Восьмой грех
Шрифт:
Мальберг скомкал бумажку и бросил ее в угол. У него, похоже, окончательно сдали нервы. Внезапно Лукас вспомнил ужас ное лицо Обожженного. Все это было для него чересчур.
— Ты с ума сошел! — рассердился Барбьери и поднял бумажку. — Может, Паоло нам действительно сможет помочь. — Повернувшись к Катерине, он сказал: — Как нам найти твоего брата?
Катерина отрицательно покачала головой.
— Паоло даже не намекнул, где он скрывается сейчас. Я думаю, боится. Но в ближайшие дни он должен со мной связаться.
Джакопо укоризненно посмотрел на Лукаса.
— Если ты отказываешься поговорить с Паоло, это сделаю я.
— Пожалуйста, я не буду тебе мешать, — огрызнулся Мальберг. Он поднялся и с грохотом задвинул стул под стол, как в дешевой пивнушке. — Не забудь прихватить с собой приличную сумму денег. Без этого, как известно, Паоло говорить не станет. А сейчас простите. Мне нужно срочно подышать свежим воздухом.
На улице Лукас сделал несколько глубоких вдохов, наполнив легкие прохладным ночным воздухом. Его слегка знобило, и он поднял воротник пиджака. Он без дела тащился вдоль Виа Каио Кестио в сторону Порта Сан-Паоло. Громоздкие здания времен античности казались мрачными в бледном свете прожекторов. В баре на углу Лукас заказал двойную граппу и залпом выпил. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Перепалка с Катериной подействовала на него угнетающе. Он и сам теперь понимал, что Катерина ничего не знала о махинациях Паоло, но был слишком горд, чтобы признаться в этом.
Глава 38
Мальберг пришел в собор Святого Петра за десять минут до условленного срока. В тусклом свете «Пьета» Микеланджело выглядела невзрачно. У боковой капеллы толпились туристы, алчущие впечатлений.
С благоговейным трепетом женщина-экскурсовод, неопределенного возраста, в очках и темно-сером костюме, рассказывала о Микеланджело.
— В двадцать один год, — вещала она, — он переехал из Флоренции, где жизнь била ключом, в провинциальный город Рим. Заказ на скульптуру поступил молодому художнику от французского кардинала. Тот рассчитывал залучить самое красивое произведение искусства в Риме. Три года Микеланджело работал над куском мрамора…
Мальберг почувствовал, как его ущипнули за бок. Он обернулся и увидел Обожженного. У того был помятый вид, будто он ночевал на лавочке в парке.
Только Лукас хотел заговорить, как Обожженный приложил палец к губам и кивнул в сторону «Пьеты». Мальберг, очевидно, должен был прислушаться к рассказу экскурсовода.
— Микеланджело, — продолжала та, — необычайно гордился своей работой, и когда скульптура была готова, он выгравировал на плаще Мадонны свое имя. Это единственная подпись Микеланджело, которую он сделал на своем творении. Молодой художник выгравировал ее ночью, тайно. Когда заказчик заметил «повреждение», было уже слишком поздно.
Мальберг слушал краем уха и украдкой наблюдал за Обожженным.
«Ах вот оно что», — рассерженно подумал Мальберг. В тол пе людей Лукас чувствовал себя намного увереннее, несмотря на опасения, что незнакомец может заманить его в ловушку.
— Дискуссии, — говорила тем временем экскурсовод, — о скульптуре Богоматери продолжаются вот уже пять сотен лет. Мадонна выглядит молодой, красивой и благородной, как возлюбленная, но не как мать. Микеланджело объяснял это тем, что целомудренные девы выглядят намного моложе тех, у кого душа поражена порочной страстью.
— Перейдем к делу, — нетерпеливо прошептал Мальберг. — Зачем вы меня сюда притащили?
Обожженный подошел к Лукасу поближе.
— Пару лет назад, — начал он шепотом, — мне поступил самый странный заказ, который я до сих пор выполнял. Представитель курии, который, естественно, скрыл свое имя, предлагал мне пятьдесят миллионов лир (на теперешние деньги — двадцать пять тысяч евро) за взлом собора в Турине. Сначала я думал, что какой-то кардинал страстно хочет завладеть произведением искусства. Нет проблем! Они тысячами ежегодно исчезают из соборов и церквей, причем безвозвратно. При всей моей скромности скажу вам, что нет такой системы сигнализации, которая мне бы помешала! Но в данном случае предполагался не просто взлом. Я должен был подменить подлинник Туринской плащаницы чертовски хорошей копией. При этом мне нужно было поджечь капеллу, в которой хранилась плащаница. Трудно себе представить!
— Невероятная история, — прошептал Мальберг, — но к чему вы мне все это рассказываете?
— Сейчас вы все поймете.
Обожженный отвел Лукаса в сторону и за колонной продолжил разговор. Некоторые экскурсанты неодобрительно посмотрели на них.
— Пятьдесят миллионов лир — это не пустяки, — говорил Обожженный. — Я принял заказ, раздобыл план Туринского собора, целыми днями следил за храмом, записывал все передвижения, выискивал возможные тайники и разрабатывал предстоящую операцию. Одним воскресным вечером я отпра вился в собор с копией плащаницы и взялся за работу.
Мальберг все еще не понял, к чему клонит Обожженный.
— Очень увлекательная история, — заметил Лукас с иронией скептика. — Да и звучит вполне правдоподобно. Но в чем же заключается ваше предложение?
— Терпение! Терпение решает успех дела, — ответил Обожженный. — Все прошло по плану. Специальным инструментом я вскрыл сундук, в котором хранилась плащаница, и заменил оригинал копией. Меня охватило странное чувство, когда я взял в руки полотно, в которое был завернут Иисус из Назарета. Я вообще не набожный человек, но такое происходит не каждый день.
— Вы абсолютно правы. Однако…
Обожженный предостерегающе поднял руку.
— Именно в тот момент, — продолжил он, — у меня появилась идея — вырезать маленький кусочек из полотна. Плащаница была повреждена во многих местах. Я подумал, что никто даже не заметит этого, и ножом отрезал кусочек полотна, не больше почтовой марки.
Обожженный полез во внутренний карман пиджака и вытащил целлофановый пакетик с выцветшим кусочком ткани. Затем, оглянувшись, он сунул свой трофей чуть ли не в лицо Мальбергу.
Только теперь Лукас начал понимать, о чем идет речь. Секунду он молча смотрел на целлофановый пакетик. История казалась просто фантастической, и в нее трудно было поверить.
С другой стороны, она была столь обычна, что едва ли ее могли выдумать.
— Прежде всего, — продолжал Обожженный, — я перенес оригинал плащаницы в безопасное место, к боковому алтарю. Потом я выполнил пожелание моего заказчика — поджег с помощью зажигательной смеси покров алтаря под сундуком. Вы не представляете, как хорошо горит покров алтаря! Но все произошло слишком быстро. Не успел я и глазом моргнуть, как верхняя половина моего туловища уже горела. От боли я верещал подобно свинье, оказавшейся под ножом мясника, и катался по полу. С горем пополам мне удалось потушить одежду. Я спрятался за боковым алтарем, куда до этого положил оригинал плащаницы, и подождал, пока пожар заметят и вызовут пожарных. В поднявшейся суете я со своей добычей спокойно покинул собор незамеченным. Теперь-то вы понимаете, что заказ был не без риска? И что пятьдесят миллионов лир, которые заплатил мне заказчик, — ничтожная сумма? Жаль, что я понял это только спустя какое-то время.