Перу культура Тиауанако, называемая так по названию крупного культового комплекса в Андах. Нельзя утверждать определенно, была эта культура свидетельством завоеваний и создания новой империи или же отражением нового религиозного движения, пришедшего на смену старой религии. По-видимому, степень воинственности все же возросла, а художественный уровень понизился по сравнению с прежним [786] .
785
Некоторые ученые оспаривают и эту хронологию.
786
Gordon R. Willey, «The Prehistoric Civilizations of Nuclear America», American Anthropologist, LVII (1955), 571-93; J. Alden Mason, The Ancient Civilizations of Peru (Harmondsworth: Penguin Books, 1957), pp.12-107; Wendell C.Bennett and Junius B.Bird, Andean Culture History (New York: American Museum of Natural History, 1949), pp.153-201; G.H.S. Bushnell, Peru (London: Thames & Hudson, 1956), pp.65-102; Walter Krickeberg, Altmexikanische Kulturen (Berlin: Safari Verlag, 1956), pp.283-487; J.Eric S.Thompson, The Rise and Fall of Maya Civilization (Norman, Okla.: University of Oklahoma Press, 1954), pp.56-118; G.C.Vaillant, The Aztecs of Mexico (Harmondsworth: Penguin Books, 1950), pp.65-82.
Как и в Старом Свете, в Мексике и Перу цивилизованные сообщества влияли на более отсталое население в пределах досягаемости. Подробности этого влияния не ясны. Однако сельскохозяйственные поселения, возникавшие более или менее прочно на одном месте, распространялись по обширной территории Северной и Южной Америки, и скромные зачатки культовых комплексов, напоминающих мексиканские, по-видимому, стали возникать к 1000 г. даже в таких отдаленных местах, как юго-восток современных Соединенных Штатов.
Параллели, которые, по-видимому, существуют между центрально- и южноамериканскими культурами, можно объяснить прямыми (морскими?) или косвенными контактами, однако сильное сходство между американскими и ранними месопотамскими цивилизациями ставит более существенные вопросы. Милитаризация и культурно-интеллектуальный упадок цивилизаций американских индейцев в 600-1000 гг. напоминает период в истории Месопотамии, начавшийся с правления Саргона Аккадского, и эта параллель становится еще более явной, если принять гипотезу о том, что «империалистическому» периоду предшествовало вторжение варваров в древние центры цивилизации.
Достаточна ли такая параллель для определения общего закона экологической периодизации в истории цивилизаций?
ГЛАВА X.
Степные завоеватели и европейский Дальний Запад в 1000-1500 гг.
А. ВВЕДЕНИЕ
Два события резко изменили равновесие сил в ойкумене в первой половине тысячелетия, начавшегося в 1000 г. Первым стало нашествие народов тюркского, монгольского и тунгусоманьчжурского происхождения из евразийских степей, достигшее своего пика в XIII в. во время завоеваний Чингисхана и его преемников. Вторым стал подъем сильной цивилизации в Западной Европе.