Восхождение

Поэт, словно пребывающий в полете:

– Прозрачный, чистый, лучезарный свет! Из всех чудес его чудесней нет. Вся в зелени, в цвету планета - жизнетворящая стихия света… Природа - таинство его, игра, и сон, и торжество, как солнце блещет из-за тучи…

Материя и дух летучий вкруг звезд несущихся планет, праформа вещества и сущность - свет, бегущий вечно во Вселенной, как мысль в полете вдохновенной, рожденной им, себе под стать, чтоб таинства свои познать.

Мы

– О, тихая природа! Милый вешний край! Ласкающий и жгучий, словно Эрос, май!

Эдем! Эдем! И красота! Все здесь. Но смерть, повсюду нищета и днесь, и в войнах сотрясается планета из века в век, как жизни скорбной мета.

Лишь свет все вновь творит весной, а вкупе с ним мастеровой, и красота, сияние всего живого, восходит в мире вешнем снова на острие луча.

Но человек, рожденный для познанья природы света, тайны мирозданья, в зените озарений гаснет, как свеча.

В сиянии света проносится Земля.

Постигший тайну света, Аристей из света воссоздал людей, бессмертных, словно боги…

Здесь таинство природы и искусства, поэзии пленительные чувства, - но мир убогий у вечности, у высшей красоты не принял взлетов мысли и мечты.

О, свет бессмертный! Феб в венке из лавра! Зачем вся роскошь дара и высших вдохновений, если Рок и человечеству все множит бремя впрок, и все живое безвозвратно канет на островке в безбрежнем океане?!

Высоко в горах. Спутники Аристея Навротского; Аристей; феи.

Один из спутников смотрит вниз:

– Здесь спуск к реке опасен. Скоро ночь. Долина в сумерках уже сокрылась.

– Пологий склон я вижу впереди! – восклицает второй.

– Ну, до него еще три дня пути. А где Навротский, странный наш ученый?

Третий смеется:

– Ученый? Нет, художник несравненный.

– Рисует, без сомненья, он прекрасно. Детина, рад природе, как ребенок; без сил то падает, то вновь бежит, каменья драгоценные все ищет.

Третий:

– И с радостью великою находит.

Второй, показывая руками:

– И самородок с яблоко нашел.

– Совсем, как яблоко, на загляденье!

Один из спутников с удовлетворением:

– Да с ним мы, братцы, станем богачи.

Второй впадает в сомнения:

– Но у него другое на уме. Он ищет, говорил, ворота в небо.

– Ворота в небо? Это что за чудо?

Третий, весьма осведомленный:

– Столбы на гребне синих гор вдали - природные или остатки храма? Я тоже видел их из наших мест, где рос и Аристей ребенком малым. А мать его учительницей в школе у нас в селе была. Но мне у ней, как жаль, учиться не пришлось.

Один из спутников:

– А что?

Третий с восхищением и с грустью:

– Красивей женщины не видел я. Из ангелов, сошедших к нам на Землю, казалось мне, добру учить нас, грешных. В реке бедняжка в бурю утонула. И Аристея бабушка взяла к себе в Россию, где подрос в детину, а все живет в мечтах своих о детстве, о свете на заре за горизонтом - и там то самое - ворота в небо.

Один из спутников, оглядываясь с нетерпением:

– Нет, где же он? Эй, Аристей! Лишь эхо мне вторит отовсюду «Аристей!»

Третий:

– Все ищет место, где бывал он в детстве.

– Да здесь на сотни, сотни верст пустыня средь неприступных гор, и поселений от века не бывало, может быть.

– Но веет миром тихая долина, как там, где люди жили, иль живут, что помнят лес, уже не дикий, воды, в движеньи быстром уносясь, как мысли, и грезы, и глубокие желанья.

Аристей на возвышении, один:

– В горах я далеко от всех дорог и царств, рожденных в войнах и погибших все в тех же войнах; здесь же благодать, от века мирная природа светит покоем и величием раздумий, все кажется, о тайне мирозданья, что с детства и меня влечет, как помню, с тех пор, как мать взглянула мне в глаза доверчиво и строго, с тайной лаской - мне в наказанье, тут же сняв вину, мне отдала всю душу феи в дар, чтоб смертной женщиной уйти из жизни, утратив милый образ и бессмертье.
– Сбегает вниз.
– Не верю я, чтоб красота такая исчезла без следа, она жива!

Но где? Безмолвна, словно бы во сне, она покоится - цветком ли? Светом, что озаряет тихую долину, как зов таинственный иль вещий знак.

Слышны голоса, явно женские или детские. Аристей озирается с теми же раздумьями:

– Лужайка у ключа и лес по склону, как странно, будто я бывал здесь прежде, когда во сне унесся в некий край, что позже я назвал страною фей и где провел пленительные годы, чтобы найтись на дальнем берегу на третий день спокойно спящим в роще.

Я болен был и в ужасе метался от страха смерти; что со мной случилось, я помнил смутно, в роще над водою проснувшись весел и совсем здоров.

Что если я забрел в места, где феи поныне обитают в самом деле? Чьи это голоса? Синичек, что ли?

В вышине мелькают некие световые образования, то феи гор, вод и цветов.

Фея гор, спускаясь ниже:

– Насторожившись, слушает он нас.

Фея вод рассудительно:

– Когда ему понятен наш язык, из света звон серебряный, беззвучный, так, значит, здесь недаром он явился, и посланы к нему мы, это точно!

Фея цветов, проступающая, как девушка в венке:

– Его прозванье Эхо повторяет, знакомое уж очень: Аристей! Поведаем посланье без затей.