Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Слабость римского сельского хозяйства уравновешивалась достаточно крепкими торговлей и промышленностью. Старая схема связей, при которой области, производившие вино и растительное масло, экспортировали эти продукты, продолжала составлять становой хребет римской коммерции. Сперва Италия, а затем Испания и Галлия стали важными центрами культивирования винограда и маслин, тогда как Египет и Северная Африка специализировались на поставках зерна в столицу империи. Однако, подобно тому, как это ранее произошло в Греции, распространение оливкового земледелия на новые земли вызвало резкое падение благосостояния в более старых центрах коммерческого сельского хозяйства. В результате к концу I в. н. э. непоправимый экономический упадок, столь сильно поразивший Грецию в эллинистический период, пришел в Италию [531] . Напротив, китайская экономика эпохи династии Хань не обнаруживает существенных признаков межрегиональной специализации, так что каждая провинция имела гораздо более замкнутую, чуть ли не автаркическую, экономику, чем любая римская провинция. Это дало Китаю гораздо большую устойчивость, так как сбалансированное производство товаров, необходимое для внешней торговли, не было жизненно важным для его экономики; в то время как без отлаженного оборота налогов и товаров от края до края Средиземноморья ни римская армия, ни римская бюрократия не могли долго продержаться.
531
Ко II в. н. э. обращение экономических
Наконец, не были похожи условия в землях, лежавших за пределами двух государств. Германские и сарматские племена, нападавшие на Рим, никогда не объединяли свои силы в единую конфедерацию, подобную конфедерации сюнну; однако их многочисленность сильно затрудняла усилия Рима, направленные на их ассимиляцию. Более того, владения Парфии, примыкавшие к восточным границам Римской империи, были плотнее заселены и культурно гораздо более развиты, чем любой из соседей, с которым приходилось иметь дело Китаю. Конечно, степные соседи Китая представляли вполне реальную военную угрозу, но их успех неизменно сопровождался их постепенным включением в китайский политический организм. В случае Рима, однако, удачливым завоевателям не была суждена ассимиляция и романизация, как это позже показали франки и арабы.
Таким образом, сравнение двух великих империй, процветавших на двух окраинах ойкумены между 200 г. до н. э. и 200 г. н. э., показывает, что структура Китая была гораздо более устойчива, чем структура Рима. Дальнейшие
2. КУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ И ОБМЕН
ИСКУССТВО. Трудности перевода автоматически изолируют литературу и интеллектуальные аспекты культуры от соседей. Для преодоления этих барьеров необходимо целенаправленное усилие, так как воины и купцы, обычно выступающие первопроходцами налаживания связей между сообществами, редко сильны в книжной учености. Несколько иначе в изобразительном искусстве, где и без специальных знаний можно отдать должное новому необычному стилю в искусстве [532] . По этой причине контакты между взаимно чуждыми культурными традициями почти наверняка будут отражены скорее и заметнее в изобразительном искусстве, чем в видах искусства, связанных с языком. Смыкание евразийской ойкумены в I в. до н. э. наглядно иллюстрирует это правило: поскольку наиболее явные заимствования сделаны в области изобразительного искусства, особенно в скульптуре; тогда как следы подобного взаимодействия в литературе и философской мысли представляются гораздо менее отчетливо и часто вызывают споры.
532
Конечно, для глубокого понимания каждого отдельно взятого стиля необходимы обширные знания культурной основы, на которой этот стиль вырос, и понимание символического языка художественных произведений. Но такое знание не обязательно, чтобы восхищаться, вдохновляться и перенимать - можно указать на воздействие, оказанное африканской скульптурой на некоторых современных западных художников и скульпторов, которые практически полностью пренебрегают магическими верованиями, питавшими это искусство в его исконной среде.
Краеугольным камнем ойкумены была Бактрия, где встречались и переплетались нити эллинистического, индийского, китайского и иранского стилей цивилизации. Греческие цари правили страной до 135 г. до н. э., а некоторые их наследники продержались по индийскую сторону гор еще одно столетие. Владыки саков и кушан, последовавшие за греками, сами не добавили ничего существенного в культурное наследие этой земли; но в целях получения дохода покровительствовали торговле. Караваны в дороге между Китаем и Восточным Средиземноморьем, или в Индию и обратно, обычно могли рассчитывать на благоприятный прием в Бактрии. Таким образом, в городах и на постоялых дворах региона регулярно встречались люди, принадлежавшие к разным культурным традициям, и это превратило Бактрию между 100 г. до н. э. и 200 г. н. э. в активный культурный центр.
По обе стороны Гиндукуша были обнаружены довольно впечатляющие остатки произведений искусства. Некоторые из ранних монет Греко-Бактрийского царства, главным образом датируемые III в. до н. э., представляют собой художественно самые совершенные образцы портретной нумизматики всего эллинистического периода и предполагают наличие квалифицированных граверов, работающих в эллинистической скульптурной традиции [533] . Много скульптур, выявляющих сильное эллинистическое или римское влияние, было также найдено в Гандхаре, к югу от Гиндукуша. Некоторые исследователи считают, что сами ваятели были греками; однако в тех случаях, когда удается идентифицировать изображенного, часто оказывается, что это скульптурные портреты буддийских святых и праведников. Мало уместное использование позы Аполлона для изображения Будды редко бывало действительно удачным; но значение скульптур Гандхары далеко выходит за рамки их собственно стилистического успеха. Главное, о чем идет спор, — это дали ли эллинистические прототипы существенный творческий стимул скульптурным стилям Индии и Китая? Ответ на этот вопрос зависит от того, насколько можно разобраться с неясностями датировки: потому что, если искусство Гандхары датируется I в. до н. э., то его влияние на скульптуру Индии велико и бесспорно; однако если это феномен, порожденный кушанским царским двором II в. н. э., то от него можно отмахнуться как от второсортной мешанины уже существовавших стилей. Это вопрос, вызывающий большие споры, который невозможно закрыть, опираясь на имеющуюся информацию [534] .
533
Отметим зияющие пробелы в археологическом материале, особенно в Афганистане, где никогда не производились раскопки на территории Балха, некогда столицы Греко-Бактрийского царства. Весьма вероятно, что эти раскопки могли бы обнаружить образцы полномасштабных скульптур той же традиции.
534
Исследователи пришли по этому вопросу к диаметрально противоположным выводам, причем чувство национальной гордости только усиливает их разногласия. См. A.Foucher, UArt greco-bouddhique du Gandhara (new ed., Paris: E.Leroux, 1951); Ludwig Bachhofer, Early Indian Sculpture (2 vols.; New York: Harcourt, Brace & Co., 1929); A.K.Coomaraswamy, History of Indian and Indonesian Art (New York: E.Weyne, 1927); Benjamin Rowland, The Art and Architecture of India (London: Penguin Books, 1953); W.W.Tarn, The Greeks in Bactria and India (Cambridge: Cambridge University Press, 1951); H.Ingholt, Gandharan Art in Pakistan (New York: Pantheon Books, 1957). Разногласия этих авторов коренятся отчасти в недостаточности наших знаний о периодах саков и кушан, но главным образом, в различных оценках родства между скульптурами Гандхары и их греческими и/или римскими прототипами.
Однако идея, что индийская скульптура получила существенный творческий стимул от эллинистических моделей,
535
После II в. до н. э. в Восточном Средиземноморье стало обычным делом массовое производство скульптур и статуэток, с использованием механических методов для полномасштабного воспроизведения известных образцов и литых копий для менее значительных изделий. Торговля статуями была, естественно, главным образом сориентирована на римский рынок на Западе; но ничто не мешало предприимчивому торговцу попытать счастья и в Индии. Возможно, именно таким путем достигли Индии некоторые из обнаруженных археологами образцов искусства Средиземноморья.
В I в. н. э., когда торговля между Римом и Индией достигла пика, вдоль побережья Индии выросли, как грибы, постоянные торговые станции, заселенные купцами из Римской империи. Одна такая станция недалеко от более позднего французского торгового поселения Пондишери на юго-восточном побережье Индии, видимо, внешне походила на небольшой римский провинциальный город, включая в себя форум и храмы. Таким образом, очевидно, что уже в I в. н. э. здесь было достаточно «пакка сахибов» («настоящих господ» - имеется в виду индийское название английских колониальных чиновников.
– Прим. пер.), которые старались привезти с собой как можно больше из своего привычного образа жизни, включая небольшие образцы произведений искусства. См. R.E.M. Wheeler, «Arikamedu: An Indo-Roman Trading Station on the East Coast of India», Ancient India, II (1946), 17-124; Mortimer Wheeler, Rome beyond the Imperial Frontiers (Harmondsworth: Penguin Books, 1955), pp. 173-78.
Голова Будды (фото слева) представляет удивительно удачный образец скульптуры Гандхары, где, похоже, эффективно сливаются эллинистический и индийский стили. Дата этого портрета неизвестна, но некоторые исследователи относят ее к V в. н. э. Стоящий Будда (фото справа) датирован по надписи на нем 477 г. н. э. и представляет собой один из наиболее ранних сохранившихся примеров буддийской скульптуры из Китая. Греко-индийское влияние явно прослеживается в таких деталях, как прическа и выражение лица; но китайский либо среднеазиатский художник, изваявший эту статую, превратил то, что ранее было реалистическим изображением складок одежды в декоративный орнамент. Как гандхарский, так и китайский скульпторы стремились изобразить благосклонное божество, и тут натуралистическое, в конечном счете эллинистическое культурное наследие не имело почти никакого значения. Отсюда стилистическая трансформация и близкие параллели как по времени, так и по духу в похожем переходе от греко-римского к византийскому стилю на эгейской родине самого эллинизма.
Общий вид Большой ступы в Санчи в Индии показывает ее планировку с четырьмя витиевато украшенными входами под центральный купол, где помещены мощи Будды, придающие этому месту особую святость. Слева внизу фотография скульптурного украшения северных ворот дает представление о богатстве и сложности композиции, отчасти чисто декоративной, отчасти составленной из сцен жизни Будды. Деталь (справа внизу) литых ворот намекает на чувственность индийской жизни и религиозности, всегда противостоявшую аскетической традиции, столь заметной в литературе.
Индийский ответ не был ни слепым подражанием, ни точным воспроизведением, как это делали ранние греческие скульпторы, копируя египетские образцы. Скорее, как и в греческом случае, контакт с высокоразвитым и весьма впечатляющим чужеземным искусством помог ускорить созревание коренного стиля, в котором художественный успех зависел как раз от того, насколько художнику удалось отойти от заморского образчика. Быстрота, с которой индийский скульптурный стиль развился от первых изолированных образцов эпохи Ашоки до великолепного расцвета Большой ступы в Санчи, всего лишь два столетия спустя, похоже, подтверждает справедливость такого рассуждения. В Санчи нет явного следа эллинистического влияния: иностранный образец уже оказался успешно переработан в натуралистической форме, сохраняющей в самом общем виде связь с греческим искусством, но уже полностью отличной от него или от любой другой чужеземной художественной традиции.
Связь между эллинистическим и римским искусством и искусством Центральной Азии и Китая более ясна, поскольку археологические открытия позволяют исследователям проследить передачу художественного стиля Гандхары вдоль Великого шелкового пути в Китай. Да, конечно, самые ранние из дошедших до нас китайских скульптур, демонстрирующих влияние эллинизма, относятся к V в. н. э. Но есть веские основания полагать, что искусство Гандхары, будучи тесно связанным с буддизмом, стало проникать в Китай с первыми буддийскими миссионерами, которые добрались туда уже в I в. н. э. [536] Впрочем, буддийское искусство вначале было столь же чуждым прежней китайской культурной традиции, как и сам буддизм, и поэтому не могло быть сразу же ассимилировано. В эпоху Хань более древние китайские бронзовые орнаменты из звериных масок сменились геометрическими узорами, которые чаще всего использовали для украшения обратной стороны бронзовых зеркал. По сравнению с ними скульптурные изображения людей и животных оставались довольно грубыми. Поэтому мы можем предположить, что буддийское искусство Гандхары и Центральной Азии с его скульптурами в натуральную величину или больше, богато раскрашенными и позолоченными, произвело на китайских ценителей красоты впечатление истинного откровения [537] . Так или иначе, последующее искусство Китая было преображено, восприняв — как обычно, с только ему присущим акцентом — трансцендентализированный натурализм (а также некоторые декоративные детали) греко-индо-буддийского искусства.
536
В середине V в. н. э. правительственные гонения на буддизм включали широкое и систематическое разрушение буддийских храмов и произведений искусства. Это может объяснить тот факт, что до наших дней не дошли более ранние образцы этого искусства. O.Franke, Geschichte des chinesischen Reichesy II, 203.
537
Ср. миф, созданный позднее, чтобы объяснить появление буддизма в Китае. Он повествует, что император Мин-ди в 61 (или 65) г. н. э. увидел во сне золотого человека, и таким образом, сон его побудил послать слуг в Индию, чтобы разузнать о Будде. O.Franke, Geschichte des chinesischen Reiches, I, 407.