Воскресное утро
Шрифт:
— Он успел один расчет флаков снести, прежде чем его…, - проронил рослый десантник, — второй расчет погранец завалил. Вон он, — и он кивнул в сторону другой группы без головных уборов, стоявшей метрах в 50 — и два расчета — «снайпера сделали».
Сзади зарычало, и зашумела вода — через реку перебиралась БМП разведбата.
— Где лейтенант Борисов? — требовательно окликнул бойцов крепкий подполковник, сидящий верхом на броне. Через минуту подбежал лейтенант Борисов.
— Командир 907 разведбата подполковник Акимов. Доложите о потерях и наличии личного состава, — потребовал подполковник, пожав лейтенанту руку.
— Убитых 36, раненых 66, в строю — 195 человек и 2 танка БТ -7.
— Неплохо. Я думал, будет хуже.
— Если б не Ваш батальон, товарищ подполковник — закатали бы нас тут немцы в асфальт.
— Если бы у бабушки были бы…, она была бы дедушкой. Если б нас здесь не было бы — вам был бы приказ сваливать отсюда по-быстрому. А так…
— А на марше Вы их не могли, товарищ подполковник?
— Не могли. Запереть их на дороге — нельзя.
— Никак нет!
— Выполняй!
А краснофлотец Шупейкин ходил среди бойцов и техники батальона, пришедшего им на помощь, и удивлялся. Оружие странное — короткие карабины с большими магазинами, связанными по два изолентой. Каски — обычные, нового образца. На каждом солдате жилеты-безрукавки. Подошел, спросил — сказали бронежилет. Пожал плечами. На груди у каждого непонятная конструкция из брезента с множеством карманов под магазины. Снова спросил — сказали лифчик. Вообще непонятно. Но подумав, понял — удобно. Но самое удивительное — у всех были погоны. И командиров их называли «офицерами», а бойцов — «солдатами». Причем штабные «офицеры», без бронежилетов, лифчиков и касок — были практически классическими офицерами. Только что погоны не золотые. Техника — вообще странная. В каждую по отделению пехоты входит. Говорят, даже плавает. Посмотрел внутри — удобно и крыша над головой. Зимой сказали тепло. Башенки маленькие, но стволы будь здоров! Сам видел, как они рвали немцев. Посмотрел и их «легкие» танки — плавающие. Пушка совсем не от легкого танка. И башня тоже маленькая. Как они там в них управляются? Лейтенант-танкист оказывается, кого-то из них знает — какие-то солдаты с ним обнимались и один из них говорил слова, которые Володька даже запомнить не смог. Но по всему было видно — рады они встрече. Чего ж не радоваться? У танкистов за три боя 2 танка уцелело из 10 и 5 экипажей. Остальные сгорели.
Через полчаса остатки сборного батальона были построены и распределены по «Ганомагам». До посадки в БТР — перед строем роты появился особист. Приказал всем забыть все, что они тут видели и уж точно никому ничего не рассказывать, иначе… Тут он попытался потрясти кулаком, но раненая рука ему этого не позволила. Он только застонал и сморщился от боли. После этого при помощи ротного он организовал подписку о неразглашении на бланках, предусмотрительно захваченных им еще на базе Флотилии. Там был описан стандартный набор кар и всего прочего, если кто-то не сможет сдержать обещание.
Раненые были отнесены в укрытие, с ними оставили легкораненых. Их особист не остался и поехал вместе с ротой. Это можно было принять как его страх перед своим командованием, если бы Шупейкин сам не видел, что и в рукопашном бою, и в этом, он не прятался за спины и воевал как все. Владимир в глубине души зауважал его. После расстрела двух наиболее упертых водителей нацистов, с остальными удалось быстро договориться, и они укомплектовались водителями. Доверять им не доверяли, но решили использовать. Рядом с каждым посадили по толковому и шустрому бойцу. Впереди колонны стали оставшиеся две БТшки лейтенанта Смирнова. После доклада командиров подразделений подполковнику Акимову — колонна, вытянувшись длинной змеей, тронулась и начала вползать в лес. Впереди был 30 километровый марш по лесной дороге и переправа через речку, подобной той, на берегах которой только что гремел бой. Шупейкин и его товарищи по роте еще не знали, что это будет их последняя операция в рядах морской пехоты.
11 июля 1941 года. Житковичи. Штаб 3 ТГр
Генерал-полковник Гудериан нервничал. Русские танки, ведомые «монстрами» как их прозвали те, кто их видел — приближались. Все, что смог Гудериан сделать — это всего лишь замедлить их темп. Мосты, восточнее и севернее Копцевичей, его саперы взорвали. Но выиграли на этом всего лишь два часа — речка была небольшая и русские смогли быстро организовать переправу. Минные поля ликвидировались тралами. Попытка остановить русских крупнокалиберной артиллерией тоже не удалась — авиаразведка русских работала безупречно — немецкие батареи в засадах обходились с флангов и уничтожались. Сейчас русские были уже менее чем в 5 километрах восточнее Житковичей. Они буквально разрезали всю вторую танковую группу на всю глубину. А тут еще, что-то непонятное творилось с подразделениями, посланными за сбитым русским самолетом. Гудериан имел все основания считать, что захваченный его Группой самолет смягчит гнев Фюрера за неудачу в наступлении. Командир первой прибывшей к месту падения самолета группы доложил, что, несмотря на серьезное противодействие русской авиации и понесенные потери, его подразделение дошло до цели, и он видит самолет. Минутами позже он сообщил, что самолет обороняет до двух взводов русской пехоты. Гудериан не видел в этом угрозы — даже ослабленный разведывательный батальон вермахта, несомненно, справится с двумя взводами русской пехоты. Однако больше командир разведбата на связь не выходил.
Примерно через 30–40 минут последовал доклад командира мотопехотного батальона усиленного танковой ротой и дивизионом МЗА о том, что они ВИДЯТ САМОЛЕТ и ведут бой против танковой роты(!) и двух(!) рот пехоты русских. И разгром противника — вопрос 10–15 минут. Уже горит половина русских танков. Русские в этом районе размножались как тараканы! И этот командир пропал так же внезапно, как и первый. Всю эту информацию передали командиру батальона охраны, идущему от Житковичей. Он вышел на связь через 40 минут и доложил, что вступил в бой с русской пехотой до батальона(!) и 5 танками на восточном берегу озера у брода через речушку. И через полчаса он сможет доложить об успешном окончании боя и его разведка обследует северный берег озера. Самолет наверняка там — деться ему отсюда некуда. Когда и этот командир исчез из эфира — на душе Гейнца стало тревожно. Что-то было не так с этим самолетом. Немцы должны были выиграть в каждом бою при таком соотношении сил. Так было всегда и везде. Такими силами — передовыми отрядами — в Европе брались иногда города. А тут рота за ротой, батальон за батальоном исчезают солдаты и техника вермахта на берегу этого проклятого озера в этой Богом забытой стране! Не успевая даже сообщить по рации о том, что происходит. Чертовщина какая-то!
Прошло уже 2 часа, а он все ждал, что сообщений с берегов этого чертова озера. Иначе… кому-то придется отвечать и за самолет и за прорыв русских. И он прекрасно понимал, что вряд ли это будет кто-либо из Берлина. Крайним получается именно он.
— Герр генерал-полковник! — без стука вошел и обратился его адъютант, — русские уже на окраине Житковичей. Ваш бронетранспортер и охрана готовы к выезду.
— Да-да, — задумчиво ответил Гудериан, поднялся со стула и не торопясь пошел к выходу.
Штабной БТР под небольшой охраной из взвода танков выехал из старинного особняка на западной окраине города и проселочными дорогами двинулся к дороге Житковичи — Лунинец. Где-то позади вытягивался на дорогу вслед за ними тяжелый зенитный дивизион, штаб и узел связи группы. Примерно в двадцати километрах западнее Житковичей три танка охраны и его БТР преодолели автомобильный мост, когда под задними машинами его охраны он взлетел на воздух, отрезая от него всю оставшуюся колонну. В ту же секунду откуда-то справа в упор ударили пушки замаскированных танков и сразу загорелись все три впереди идущих «тройки». Пулеметчик его БТРа, что-то заметил и, развернув пулемет, хлестнул очередью по чему-то видимому ему. Мотор БТР взвыл на высоких оборотах, и он рванулся через кювет, объезжая горящие танки слева и прикрываясь ими в надежде уйти. Но уже оседал на пол пулеметчик, задирая ствол МГ в небо хватающимися за него, как за жизнь, руками. С головы его свалилась каска и, прокатившись по полу боевого отделения, ткнулась в носки сапог Гудериана. Он помедлил, вздохнул и, наклонившись, поднял ее, одел, затянул ремешок под подбородком и, хватаясь за дергающиеся в бешеной скачке бронированные борта машины, согнувшись, пошел к пулемету. Дойдя до него и схватившись за приклад, помедлил, еще раз вздохнул, улыбнулся чему-то и выпрямился во весь рост. Все так же улыбаясь, он выпустил длинную очередь в сторону перебегавших чужих солдат и, получив свою пулю, упал на пулеметчика. И уже не увидел, как в БТР ловко запрыгнули два солдата в голубых беретах, быстро собрали и просмотрели документы, помедлив над его телом. Он не увидел как сзади русские и бывшие немецкие БТР из засады расстреливают его солдат. Как мимо его горящих панцеров пронеслись несколько невысоких танков с длинными пушками и, переплыв маленькую речку, присоединились к добиванию колонны. И уже куда-то далеко на восток, в штаб Жукова, полетел сжатый и закодированный радиосигнал с докладом о разгроме штаба 2 Танковой Группы и смерти ее командующего. И все же — он ушел от ответственности за два провала.
19 часов 11 июля 1941 года. Штаб Западного Фронта
Жуков, как только получил сообщение о том, что самолет и летчики эвакуированы на аэродром Бобруйска, хотел дать команду на вывод из боя 134 МСП и всю 1 Особую дивизию. Нет, не из-за потерь. Потери были, но небольшие и в пехоте. Танки потомков продавили немецкую оборону. Точнее, даже разорвали ее. У них были повреждения от попаданий 88 миллиметровок, но не было пробитий. Броня выдержала. Израсходовали все имеющиеся тралы на минных полях. Потеряли подбитыми, но не сгоревшими, несколько БТР и БМП и есть надежда их отремонтировать. Так вот вывести из боя 134 МСП он хотел, чтобы уменьшить ЛЮБЫЕ потери в этом полку. Потому что убедился — этот полк может как иголка газету проколоть любую оборону и протащить за собой несколько корпусов, в итоге взломав ее. И сейчас это его качество нужно уже было под Борисовым, где жал и давил на фланг Западного Фронта своими танками Гепнер. 20 и 24 Армии в свою очередь контратаковали его во фланг из района Витебска, но увязли в обороне его пехоты. А ее там было много — к своей пехоте Гепнер присоединил два пехотных корпуса бывшей 3ТГр. Но командир Особого Корпуса Оганян попросил подождать с выводом полка из боя, хотя бы еще на 2 часа, предложив уже сейчас начать переброску под Борисов 805 артполка полковника Морозова. Жуков настаивать не стал. В любом случае два часа погоды уже не делали.