Воскресенье. Книга вторая
Шрифт:
– Как раз в Ленинграде и кроится ответ на ваш вопрос, товарищ участковый. Почему ее дом был под такой усиленной охраной, и что же там произошло, – сказал Золотов, приподнимаясь на ноги. – Давайте прервемся. Нам всем не помешает сон. Отложим разговоры на вечер.
– Василий Степанович, мне нужно в город, – тихо сказала Женя.
– Это исключено.
– Женя, тебя же ищут, – испуганно сказала Нина, округлив
– Да, но мой отец должен приехать сегодня.
– Тогда мы идем с вами, – потягиваясь и закуривая очередную сигарету, сообщил Золотов, – сопровождаем каждый ваш шаг. Я и капитан Сухов.
– Олег, – взяла за руку задумавшегося парня Женя, – с тобой все хорошо?
– Да, – отчужденно ответил Олег, не сводя глаз с сундучка с письмами, – все в порядке. Выходим сейчас?
– Так, сон, потом выходим, – хлопнула по столу Ангелина, закрывая сундучок на замок, – да, товарищ следователь?
– Как скажете, – улыбнувшись, развел руками Золотов.
– Подождите, у меня вопрос, – неожиданно подала голос Нина, – мписки Сони Ройзман – это и есть то, за что могли преследовать Елену Павловну?
– Списки не нашли, ни тогда, ни сейчас, – ответила Ангелина, устало взглянув на девушку, – поэтому нет, не совсем. Все, всем спать, нас ждет тяжелый день.
Компания поднялась из–за стола и направилась во вторую часть финского дома.
Лишь Олег Сухов продолжал сидеть за столом, задумчиво разглядывая закрытый сундучок с письмами.
***
Она тихо шла по пыльной дороге и думала о том, что ее жизнь разбилась на две неотделимые части. До приезда в Береговой Женя Круглова была солдатом своей родины, несокрушимым оловянным солдатиком Советского государства. Она была готова не на словах, а на самом деле отдать жизнь, часть себя на благо процветания своей страны.
Письма с войны разрушили ее идиллию. Приблизило понимание смертности, наступило отчуждение от той картины, которую она всегда себе представляла. Карьера, семья, заслуженный отдых. Она не могла подумать, представить, что ей придется убивать, чтобы защитить свою жизнь и жизнь близких. Как убивала Лена в осажденной врагом Риге. В то пасмурное утро 41-го.
***
Женя открыла калитку и вошла во двор, только тогда заметив желтый «Жигули» начальника управления, припаркованный недалеко от дома. Она знала, что Сухов и Василий Степанович
– Ну, это самое, куда же вы, Евгения Марковна? – Весело сказал он, утирая пот с лысины. – Погодка нынче, шепчет.
– А вы не боитесь, что я на вас заявление напишу? – Злобно сжав зубы, спросила Женя, остановившись у самой калитки.
– Тогда я убью твоего отца. Пристрелю и скажу, что в попытке выяснить отношения ты грохнула своего папашу, и пистолет подброшу, – сказал Давыдов, пожав плечами, – идите в дом, Евгения Марковна, не совершайте глупостей.
– У меня есть свидетели того, что вы в меня стреляли, – не двигалась с места девушка, невольно оглядываясь к кустам, за которыми находились ее мужчины.
– Они подождут, охранники. Свидетели твои ломаного гроша не стоят. Зэчка да ее хахаль, с которым у них любовь была когда–то. И еще это, Сухов, мать его, – махнул рукой мужчина, – это же сплошная антисоветчина. Штамп ставить негде.
– Подожди, как зэчка? – Нахмурившись, спросила Круглова.
– А так. Сидела она и довольно долго, – объяснил Давыдов, – давай в дом, мы тебя ждем. И не дури, – постучал он по кобуре на поясе.
Оглянувшись, Женя тяжело вздохнула и вошла в дом.
***
Отец сидел на табуретке за столом, аккуратно устроив велюровую шляпу рядом с Жениным головным убором. Он заметно похудел с их последнего разговора, да и сейчас заметно нервничал, то и дело, вытирая руки белым платочком из нагрудного кармана светло–серого пиджака.
–Здравствуй, папа.
– Женя! – Вскочил отец и обнял дочь. – Переживал, уж думал приехал, а никто не встречает. Вот, спасибо, товарищ полковник приехал, забрал, привез. Ну, нельзя же так, отец прибыл за столько километров, а ты…
– Папа, я очень устала, ты чай будешь?– Раздраженно спросила Женя, поднимая голову.
– Да, очень хотелось бы, – строго сказал отец, снимая пиджак и вешая его на крючок у входа, – мне Вячеслав Анатольевич все рассказал, что ты адаптировалась, служишь хорошо. Мы с мамой тобой очень гордимся. – Присел на табурет отец, взглянув на улицу сквозь бежевые занавески.
Конец ознакомительного фрагмента.