Воскресшая жертва (сборник)
Шрифт:
Его осведомленность привела меня в бешенство.
— Стервятники слетаются! — вскричал я, хлопнув себя по лбу. И через минуту обеспокоенно спросил: — А вы знаете, какие шаги предпринимаются в отношении прочего ее имущества? Будет ли аукцион?
— Предложение об этом прошло по частному каналу. Кто-то, кто несомненно видел этот портрет в ее квартире, уже делал запрос нескольким дилерам. Он не знал, что мы выступаем как агенты Джэкоби…
— Вкус этого человека свидетельствует о том, что он слабо разбирается в живописи.
Кори
— Не у всех такие представления, как у вас, Уолдо. Могу предсказать, что настанет день, когда Джэкоби будет в большой цене.
— Успокойтесь, милый хлопотун. И вы, и я к этому времени уже умрем. Лучше скажите мне, — продолжал я с издевкой, — ваш простодушный потенциальный покупатель — знаток живописи видел клише картины в воскресных бульварных газетах и хочет приобрести портрет жертвы убийства?
— По-моему, не совсем этично произносить имя моего клиента.
— Прошу прощения, Кори. Мой вопрос, должно быть, задел ваши тонкие чувства бизнесмена. К сожалению, в очерке мне придется опускать имена.
Ланкастер Кори сделал стойку, как охотничья собака при запахе зайца:
— В каком очерке?
— Вы только что дали мне материал для замечательного очерка! — воскликнул я, симулируя творческое возбуждение. — Небольшая история в ироническом стиле о борениях молодого художника, гений которого останется непризнанным до тех пор, пока одна из его натурщиц не становится жертвой жестокого убийства. А поскольку он писал ее портрет, то внезапно становится художником года. Его имя не только на устах коллекционеров, но и публики, а публика, Кори, знает его, как она знает Микки Рони. Цены на его картины взлетают до небес, светские дамы просят, чтобы их взяли в натурщицы, клише его картин публикуются в журналах «Лайф», «Воуг», «Таун энд кантри»…
Моя фантазия так распалила его алчность, что он отбросил всякую гордость:
— Вам нужно упомянуть имя Джэкоби. Без этого очерк не будет иметь никакого смысла.
— С примечанием, конечно, что его работы выставлены в галереях Ланкастера Кори.
— Это не помешает.
Я горько заметил:
— Ваша позиция болезненно-коммерческая. Такие мысли никогда не приходили мне в голову. Искусство, Кори, вечно. Все остальное преходяще. Мой очерк будет столь же живым и оригинальным, насколько жив и оригинален портрет, написанный Джэкоби.
— Просто упомяните его имя. Только один раз, — попросил Кори.
— Такое упоминание выведет мой рассказ из области литературы и переведет его в категорию журналистики. В этом случае мне нужно знать факты, даже если я не буду упоминать их в полном объеме. Вы же понимаете, необходимо подтвердить мою репутацию достоверным материалом.
— Вы победили, — признал Кори и прошептал имя любителя живописи.
Я рухнул на диван Бидермейера и расхохотался так, как не смеялся с тех времен, когда здесь обитала Лора и познавала вместе со мной секреты бренного человеческого существования.
Но помимо этой пикантной и забавной новости Кори сообщил мне и некоторые удручившие меня вещи. Как только я освободился от его присутствия, я переоделся, схватил шляпу и трость и попросил Роберто вызвать такси. Я направился в квартиру Лоры, где, как и ожидал, находились миссис Тридуэлл, Шелби и шпиц-померанец. Тетка Лоры размышляла над ценностью некоторых действительно старинных вещей, Шелби составлял опись, а собачка обнюхивала ножки стульев.
— Чем мы обязаны этому неожиданному визиту? — воскликнула миссис Тридуэлл, которая всегда трепетала перед моей славой, хотя открыто не одобряла моей дружбы со своей племянницей.
— Алчности, дорогая леди. Я пришел, чтобы участвовать в разделе добычи.
— Это мучительное дело. — Она откинулась в кресле, наблюдая сквозь густо крашенные ресницы за каждым моим движением и каждым взглядом. — Мой адвокат просто настаивает на этом.
— Как это великодушно с вашей стороны! — быстро заговорил я. — Вы не жалеете никаких усилий. Несмотря на горе, вы держитесь мужественно. Должен сказать, вы несете ответственность за каждую пуговицу из гардероба бедной Лоры.
Кто-то поворачивал ключ в замке двери. При появлении Марка все мы приняли почтительные позы.
— Ваши люди впустили нас в квартиру, мистер Макферсон, — объяснила миссис Тридуэлл. — Я позвонила вам в контору, но вас не было на месте. Надеюсь, ничего плохого нет в том, что мы… мы попытались навести здесь порядок. Бедная Лора была такой беспечной, она никогда не вела учет своего имущества.
— Я отдал распоряжение впустить вас, если вы придете, — ответил Марк. — Надеюсь, вы нашли все в том же состоянии, в каком оно и должно было быть.
— Кто-то рылся в шкафу. Одно из платьев упало с плечиков, и духи разлиты.
— Полицейские — неуклюжие люди, — заметил я с невинным видом.
Как мне показалось, Марку стоило особых трудов остаться бесстрастным.
— Здесь нет ничего такого, что имело бы большую ценность, — заметила миссис Тридуэлл. — Лора никогда не вкладывала свои деньги в дорогие вещи. Но есть некоторые безделушки, сувениры, которые люди могут себе забрать на память. — Она сладко улыбнулась в мою сторону, давая понять, что догадывается, почему я здесь.
Я отреагировал немедленно:
— Может быть, вам известно, миссис Тридуэлл, что эта ваза не принадлежала Лоре, — я кивнул в сторону вазы из ртутного стекла на каминной полке, — я только на время одолжил ее ей.
— Послушайте, Уолдо, не лукавьте. Я помню, как на Рождество вы принесли эту вазу, завязанную красной лентой. Вы должны это помнить, Шелби.
Шелби взглянул на нее так, будто и не слышал наших пререканий. Из собственного опыта он знал, что именно простодушие в равной мере может спасти его от моего острого ума и от ее мстительности: