Воскрешение на Ресуррекшн-роу
Шрифт:
— Да, — согласился Питт. — Бьюсь об заклад, что не мог, да и не хотел. Но, видите ли, мы не нашли эти деньги ни на трупе Джонса, ни в его магазине на Ресуррекшн-роу, ни у него дома — и их не клали в банк.
— Что вы хотите сказать? Он их потратил?
— Сомневаюсь. Сколько там было? Но только вам лучше говорить правду. Одно слово лжи, и я арестую вас как соучастницу в убийстве. Вам известно, что это означает, — веревку.
— Пять тысяч фунтов! — выпалила она. — Пять тысяч, клянусь, это чистая правда!
— Когда?
— Двенадцатого января, в середине дня. Он был здесь. Потом отправился прямо на Ресуррекшн-роу.
— И был убит Сент-Джермином, который взял обратно пять тысяч фунтов. Думаю, если я наведу справки в его банке, а теперь, когда я получил от вас информацию, это легко сделать, — то выясню, что пять тысяч фунтов, или около того, были положены в банк. И это будет неоспоримым доказательством, что его светлость убил Годольфина Джонса. Благодарю вас, миссис Филп. И если вам не хочется танцевать на конце веревки вместе с ним, приготовьтесь прийти в суд и рассказать все это под присягой.
— А если я это сделаю, какое обвинение против меня вы выдвинете?
— Только не обвинение в убийстве, миссис Фили. А если вам повезет, то вас не обвинят и в том, что вы содержите дом терпимости. Выступите свидетелем обвинения и, быть может, мы готовы будем посмотреть на это сквозь пальцы.
— Вы обещаете?
— Нет, я не могу ничего обещать. Но гарантирую, что вас не обвинят в убийстве. Насколько мне известно, нет никаких доказательств, что вы что-то знали об этом.
— Я не знала! Бог мне в том судья!
— Я предоставлю это Богу, как вы и предлагаете. До свидания, миссис Филп.
Повернувшись, Питт вышел из комнаты. Горничная открыла ему парадную дверь и выпустила на улицу. Снег перестал идти, светило водянистое, голубовато-белое солнце.
Затем Питт отправился в Гэдстоун-парк и нанес визит не Сент-Джермину, а тетушке Веспасии. Теперь ему нужна была только последняя улика — справка из банка Сент-Джермина, что деньги находятся там. Или же мог потребоваться ордер на обыск его дома. Правда, вряд ли он хранил в домашнем сейфе такую сумму наличными. Это больше, чем многие люди могут заработать за десять лет, больше, чем хороший дворецкий скопит за всю жизнь.
Сент-Джермину нужно было взять деньги в банке, прежде чем заплатить шантажисту, — или продать какую-то собственность. И то и другое можно проследить. Как сказала миссис Филп, он не мог немедленно раздобыть такую сумму наличными и, конечно, не стал бы занимать.
Однако прежде чем закончить дело, Питт хотел узнать у Веспасии точную дату обсуждения билля в парламенте. Если будет возможность отложить развязку до того дня, он подождет.
Леди Камминг-Гульд приняла его без своего обычного едкого юмора.
— Добрый день, Томас, — сказала она. — Полагаю, вы пришли по делу, а не на ленч?
— Да, мэм. Простите, что явился в такое неудобное время.
Она отмахнулась от его слов, сделав легкий
— Итак, о чем вы хотите спросить на этот раз?
— Когда будет представлен в парламенте билль Сент-Джермина?
Веспасия долго смотрела в огонь. Затем медленно повернулась к Питту. В ее ясных глазах была усталость.
— Почему вы хотите это узнать?
— Полагаю, вам уже известен ответ на этот вопрос, мэм, — тихо ответил он. — Я не могу позволить ему выйти сухим из воды.
Она слегка пожала плечами.
— Полагаю, что так. Но не можете ли вы подождать хотя бы до тех пор, пока не прояснится вопрос с биллем? К завтрашнему вечеру все будет кончено.
— Вот почему я и пришел сюда спросить вас об этом.
— Вы можете отложить арест?
— Да, на такой срок могу.
— Благодарю вас.
Томас не стал объяснять, что делает это, так как верит в билль и беспокоится о нем не меньше, чем она или Карлайл, вероятно, больше, чем сам Сент-Джермин. Впрочем, Веспасия это знала.
Питт не стал у нее задерживаться. Она не будет ничего предпринимать и связываться с Сент-Джермином — в этом он был уверен.
Томас вернулся в полицейский участок и получил два ордера: один — на обыск в доме Сент-Джермина, второй — для банка. Питт ухитрился сделать это так поздно, что ими уже невозможно было воспользоваться в тот же день. К пяти часам он уже был дома и, греясь у огня, ел горячие пышки и играл с Джемаймой.
Утром Питт поздно вышел из дома и действовал не спеша. Был уже вечер, когда он, к своему полному удовлетворению, собрал все улики и получил ордер на арест Сент-Джермина.
Взяв всего одного констебля, Томас отправился в парламент и стал ждать, пока в палате лордов закончится голосование и их светлости разойдутся.
Первой он увидел Веспасию, с высоко поднятой головой, в жемчужно-сером платье. Он понял по ее напряженному виду, скованной походке и немигающему взгляду, что билль провалился. Нечего было и надеяться: здравый смысл должен был подсказать Томасу, что для такого законопроекта еще не наступило время. И тем не менее разочарование было сильным, словно осязаемая боль.
Конечно, они продолжат борьбу и со временем, лет через пять-десять, победят. Но ему хотелось, чтобы это случилось сейчас: ведь через десять лет нынешних детишек будет уже поздно спасать.
За спиной у Веспасии маячил Карлайл. Словно ощутив печаль Питта, он повернулся и встретился с ним взглядом. Даже в минуту поражения Сомерсет не утратил горькой иронии, сквозившей в легкой улыбке. Знал ли он, как и Веспасия, для чего пришел Питт?
Инспектор двинулся к ним, пробираясь сквозь толпу. Краем глаза он видел, как констебль заходит с другой стороны. За Веспасией и Карлайлом показался Сент-Джермин. По нему было не заметно, чтобы он сильно расстроился. Он славно сражался, и все это запомнят. Очевидно, только это и имело для него значение.