Восьмой ангел

Боб Елена Валерьевна

Так и поступлю, решительно расправила плечи Кристина, и летуны затрепетали, почувствовав сброшенный с плеч хозяйки моральный груз. Сегодня же забегу в часовенку за гостиницей и передам на Седьмое Небо поисковые координаты.

Последний спуск – и домой. Мадам Брио наверняка уже накрывает на ужин.

Но вот опять это неприятное чувство. Поливает словно кислотой нутро. Нет же, это чужое! Глубокое горе отчаяния и … раскаяния!

Это где-то рядом, может за соседней скалой. Кому же так плохо, что он жаждет смерти?

Избавление? Или наказание?

Кристина твердо намеревалась

сегодня спасти кого-нибудь. Но после встречи с Эхом засомневалась.

Хотя не этому ли ее учили всю послежизнь? И истинная ангелесса, воспитанная в лучших традициях всепомощствования Рая «Ни дня без дела благого!», раскрыв белоснежные крылья, ринулась спасать. А где-то глубоко внутри нее сидел червячок, который голосом горного Эха тихо шептал: «А хочет ли он быть спасенным?».

Тайные яви

Maman нервными шагами мерила гостиную. Их рваный ритм действовал Pap'a на нервы, но он ничего не мог поделать. Потому что ничем не мог помочь жене. Хоть и переживал не меньше нее.

Я же чувствую, он жив!

Я тоже разделяю твое мнение.

Оно меня мало заботит! Это твой сын. Наследник рода. А ты пальцем о палец не ударил, чтобы его вытащить!

Ада, успокойся, что я могу сделать?

Все! У тебя в руках деньги, связи, власть…

У тебя – тоже самое. Даже больше женские способы решения проблем намного эффективнее.

Но ты можешь пробить вопрос официальным путем!

А ты неофициальным. И куда более действенным, darling!

Рогатый Везельвул, да ты просто трусишь, поняла Ада. – Да, ты действительно трусливая лабораторная крыса, как и говорил мне твой отец. Ты амеба, спрятавшаяся за пуленепробиваемым стеклом от цивилизации демоноса.

Ада подошла вплотную к супругу, и тот сжался, скукожился, словно уменьшился под ее мечущим гром и молнии взглядом.

Ты, жалкая трусливая душонка не смей прятаться от семьи! Я не старший Гедонис, положивший рога с копытами на твой волюнтаризм! – Выдохшись, Ада резко сникла. И превратилась в обыкновенную встревоженную судьбой ребенка мать. Одинокая слезинка предательски заструилась по ее красивому ухоженному лицу. – Это же твой сын, Малахай. Это твой маленький Дёма!

Ада развернулась и пошла к себе, на второй этаж.

Растерянный и от того еще более беспомощный Малахай провожал взглядом удаляющуюся супругу. В гневе, в отчаянии, она все равно была демонически прекрасна. Словно разъяренная львица, ценой своей жизни защищающая единственного ребенка. А он? Он, как и положено мудрому царю зверей, не участвует в заведомо проигранной схватке. Интересы прайда выше. Ценнее жизни единственного наследника.

Только куда ему до царя зверей, главы прайда. Клан давно махнул рукой на малахольного Малахая. Они и не подозревают. Никто никогда всерьез не воспринимал его. А он один знает причину произошедшего. Кроме Нее, разумеется. Знание, тайное знание кому понять тяжесть этой ноши? С кем ее разделить?

«Трус-трус-трус» каблучки жены мерным набатом отдавались в голове Малахая.

Влетев в свою комнату, Ада дала волю так долго сдерживаемым слезам. Основной удар наводнения приняла на себя любимая думка, не раз спасавшая хозяйку от хандры и хондроза. Через пару минут Железная Ада все же успокоилась. И задумалась.

Как пифия Ада была слабенькой по меркам Андеграунда. О чем прекрасно знала.

Ее способностей хватило в свое время на то, чтобы окрутить отца Демьяна. Вспомнить страшно, как она учила всякие эти термины и наукообразные выражения, чтобы общаться с приглянувшимся чудаком на одном языке.

Иногда она развлекалась предсказаниями для избранных гостей на семейных раутах. Но это скорее было баловство, основанное на интуиции и психологии, чем настоящее предвидение.

Сейчас был другой случай. В настоящий момент ее задача – не выдать желаемое за действительное. Потому что обманет она не чужую, любопытствующую бездельем душу. Обманет она сама себя.

Из закромов шкафа на рыжий пуф, выполняющий роль журнального столика, полетели магические принадлежности – Нецелованная колода, Таро, кости, говорящие чаинки и мутный кофе, поисковый алмаз с картой трех миров[129].

Да где же они, мои Дары Арахны?

Изящная шкатулка красного дерева вся в узорах тончайшей паутины отыскалась за сновиденческими манускриптами. Ее когда-то в качестве подарка преподнес своей будущей невестке глава клана. Бабские интриги плести, как он тогда выразился. При всем своем могуществе, содержимое шкатулки невозможно было использовать часто. Артефакт требовал в расход огромное количество энергии, причем не только магической, но и личной, того, кто его активировал. Малейшее ослабление контроля и Дары Арахны высосут сущность пифии без остатка.

Во всех трех мирах существовал только один мужчина, ради которого она была готова на все. Ее сын.

Ада проверила на месте ли содержимое шкатулки, и приступила к последовательным ритуалам.

Любимая Нецелованная колода долго водила червонного короля сквозь миры, возносила даже к небесам – «Тьфу на тебя, Рогатый! Сгинь, пречистая!», плутала меж многочисленных дам, наконец, остановилась загадочной комбинацией казенного дома и пиковой дамы на тузе.

Это на кого же ты, повеса, в этот раз глаз положил? – удивилась Ада. Но каково было ее изумление, когда карты показали, что вовсе не пиковую даму высокого полета устремлен взгляд червонного короля, а на бубновую. Причем, последняя постоянно выпадала в окружении семерок.

Ангельское число. Плохой знак.

Нехорошие сомнения Ады тут же подтвердили карты. Подлый удар в спину от затаившегося мелкого врага.

Ему плохо. По собственной глупости плохо. Он смертельно страдает. И я ничем не могу ему помочь, каналья!

Резким движением руки Ада смахнула колоду на пол и потянулась за костями. Раздираемая чувствами – материнским отчаянием и уверенностью пифии, она сосредоточенно начала трясла кости. Может жребий судьбы выскажется яснее.

А за ее спиной карты несправедливо обиженной Нецелованной колоды легли интересным веером: несущие зло шестерки оказались биты семерками бубновой дамы. В руках загадочной дамы билось сердце – как символ невозможного, выдираемого вместе с сердцем чувства.