Воскресные охотники. Юмористические рассказы о похождениях столичных подгородных охотников
Шрифт:
В окне показалась голова средних лет полной женщины, окутанная расписным шелковым фуляровым платком, и улыбнулась, показав черные зубы.
– Сейчас-сейчас… – заговорила она и отошла от окна.
– Это она сама и есть? – спросил доктор мужика.
– Сама-с, – кивнул тот.
– Так как же ты говорил, что она красивая и молодая? – прибавил шепотом доктор. – Во-первых, баба уже в летах, а во-вторых, и чернозубая.
– Это-то, господин, и хорошо. Это-то купцы и одобряют. Зубы черны, брови белы. Становой к ней чай пить заезжает и завсегда перед ней разные улыбки… Чего вам
– И толстая какая!
– Это она с пива. Господа потчуют. Судите сами: сам становой и тот меньше полдюжины не ставит.
– Разочаровались в деревенской красавице? – спросил доктора охотник, одетый тирольским стрелком.
– Да… Но все-таки зайдем к ней… Надо посмотреть хорошенько.
Щелкнул засов калитки, и калитка отворилась. На пороге стояла Василиса Андреевна. Теперь можно было заметить, что она была в ярком зеленом шерстяном платье, очень плохо сшитом. Яркий платок ее был зашпилен под подбородком золотой брошкой, изображавшей стрелу с вставленными в нее несколькими бирюзовыми камушками. На красных руках блестело несколько недорогих перстенечков.
– Пожалуйте, пожалуйте, гости дорогие, – говорила она, смеясь. – А я слышу, стучат в окошко. Думаю, кто это такой? Не лошадей ли ковать привели? А у меня работник-то сегодня загулявши. Выглядываю в окошко – эво какие лошади! На двух ногах, совсем даже и не похожи. Вот сюда, в горницу, пожалуйте.
– Водка у гостей есть, а ты самовар ставь, Василиса Андреевна, да яичек на закусочку, – говорил мужик, входя в комнату за охотниками.
Комната была оклеена дешевенькими обоями. На стене висела олеография из премии журнала «Нива» – «Спящая царевна». Тут же тикали дешевенькие часы с расписным циферблатом и помещалось зеркало с перекинутым через него полотенцем. На столе, покрытом красной скатертью, стояла лампа. Вторая стена комнаты была заставлена широкой кроватью с горой подушек и взбитой периной, покрытой розовым тканьевым одеялом. В углу образ в ризе и перед ним лампадка.
Охотники, озирая комнату, сели на стулья. Хозяйка удалилась в смежную комнату. Мужик последовал за ней. Слышно было, как он говорил ей:
– Магарыч с тебя – двугривенный деньгами и поднести обязана.
– Да ладно, ладно, – отвечала она шепотом. – А только ты скажи господам, что меньше как за рубль я их чаем поить не стану. А ежели яиц, то у меня тоже меньше как за рубль десяток яиц нет.
– Заплатят, заплатят. Ты улыбки-то только делай повеселей. Господа хорошие, господа первый сорт, – отвечал мужик.
Охотники слышали все это. Доктор подмигнул товарищу и произнес:
– Вот она, подгородная-то деревня! Умеют пользоваться.
В смежной комнате загремела самоварная труба. Мужик вышел оттуда, уже что-то прожевывая.
Охотники сидели на жестком клеенчатом диване и в ожидании чая покуривали папиросы. Охотник, около которого лежала форменная фуражка военного доктора, кивал на кровать с взбитым пуховиком и грудою подушек и, улыбаясь, говорил охотнику, одетому тирольским стрелком:
– Мягко
– Две перины у ней таких, две… Другая вон в той каморке за кухней про гостей припасена, – отвечал за охотника, одетого тирольским стрелком, мужик-проводник, помещавшийся около двери на кончике стула. – Богатеющая баба, даром что вдова. Одних самоваров у ней три штуки. Теперича у ней стаканов этих самых, так приходи десять человек гостей, про каждого хватит.
Охотничьи собаки лежали привязанные цепочками к ножкам дивана и ловили летающих по комнате мух, то и дело щелкая зубами.
Вскоре показалась сама кузнечиха Василиса Андреевна, внося в комнату кипящий самовар и ставя его на стол перед диваном. Она уже несколько прифрантилась: на зеленое платье была надета черная бархатная кофточка, обшитая бахромой и стеклярусом. Она вся сияла улыбкой и задала вопрос:
– А что, господа, позвольте вас спросить, вы генералы будете?
– Нет. Мы несколько поменьше чином, – отвечал доктор.
– А то ко мне и генералы чай пить заходят. Судейского генерала Алексея Степаныча знаете? С шишкой такой он вот на этом самом месте. Так вот он… Очень прекрасный и веселый мужчина – надо чести приписать. Потом еще один генерал – Кирила Афанасьич. Уж из каких он генералов – не умею вам сказать, а только генерал.
– Кирила Афанасьич? Кирила Афанасьич по страховке он, – пояснил мужик. – Я знаю. Вот коли ежели что где сгорит, так он деньги выплачивает. На Гороховой они в Питере существуют. Я к ним щенка возил.
– Так вот эти господа сколько раз у меня бывали, – поддакнула Василиса Андреевна, заваривая чай. – Хорошие господа… Хи-хи-хи… – засмеялась она и прибавила: – Сколько раз здесь у меня и отдыхали. Прикрою я их кисейкой от мух – они и спят.
– А уж пуще всего ее, вашескоблагородие, купцы обожают за ее нрав веселый, – заметил мужик.
– Что ты, что ты! Да господа-то больше. На купцов-то я не больно-то и внимания обращаю. Что такое купец? Придет пьяный и начнет безобразить. А я люблю, чтобы на деликатной ноге. Я, господа, четыре года в Питере в кухарках у одного генерала выжила, пока в девушках была. Я какой угодно соус, какое угодно жаркое и сладкое – все могу. Вот судейский-то генерал нынче наезжал, так я ему раковый суп готовила.
– Все может – это верно, – махнул рукой мужик. – Ее в одно ухо вдень, в другое вынь. Баба походная.
– Да и посейчас бы, может статься, у того генерала в кухарках существовала, потому жалованья двенадцать рублей на всем готовом и от покупок рублей шесть наживала, а приехала я сюда к себе в деревню на побывку, с родственниками повидаться, а меня кузнец, покойный муж, и стал сватать. Вдовый он был, при всем хозяйстве. Ну, я подумала и вышла за него замуж. Вот кузница после него осталась, лошадей куем. Дом тоже… С какой стати теперь в люди идти? А что ежели к деликатному обращению я привыкши, так меня здесь господа посещают – вот мне и не скучно. Сем-ка я вам, гости дорогие, медку и вареньица к чаю выставлю. У меня для хороших гостей и свежий мед, и варенье есть. Варенье сама варила, – сказала Василиса Андреевна и отправилась за медом и вареньем.