Воскресное утро

Алексеев Михаил Николаевич

"Дом восходящего солнца», — прошептала Лена, и они продолжили совместное погружение в наслаждение.

В стороне, скрытые темнотой стояли и смотрели на молодежь оба замполита полков и проверяющий из политотдела Воздушной армии. Они тоже поздравляли именинницу. Хотя проверяющему категорически не нравилось происходящее. Причем буквально все. И короткие юбки официанток, иногда заменяемые штанами со странным названием «джинсы». И вот эти вот примитивные танцы, и иностранная музыка и вообще, как он считал, эти легкомысленные девицы разлагающе действовали на сталинских соколов. Да еще форма с погонами раздражала его так, что он едва сдерживался. А тут слухи стали до него доходить, что холостые летчики реактивных МиГов стали пропадать у палаток официанток 161 полка. Да

и не только холостые. Произошел как бы обмен между полками женским составом. Все это давало повод сомневаться в верности социалистическим идеалам и коммунистической морали. Поэтому, даже наличие и соответствие планов политической подготовки, проведение полит. занятий и полит. информаций с личным составом всех подразделений, ведущихся в полках, не успокаивали его. Все это он высказал обоим замполитам полков. И если замполит 161 полка отмолчался, то подполковник Киян ответил в том ключе, что главным показателем политической зрелости личного состава является исполнение воинского долга. А вот как раз с этим у летчиков этих двух полков было все нормально — эти два полка были лучшими во всей 1 Воздушной Армии. Кроме того, он напомнил проверяющему об особом статусе всего их корпуса, который всего лишь придан их Армии и является корпусом РГК. А что касается странностей — как-то их формы, одежды, музыки и так далее — то с этим вопросом лучше всего обратиться напрямую к товарищу Сталину. Потому как именно он как Верховный Главнокомандующий определяет им задачи. Проверяющий, решив про себя, что завтра же напишет докладную на имя начальника ГлавПура, скрипнул зубами и, не попрощавшись, ушел.

«Зря ты так! — сказал замполит 161 полка — Отмолчался бы и все. Он злопамятный. Я его знаю. Будет кляузы писать».

"Пусть пишет. Не там он ищет врагов», — ответил Киян.

2 июля 1941 года. Берлин. Рейхсканцелярия

Сегодня Гитлер принимал Канариса и Гейдриха. К каждому из них у него были вопросы. В том числе, заданные им еще до войны с СССР. И сегодня он надеялся получить на эти вопросы ответы.

Кивнув на приветствие вошедших он, молча и вопросительно, смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого.

Начальник Абвера адмирал Канарис вынул из папки и положил на стол пачку фотографий.

— Что это? — обратился Фюрер к адмиралу.

— Мой Фюрер! Это снимки тех русских самолетов, которые нанесли поражение люфтваффе в Белоруссии.

Гитлер подошел и, взяв в руки, начал перебирать снимки. В основном снимки были сделаны издалека, и на них трудно было что-либо разобрать, кроме того, что у этих самолетов были стреловидные крылья и такой же стреловидный большой хвост. Наиболее интересными были снимки, сделанные в ракурсе снизу взлетающего или садящегося самолета с выпущенными шасси. Действительно, ничего подобного Гитлеру видеть еще не приходилось, хотя он знал, что его конструктора плотно занимались реактивными, а это был, несомненно, реактивный, самолетами.

— Откуда такие снимки? — продолжая рассматривать их, задал он вопрос Канарису.

— Агенты установили местоположение и смогли пробраться в район аэродрома. Это снимок заходящего на посадку самолета. Снимок сделан из лесного массива на расстоянии приблизительно 3 километра от аэродрома, — ответил тот.

— Так значит туда можно пробраться и попытаться сбить его. Нам крайне необходим образец такой техники, — повернувшись к Канарису, воскликнул Гитлер.

— Мой фюрер! Практически невозможно. Вся территория, прилегающая к аэродрому, плотно охраняется войсками НКВД. Ими для охраны используются местные жители. За информацию о любом постороннем в этом районе им обещана серьезная денежная премия. Несколько групп отправленных в этот район, по-видимому, погибли — они пропустили контрольное время связи.

— А эти снимки как оказались у вас?

— Благодаря военной хитрости и самоотверженности командира второй группы. Он и его группа стали невольными свидетелями ликвидации первой силами подразделения НКВД. Именно сопротивление и смерть камрадов из первой группы позволили второй избежать ловушки и уйти. В дальнейшем, вторая группа проникла в закрытую зону в другом месте и сумела сделать эти снимки. После чего, приняла бой с солдатами НКВД и погибла. Негативы они успели переправить одному из членов группы, оставленному в скрытом месте, с помощью местного мальчишки, мать которого была в этот момент в заложниках. Его нквдшники тщательно не проверяли, поэтому снимки сейчас у нас. Свидетели ликвидированы.

— Благодарю Вас адмирал! Но нужно искать варианты заполучить хоть что-то более существенное, нежели фотографии. Все что угодно! Самолет! Его части! Летчик! Техник! Инженер! Любой соприкасавшийся с этой техникой! Любой!

— У Вас есть что Гейдрих?

— Так точно мой Фюрер! — и Гейдрих тоже выложил на стол несколько фото.

Гитлер взял их в руки и принялся рассматривать. Гейдрих встал справа от него в готовности давать пояснения.

— Это аппаратная машина их локатора в Минске. Вот характерная антенна. Она вращается беспрерывно. Снимок нечеткий. Близко агенту подойти не удалось — все подступы находятся под контролем солдат НКВД. Эти снимки агент смог сделать, переодевшись старухой. А вот это — их пусковые установки.

— Так тут ничего практически не видно!

— Пусковые установки накрыты масксетями, которые снимаются только при пуске ракет. Это удалось выяснить агенту у людей, видевших стрельбу этих установок по нашим самолетам во время попытки бомбардировки Минска.

— То есть, чтобы нам увидеть снимок пусковой установки — нам нужно организовать подобный налет?

— По-видимому, мой Фюрер! Другим способом увидеть их в действии не представляется возможным.

— В таком случае эти снимки будут самыми дорогими в мире, и соперничать в цене с шедеврами средневековых художников. Каждый из них. Примерно столько будут стоить несколько сотен наших самолетов, — угрюмо пошутил Гитлер.

— Наши агенты в России, — продолжил Гейдрих, — пока не могут ничего внятного сказать по поводу реактивных самолетов, автожиров и ракет. Им ничего неизвестно о разработке этого оружия до войны. Не занимались серьезно русские этим. Они как будто вывалились откуда-то. Попытки что-либо разузнать по этой теме привели к провалу двух агентов. НКВД отслеживает интерес к этому вопросу. Но мы продолжаем работать в этом направлении.

— Хорошо. Снимки я отдам конструкторам. Может хоть чем-то они им помогут, — сказал Гитлер, собирая снимки со стола.

— Что-нибудь по «Барбароссе» удалось выяснить? А то чем дальше идет война — тем больше я укрепляюсь во мнении, что кто-то из русских генералов стоял у меня за спиной, когда я его читал. Или их Ген. Штаб участвовал в его разработке. Они как будто знают его не хуже нас, — вопросительно глядя, обратился Гитлер к Гейдриху.

— Так точно мой Фюрер! Нами был разоблачен большевистский агент — садовник полковника Генерального Штаба, участвующего в подготовке плана. Садовник сознался во всем. Он шантажировал полковника некой информацией из прошлого. И отправлял шифровки русским через резидента в Швеции. К сожалению, полковника живым взять не удалось — он застрелился.

Гейдрих врал. Но его ложь была не экспромт, она была хорошо подготовленной. Его аналитики пришли точно к такому же заключению, которое озвучил Фюрер. Русские как будто на столе перед собой имели второй экземпляр плана — настолько точными были их действия и знание последующих шагов немецкого командования. Его служба вывернула всех и вся наизнанку, но не нашла канала утечки. Но что-то Фюреру отвечать было нужно, значит, нужен был виновный. И если «крота» не нашли — его нужно было придумать. Так родилась идея «крот полковник-садовник». Полковника пришлось убить, инсценировав самоубийство при попытке ареста. Садовник был подвергнут допросам высшей степени и сейчас был, по сути, куском мяса, но еще имеющим возможность говорить и готовым признаться во всем, вплоть до того, что это он почти 2000 лет назад распял Христа. Но сейчас после доклада Гитлеру — его можно было освободить от мук. Вместе с жизнью. По крайней мере, смерть он встретит как счастье.