Воскресший, или Полтора года в аду
Шрифт:
Боли не было. И тело я свое чувствовал, даже чуть шевелил пальцами на руках и ногах, морщил нос, сжимал губы, открывал и закрывал глаза. Но вот поднять руки, ноги, привстать не мог, словно придавило чем-то, да придавило как-то равномерно: и сверху, и со всех боков. Тогда и пришел настоящий страх! Накатило так, что судорогами свело тело, будто его стали выворачивать в тисках! Ничего подобного я не переживал до сих пор. Отчаяние, жуткое, какое-то ледяное, умертвляющее отчаяние захватило меня полностью. А в голове одно стучит: могила! ты в могиле! зарыли, сволочи! закопали! И не дернуться, не подтянуть руки, не повернуть шеи… Не знаю, сколько времени я бился, будучи при этом абсолютно не подвижным, в судорогах, сколько меня выкручивало и трясло, растягивало и давило. Все это было кошмаром, чудовищным сном. Казалось, это предел, дальше ничего не может быть, дальше смерть, теперь уже настоящая, окончательная… Как я был наивен! В те минуты или часы я считал себя живым. Я верил, что уцелел, выжил! Судороги кончились вместе с одной простой мыслью: какая же это могила, если я столько времени лежу, дышу и да же не чувствую подобия приступов удушья?! Тело сразу обмякло, что-то мокрое и скользкое
Я не дышал! Не дышал вообще! Я ощущал свое тело, я не мог ошибиться: грудь не вздымалась, легкие не расширялись, воздух не проникал внутрь меня и не вырывался наружу… Я был трупом, форменным трупом, дохляком!
Примечание консультанта. Из данного наблюдения автора записок не следует, что он был обязательно мертв на этом этапе. Пограничное состояние между смертью и жизнью характеризуется именно почти полным прекращением дыхания. Об этом свидетельствуют и эксперименты над собою йогов и освидетельствования лиц, пребывающих в летаргическом сне. Подобные случаи многократно описаны, нам нет нужды на них останавливаться. Что касается рассуждений автора о якобы совершенных им убийствах женщин, следует заметить, что, по всей видимости, это последствия атрофии клеток мозга после всего перенесенного, то есть нечто вроде навязчивого бреда, мании — возможно когда-то автору доводилось или слышать о подобных случаях, или читать, лабильная психика восприняла информацию большого эмоционального накала, патологические явления усугубили дело… Сам автор-посетитель вовсе не произвел на нас впечатления человека, способного на серьезное преступление: он невысок, худощав, не обладает признаками сильной воли и физической силы, застенчив, скрытен. По нашей просьбе он разрешил осмотреть левое плечо. Никаких синих точек на нем не было, почти полностью, на три четверти кожу плеча покрывал багровый многослойный рубец. Рана была незажившей, с такими обычно кладут в больницу, и надолго. Но посетитель заверил нас, что все нормально, что рана почти зажила. Разумеется, мы исключаем возможность нанесения самому себе подобной травмы с целью доказательства реальности описываемого. И потому воздержимся от комментариев.
Это было словно раздвоение. Живой — и одновременно труп! Я проверял все сотни, тысячи раз. Сжимал зубы, задерживал несуществующее дыхание, ждал, когда прижмет. Не прижимало! Хоть сдерживай, хоть нет, дыхание отсутствовало полностью. Чтобы успокоиться я начал считать: сбивался, но считал — до тысячи, до десяти тысяч, до ста, до миллиона… времени не существовало. Я не знаю, сколько все это продолжалось. Это было бесконечной пыткой. Можно было подумать, что прошли годы, что уже десятилетия я лежу бездыханным. За эту вечность я перепробовал все, но ничто не помогало — я оставался лежать придавленным, жалким, беспомощным трупом в черном мраке, в тишине.
Я припомнил все, что читал, что слышал: про закопанных заживо, про Гоголя, который вроде бы перевернулся в гробу, так писал один дотошный гробокопатель, про зомби — этих живых мертвецов… Но ведь все «живые мертвецы» и не умирали по-настоящему! Вот в чем дело! Пускай они были полутрупами, но ведь именно «полу»! Я же валялся бездыханным, я даже понял, что никакого шевеления пальцев на руках и ногах не было, никакой задержки дыхания — это все нервы чудили… Но ведь и нервов не было?! Чертовщина какая-то! Ничего не было, но я ощущал себя!
Вот тогда и прозвучал впервые в моей голове Голос. Меня снова скорчило от страха. Но теперь ненадолго. Да и никаких слов не было. Голосом все это назвать можно с большой натяжкой, просто будто свет вспыхивал в мозгу и звучало нечто, не наделенное ни высотой, ни тембром — просто звучало. С этого момента и началось настоящее раздвоение. Я ничего не понимал. И не сопротивлялся. Как я мог сопротивляться? Света становилось все больше, из моей головы он проникал наружу, струился, змеился, хотя я точно знал, свет никогда не змеится, он всегда идет прямыми лучами, но так было. И чем больше света выходило из меня, тем отчетливее происходило раздвоение. Я уже видел тело, свое собственное тело, лежащее в дрянном ящике, который и гробом назвать нельзя, обернутое в дерюгу, с рассеченным, наполовину набитым ватой черепом. Все происходило в земле, под землею, на глубине около двух метров. Но я все видел! Земля, куда бы я ни оборачивался, становилась прозрачной, будто и не земля вовсе! Потом до меня дошло, что и поворачиваться не надо, что я вижу сразу во все стороны, вижу черепа, скелеты, камни, искореженное железо, бутылки и прочую дрянь, скопившуюся тут, внизу. А Голос звучал. Но не звал. Он никуда не звал. И вообще, никто меня никуда не тянул, никто не управлял мною. Это было жуткое состояние. И вместе с тем я имел тело! Именно то тело, что лежало в гробу. Лишь дерюги не было на мне. Это тело полностью подчинялось моим желаниям. Я ощупал себя с головы до ног, даже просунул ладонь в дыру…
Примечание консультанта. Субъективные ощущения после тяжелейшей травмы могут носить самые причудливые оттенки. Что же касается объективных данных, следует признать, что по величине и вздутию шрама-рубца на голове нашего посетителя можно с большой долей уверенности утверждать — ранение было очень глубоким, проникающим. Осколки черепной кости местами проглядывали сквозь рубец, выпирали наружу. Ширина рубца составляла не менее четырех с половиной сантиметров, длина — около одиннадцати. Следует напомнить, что зафиксированы случаи, когда люди выживали и после более тяжелых черепно-мозговых травм и, в частности, в начале нашего века жил освидетельствованный человек с обломком лома в голове — этот случай также неоднократно описывался.
Никакой ваты и прочей мерзости в моей голове не было, только дыра, только что-то теплое, мягкое, упругое. И опять мелькнула мыслишка навязчивая: значит, жив! значит, выкарабкался! Пусть со стороны это покажется
В те минуты я и думать не желал: кто меня закопал? когда? где? что с теми двоими гадами? что с бабой в красном? Мне все эти мелочи казались настолько ненужными, что — плюнуть и растереть. О другом мысли были: дескать, вот она, душа моя, душонка, выползает из трупа, выскользнула, значит, есть она и у меня! значит, не насовсем сгинул! Было даже радостно как-то. Радостно и боязно! Ведь сам-то я, тело мое бездыханное, труп, лежал в гробу — а такая картина не каждому понравится! И никаких «туннелей»! Никаких «коридоров»! Мне казалось, что вот-вот меня вынесет наверх сквозь толщу земли, что я опять окажусь среди живых. Что там сейчас наверху, ночь или день? Ничего-то я не знал. Я чувствовал себя всемогущим, необычайно легким — будто шариком воздушным. Ну и рванул было туда. Как бы не так! Словно свинцовая плита навалилась, пригнула, прижала. И ни единый змеящийся лучик сквозь нее не пробился. А Голос вдруг так зазвучал на одной высокой ноте — как циркулярную пилу возле самого уха, да что там уха, прямо в башке, завели, врубили на полную мощь! Я оторопел даже, растерялся… Это сейчас, вспоминаю, хорохорюсь, прикидываю — и так, и эдак. А тогда не было вовсе ни растерянности, ни собранности, жуть была. Но свет-то прет, лезет прямо из меня. А может, это я сам и был этим светом — там трудно было разобраться. Только повело вдруг в сторону, быстро, словно в воде плыл — сквозь все эти кости полусгнившие, доски трухлявые, далеко от своего гроба. А потом — вверх! И снова плита свинцовая. Не пускает! Я в другую сторону, подальше — за ограду кладбищенскую, через коренья, прутья, кирпич битый… и вверх! Не тут-то было. Метался как бешеный, рвался, суетился, все хотел выскочить, выбраться. А потом понял — не выйдет. Дорога одна вниз! Вот когда надавило по-настоящему, вот когда прижало.
Никогда в жизни я не ругался столь остервенело! Меня просто выворачивало наизнанку. Я проклинал все на свете, не понимая, за что мне выпала такая жуткая участь?! Пускай сейчас обо мне скажут, дескать, тупой, бестолочь, все, дескать, сразу было понятно. Я презираю этих умников! Их бы загнать в могилу! Их бы придавить свинцовой плитой! Хотя… я не знал, свинцовая она или нет. Это уже потом, спустя год, я сам себя представил безмозглой рыбиной, которая зимой бьется в нарост льда над собою, пытается выскочить наружу. А тогда я ни черта не представлял. Я бился башкой, всем телом о невидимую преграду, рвался на свет. И я не чувствовал боли, как будто башка была не моей или деревянной. В этой проклятой плите не было ни дырочки, ни просвета. А стоило чуть податься в сторону, я тут же опять натыкался на кости, черепа, раза два или три вляпывался в такую трупную гниль, что меня выворачивать начинало! Я забывал, что сам дохляк! Что меня нету! Сунулся было еще дальше за кладбищенскую ограду. И опять уткнулся в невидимую стену. Полз вдоль нее несколько часов подряд, все думал: вот-вот кончится проклятущий барьер. Черта с два! Выдохся до последнего изнеможения. Сам себе не верил: раз покойник, значит, усталости и всякого такого прочего быть не должно. Ан нет, тело бесчувственное, один свет, даже видимости тела нет, а усталость есть. Может, это было от нервов, пускай специалисты разбираются, мне все равно, да и какие нервы у трупа?!
Примечание консультанта. Не следует принимать всерьез субъективные ощущения, они могут быть обманчивы. Как пишет известнейший исследователь загробной жизни Раймонд Моуди в своем труде «Жизнь после смерти»: «… находясь в своем физическом теле, мы имеем много путей, чтобы установить, где именно находится в пространстве наше тело и его отдельные части и движутся ли они. Кинестезия является нашим чувством движения или напряжения наших сухожилий, мускулов, суставов. По сообщениям некоторых людей, они во время пребывания в духовном теле осознавали, что лишены ощущения веса, движения и расположения в пространстве. Среди слов и выражений, использовавшихся разными людьми для пояснения своего состояния, были такие: туман, облако, подобие дыхания, пар, нечто прозрачное, цветное облако, сгусток энергии и т. д.» У нас нет оснований не доверять исследователю, изучавшему более сотни пациентов, пребывавших в состоянии клинической смерти и оживленных на грани необратимости. Современная наука считает, что после смерти человек не может испытывать усталости и прочих субъективных ощущений. И потому мы оставляем все вышеизложенное на совести автора записок. Вместе с тем следует отметить, что если не «нервы», то хотя бы какое-то подобие рецепторов у пребывающих в загробном мире все-таки есть, иначе бы они не смогли вообще ощущать что-либо.
Мне некуда было деваться, и я вернулся к своему разбитому гробу. Собственное бездыханное тело, этот жалкий труп с расколотой башкой вызвал у меня истерический хохот. Я хохотал словно безумец — без всякой причины, взахлеб, сотрясаясь и обливаясь невидимыми слезами. Потом все оборвалось, столь же резко, как накатило. Я набросился на гроб, на тело. Я хотел все разломать, разорвать, раскидать… Но мои руки проходили сквозь доски, сквозь мясо и кости. Я ничего не мог поделать. И от бессилия мне становилось в сто крат хуже. Это был идиотизм высшей марки. Вот он я — лежу дохляком, вот он — мой труп! И сам же я бьюсь в истерике рядом. Поневоле решишь, что спятил, что раздвоение в мозгах наступило — я ведь слыхал, так бывает у чокнутых и алкашей. Может, и я такой? Нет! Я четко помнил, как он мне по башке врезал топором — вон она, рана. Я снова попытался запустить ладонь в дыру в черепе, но на полдороге остановил руку. Кто-то следил за мною, я это сразу почувствовал. И обернулся. Я позабыл, что не надо оборачиваться, что видно во все стороны и без того. Но обернулся, по старой привычке. И вот тут-то понял: видно, да не всё! Я столкнулся взглядом с кем-то. Даже не понял с кем. Но таких глаз там, наверху, я не видел. Эти глаза прожгли меня насквозь, просверлили… и пропали. И снова внутри меня зазвучал страшный Голос, снова будто полыхнуло горящим светом и завизжала циркулярная пила, И тут я почувствовал, что плита, та самая, что была сверху, опускается. Она стала вдруг давить, вжимать меня в полупрозрачную землю. Но я не хотел вниз! Я хотел наверх!