Воскресные охотники. Юмористические рассказы о похождениях столичных подгородных охотников
Шрифт:
– Намучились на сто рублей, а дичи и на двугривенный не несем.
– Утку убили, ваша милость, так чего ж вам еще! – отвечал егерь.
– Что утку! Эту утку по-настоящему и есть-то нельзя. От нее рыбой пахнет.
– В квасу настоящим манером вымочить, так все-таки жаркое. Суховато будет, но есть можно.
– Этой утки нам и не попахнет. У меня ceмейство-то сам-шесть. Жена, мать-старуха, трое ребятишек.
– Вторая бы утка была, да вот собака-то ваша…
– Да, да… Воды, подлая, страсть как боится. В воду, хоть ты ее зарежь, не пойдет. Еще если так вот, что только по брюхо вода – она, анафемская тварь, бегает, а чтобы
– Учить надо, сударь.
– А ты вот возьми да и выучи. Я бы тебе за это полдюжины носовых платков из нашей лавки.
– Что ж, выучить можно. А на платках благодарим покорно. Да вот еще что. Все я у вас хотел попросить парусины на штаны. Парусина такая есть крепкая…
– Можно и парусины, только собаку поставь на настоящую точку. Я вот тебе собаку оставлю на недельку. – Собака будет действовать. Это что!.. Мы из нее эту упрямую-то шерсть выколотим.
– Ты мне, Холоднов, так, чтобы уж она и всякие штуки умела. Вон у актера Голубцова собака трель поет, сама у парадной двери в колокольчик зубами звонится, с ружьем на карауле стоит. Чудной пес. Дашь ей, к примеру, кость и только скажешь: «Гамлет… Жид ел». Ни в жизнь не тронет. А у меня что за собака! Три хворостины об нее обломал – не идет в воду за уткой, да и все тут. Так вот, Холоднов, ты уж со всякими штуками ее постарайся обучить.
Егерь гордо посмотрел на охотника и с презрительной улыбкой покачал головой.
– Нет, со штуками я не могу обучать, – дал он ответ.
– Отчего? А еще хвастался, что какой-то знаменитый егерь!
– Сорок пять лет егерем. Тридцать один год господину Расколову выслужил. Спросите старинных охотников – все Холоднова знают. Да вот граф Алексей Павлович Захарин. Впрочем, нет… этот старичок уже померши. Ну, вот еще генерал Панталыков. Этот, должно быть, еще жив, хоть уж и древний старичок. А то их сиятельство Петр Львович Устимович… Этот тоже, надо статься, жив. Они помнят расколовскую охоту, помнят и егеря Холоднова. Они все скажут, какой я егерь.
– Так отчего же ты со штуками пса не хочешь обучить?
– Оттого, ваша милость, что я не умею. Я знаю охотничью собачью науку, знаю, как собаку обучить, чтоб она стойку делала, для охоты была пригодна, а штуки разные, чтобы трель собаке петь и в колокольчик зубами звониться, для охоты не требуются. Зачем для охоты такая собачья музыка?!
– Да просто для удовольствия. Вот гости придут – я сейчас и покажу им, какие штуки моя собака выделывает, – старался пояснить охотник.
– Тогда вы вашу собаку акробату в цирк отдайте, а не егерю, – стоял на своем егерь. – Акробат акробатство знает, он этому самому первый специвалист – вот он и собаку акробатству обучит. А егерь – нет… Егерь не для того существует, чтоб собак в колокольчики звониться приучать. Нет… Насчет этого уж увольте.
В голосе егеря ясно звучала обидчивость. Охотник пристально посмотрел на него и спросил:
– С чего ты обиделся-то?
– Позвольте… Да как же не обидеться-то? Я егерь, настоящий прирожденный егерь, первым господам на охоте служил, а вы вдруг хотите, чтобы я акробатским штукам собаку учил.
– Ничего тут нет обидного.
– Да как же не обидно-то, помилуйте! Ведь вот вы теперича купец и специвалист, чтобы в лавке торговать, а вдруг я вам скажу: иди помойную яму выгребать. Нешто это вам не обидно будет?
– Ну, какое же
– Нет, сударь, как возможно! Совсем то же самое. Зачем я буду супротив своей специвальности? Надо вам собаку на настоящую точку для охоты поставить – я вам поставлю, и собака будет шелковая, а чтобы в колокольчики звониться – нет.
– Да ну тебя! – снисходительно проговорил охотник. – Поставь уж хоть для охоты-то…
– Для охоты могу, а чтобы собака трель пела – увольте. Мало ли какие штуки у иных собаки выделывают! У нас вон ездит адвокат, так у того собака по евонному приказанию водку с блюдечка пьет и потом огурцом соленым закусывает.
– Вот, вот… Об этом тоже я давно воображал… Придут гости…
– Мало ли что вы воображали, а только не охотничье это дело. Собаку я вам обучу охотницкому артикулу, а насчет прочего увольте. Я егерь… Я…
– Да ладно, ладно. Слышу уж… Ну, что с одного заладил! – перебил его охотник.
Минут десять они шли молча и вышли на скошенные овсы. Виднелась уж деревня. Над скошенными овсами целой тучей носились воробьи. Охотник долго следил за ними взором и наконец сказал егерю:
– Холоднов! Я хочу воробьев пострелять.
– Гм… Стреляйте, – улыбнулся тот. – А только какая же это, сударь, охота!
– Отчего же? Та же дичь. За границей их так едят, что в лучшем виде… Да и не за границей… Я сам их ел. Для паштета, так первое дело.
– Не показанная она птица для еды – вот что. А есть такое желание, так стреляйте.
– Да конечно же. Тут уж, брат, без промаха. Одним зарядом можно штук десять положить. Пусть собака их поднимет. Трезор! Пиль! Шерш!
Собака бросилась в овес. Воробьи взвились тучей. Охотник прицелился из ружья. Раздался выстрел, и повалилось несколько воробьев.
– Видишь, как удачно, – сказал охотник, весело улыбаясь.
Снисходительно, как бы с сожалением улыбнулся и егерь.
– Подбирать будете? – спросил он охотника.
– Еще бы. Я их с собой возьму. Все-таки домой явлюсь с дичью. Дома у меня их зажарят.
Охотник и егерь начали подбирать воробьев. Охотник свертывал им головы и клал в ягдташ.
– Смеяться будут домашние-то ваши, когда с воробьями домой приедете, – заметил егерь.
– Ну, вот! Что они, бабы, понимают! Скажу им, что перепела. Так за перепелов и сойдут, – дал ответ охотник.
– На перепелов-то уж вовсе не похоже.
– Я тебе говорю, что они ни уха ни рыла в мелкой дичи не смыслят. Знают глухаря, тетерку, рябчика, а чтобы насчет мелкопитающейся птицы – ни боже мой. Еще несколько выстрелов по воробьям – и охотник с наполовину наполненной сумкой направлялся к деревне. Сзади шел егерь, крутил головой и улыбался.
По болоту
Из охотничьей избы вышли на задворок охотник и старик-егерь Холоднов, прошли за калитку плетня, выходящую в поле, и поплелись по задам деревни. Охотник – средних лет мужчина с закругленными усами и наполеоновской бородой – совсем напоминал тирольского стрелка. На нем была надета темно-зеленого поярка тирольская шляпа с пером, серый охотничий, солдатского сукна, жакет с зеленой оторочкой и крупными пуговицами с изображением собачьих голов и высокие сапоги с медными подковками на каблуках. Впереди радостно бежал рыжий сеттер, обнюхивал кочки и кустики и то и дело оборачивался, посматривая на хозяина.