Воскресный папа
Шрифт:
– Ну, что мы стоим? Пойдемте! Там нас дядя Костя ждет. Домчим домой с ветерком, отдохнете. А там, может, устроим какую-нибудь культурную программу. Вы думали, куда хотите пойти? Я по вас соскучилась жутко! – выпалила на одном дыхании.
– Да сходим куда-нибудь, - отмахнулась Люба. – Ты лучше давай рассказывай.
– Рассказывать что? – косила под дуру я.
– Что тут у вас происходит. Ты когда Орлову сдаваться будешь? В декрет-то уже пора, а ты даже не соизволила поставить начальство в известность. Это ж нарушение трудового законодательства, Аришка! Что ж ты творишь?!
Машенька
– И прав человека, между прочим! Скажи ей, Обри, у вас с правами-то в Африке как-то не очень… Ты уж точно в этом деле спец.
– Так в декрет ведь никто не собирается… - вяло отбивалась я. – Возьму положенный больничный, а потом мне тетя Надя с дядей Костей обещали помочь с малышом.
– Это, конечно, хорошо! Но малыш-то у тебя появится. И живот не сегодня-завтра выступит вперед.
Конечно, Любаша была права. Я скосила взгляд на с интересом озирающегося по сторонам Обри и неуверенно повела плечами.
– Вообще-то я хотела поговорить с Орловым в понедельник.
– Не прошло и полгода! – Люба так сильно закатила глаза, что ее зрачки наверняка коснулись гипофиза. Представив, как те сделали круг в ее голове, я не смогла сдержать смеха. Остановилась посреди перрона и натуральным образом зашлась хохотом, похлопывая себя по раздавшимся бокам.
– Полгода как раз и прошло, - проговорила я, с трудом вклинивая слова между следующими один за другим взрывами смеха.
– Сколько недель уже?
– Двадцать восемь! Скорее бы. Жуть как хочется ее увидеть. – Я блаженно закрыла глаза и прижала ладонь к животику. Не то чтобы его не видно было совсем. Бока действительно раздались. Да и живот выступал, хоть и не сильно. Но в свободной одежде даже это в глаза не бросалось.
– А вот и дядя Костя! Люба, Обри, познакомьтесь… Это мой дядя. А это – мои друзья. Я столько о вас рассказывала, что вы уже как родные, правда?
Дядя Костя заулыбался, закивал седой головой. Пожал Обри руку, галантно поцеловал Любину, отчего та страшно смутилась. Я уж думала, Любаша совсем на такое не способна, а оно вон как!
Расселись по местам. Я – на переднее сиденье. Хоть мой токсикоз и остался в прошлом, все равно изредка давал о себе знать.
Например, он жутко меня подвел в самый первый раз… в операционной. Ну, как подвел? Ничего критического не произошло. Просто подкатил приступ, и я буквально на секундочку закрыла глаза, чтобы с ним справиться. Сделала глубокий вдох. А когда открыла, наткнулась на презрительный взгляд Орлова.
– Я здесь сам закончу, - процедил он. И все… с тех пор мне не давали никакой стоящей работы. Даже в дежурство ставили в пару к кому-то. Более опытному и профессиональному. По мнению того же Орлова, конечно же. Оттого я ни в коллективе не могла себя проявить, ни в операционной. Ну, и отношение ко мне было соответствующим. Как к очередному безрукому протеже.
И я это терпела. Долго. Надеялась, что что-то изменится. Но ничего не менялось, и однажды я просто не выдержала. Подкараулила Орлова, после очередной
– Арина Германовна? – он обернулся на звук и, глядя на меня как-то… пренебрежительно, слегка приподнял брови. – Вы что-то хотели?
– Да. Я хотела.
В тот момент меня слегка потряхивало от злости. И жуткой несправедливости. Может, мне и не надо было соваться к нему в тот момент, да… Может, стоило выдохнуть и подождать, когда накрывающая меня волна злости схлынет. Но я позволила той меня подхватить, поднять на самый гребень и понести. И, говоря откровенно, ни капельки о том не жалела!
– Тогда я вас внимательно слушаю.
– Как долго это будет продолжаться?
– Что именно?
Михаил Ильич даже на меня не взглянул. Взял со стола первую попавшуюся карту и, открыв, с неподдельным интересом в нее уткнулся.
– Мое отстранение от работы, – скрипя зубами, процедила я.
– Не понимаю, о чем вы.
– Все вы понимаете, Михаил Ильич. Так вот… Я хочу уточнить, сколько вы будете позволять личному…
– Личному? Ты спятила? Какому личному, когда ты чуть не грохнулась в обморок в операционной?!
– Не было такого! Я на секунду закрыла глаза! Это, что, теперь приравнивается к профнепригодности?!
– Рабочая нагрузка в отделении распределяется равномерно. С учетом опыта и квалификации. Если вы не согласны…
– Да! Я не согласна. Это ни черта не справедливо, Миша, – я сжала руки в кулаки и, понимая, что ничего не добьюсь этим разговором, повернулась к двери.
– Что же именно? – прилетело мне в спину, хотя, признаться, я уже ничего не ждала.
– То, что облажался ты, а платить приходится мне.
И все. Я закрыла за собой дверь, не желая слушать, что он мне на это ответит.
– Эй! Ариша, приехали! Показывай Любочке дорогу, а я помогу Обри с чемоданами… - ворвался в мысли голос дяди Кости.
Я улыбнулась и вышла из машины в душные июльские объятья.
– Фух, ну и жарища… - пропыхтела Любаша.
– А ты привыкай. В Африке-то вообще ужас, как жарко.
– Между прочим, июль в Танзании самый прохладный месяц. Хороший для переезда. Пока попривыкну…
Так, весело болтая, мы поднялись в квартиру. Тетя Надя с порога бросилась обнимать гостей, и в коридоре возникла небольшая куча мала. По комнатам мы разбрелись лишь после сытного праздничного обеда, который я помогала приготовить.
– Ну, спасибо, тётя Надя, дядя Костя… Если вы не против, я у вас Любочку заберу. Надо с ней нашушукаться вдоволь. Теперь не знаю, когда и встретимся.
– Когда Машенька подрастет – приедем к вам. И махнем на Занзибар, - пообещала я Любе.
Машенька в животике:
– Классно отдохнем, между прочим. И потом будем практически каждый год приезжать. Солнце, океан… Романтика! Спокойная жизнь, которой, кстати, мне с такими родителями пока не видать. А какой там можно собрать гербарий! Надо все же разобраться, почему мои травки не понравился дяде-таможеннику…