Воскресные охотники. Юмористические рассказы о похождениях столичных подгородных охотников
Шрифт:
– Водки-то бы действительно хорошо. Ну, давай.
– Стряпать, что ли, яичницу-то? – послышался из-за перегородки женский голос.
– Стряпай, стряпай, Анисья, – отвечал егерь, достал из кармана ключ, полез в стоящий в углу сундук и достал оттуда бутылку с остатками водки. – Даже и с три стаканчика найдется, – прибавил он, посмотрев бутылку на свет.
– Вот и ладно. Садись.
Егерь хотел было сесть, но вспомнил и сказал:
– Там мужик Степан вас дожидается на дворе. Спрашивает, когда обратно на железную
– А! Стакан? Да что ему так загорелось? Будет день, и будут мысли.
– Вот и я то же самое ему сказал, а он лезет: доложи, говорит.
– Я здесь, батюшка Петр Михайлыч! – послышалось из кухни. – Со здоровьем вашу милость пришел поздравить. Прикажите войти.
– Или услыхал, что водку люди хотят пить? Войди, войди, чертова игрушка.
Вошел мужик Степан и поклонился.
– Чай да сахар вашей милости. Со здоровьем честь имею вас поздравить, – заговорил он.
– Ты зачем пришел-то?
– А узнать, когда, ваша милость, на железную дорогу ехать изволите. Ежели сегодня утречком, то нужно приготовить лошадь, потому она у меня на лугу.
– Лошадь! Чудак-человек, я еще и на охоте не был. Или тебе так уж очень выжить меня хочется?
– Зачем выживать, Петр Михайлыч? Мы такому охотнику завсегда рады, вы у нас господин, можно сказать, на редкость, а должен же я свое дело справить, ежели вы изволили подрядить меня, чтобы и обратно вас на железную дорогу отвезти.
– Ночью сегодня поеду. Справляйся к ночи.
– Вот и отлично. Стало быть, я и лошадь в ночное пускать не буду. А уж так я кляну себя, Петр Михайлыч, что я на вчерашний пир к вам не попал! Дураком себя называю. – Да ты дурак и есть.
– Это точно, ваше степенство. Жерди лавочнику с реки возил. А какая заработка?
– Нет, ты и так дурак, без этого дурак.
– Пусть будет по-вашему, ваше степенство, – улыбнулся мужик. – А вот водочки мне поднесите стаканчик, чтобы со здоровьем вашу милость поздравить.
– Водки, брат, мне и самому мало. Тут только мне да егерю.
– Да ведь в один монумент к Астахову в кабак спорхать можно.
– Нет, уж ты пей ром. Вот ром, есть.
– Ну, ром так ром. Доброму вору все впору, ваше благоутробие.
Петр Михайлыч стал наливать ром в стаканчик. Запахло жареным маслом. Егерь, уходивший в это время в соседнюю комнату, явился со сковородкой яичницы на тарелке. Сзади его Анисья несла огурцы на тарелке. Через несколько минут все выпили.
– Важно! – говорил Петр Михайлыч, потирая ладонью желудок и прожевывая огурец.
– Кушайте, кушайте яишенку-то, пока горяча, – предлагал ему егерь.
– Вот на еду-то меня и не тянет. Поем. Куда торопиться! Вишь, она как еще горяча, яичница-то, даже кипит в ней масло.
– Меня самого, ваше степенство, на еду никогда не тянет наутро, коли я с вечера загулял, – сказал мужик и прибавил: – Да оно и лучше. Водка без
– Амфилотей! Найдется мне там в бутылке еще стаканчик водки? – спросил егеря охотник.
– Найтиться-то найдется, Петр Михайлыч, а только лучше бы вы спервоначалу яишенки…
– Ах ты господи! Ну чего ты меня оговариваешь! Чего под руку говоришь! Терпеть я этого не могу.
– Да ведь на выводков нам идти надо, вот я из-за чего.
– И на выводков пойдем. Все будет… А только не говори мне под руку. Через это самое у меня икота всегда делается.
– Да ведь я к тому, что еще утро. Лучше же мы в дорогу с собой фляжечку захватим и на легком воздушке в леску…
– То само собой. Наливай.
Мужик бросился наливать Петру Михайлычу остатки водки, а себе ром.
– И чего ты, в самом деле, их милости, Петру Михайлычу, препятствуешь? Какую ты имеешь праву? – обратился он к егерю.
– Ну, ну, ну! Не тебе меня учить политике! Я тридцать пять лет с господами охотниками. Я егерь, прирожденный егерь, а ты мужик, сиволдай, – огрызнулся на него егерь. – Я с графами да с князьями бывал.
– И я графа Льва Петровича возил. Чего бахвалишься!
– Стакан! Оставь его! Не суйся! – крикнул на мужика охотник. – Пей.
– Еще раз со здоровьем, ваша милость, поздравляю! – сказал мужик и выпил стакан.
Выпил и охотник. В голове его уже порядочно шумело. Егерь опять приступил к нему:
– Съешьте вы хоть кусочек яишенки-то. Иначе зачем было и требовать ее?
– Ты требовал. А я ни в одном глазе… Вот ежели бы раков…
– Да не желаете ли, ваша милость, я сейчас побегу и скажу, чтобы мальчишки ловили в речке? – засуетился мужик. – Ведь у нас только для господ и ловят.
– Ваше степенство! Петр Михайлыч! Когда же на выводков-то? – строго крикнул егерь. – Кушайте тогда чай, коли яичницу есть не можете, одевайтесь да и пойдемте. Собачка по вас плачет, ружье стонет.
– Сейчас, сейчас… – заговорил охотник. – Экий какой ты, Амфилотей, ретивый!
– Да ведь надо же хоть одну птицу убить, коли на охоту приехали. А ты, мужик, пошел вон!
Егерь взял за плечи мужика и выпихал его за дверь.
Уже было около одиннадцати часов утра, а Петр Михайлыч все еще не мог выбраться из охотничьей сборной избы в лес на охоту. Впрочем, он уже надел брюки и высокие сапоги, перетянутые ремнями выше колен, и наполнил водкой охотничью фляжку. На столе стояла уже новая, наполовину выпитая бутылка водки, и сам Петр Михайлыч, хватив на старые дрожжи несколько стаканчиков, был уже изрядно пьян. Егерь перестал и звать его в лес на выводков куропаток, а бродил из угла в угол и бормотал: