Восьмой грех
Шрифт:
— Мезомед! — невозмутимо напомнил молодой прокурор, которого, судя по всему, не так-то просто было запугать. — Что касается вашего замечания по поводу моей неопытности, ваше высокопреосвященство, может, вы и правы. Но это не допрос. Скорее дача свидетельских показаний. Я надеялся, что вы прольете свет на это дело.
— И этот свет вы решили искать именно в Ватикане? Кто вам вообще разрешил заново возбуждать это уголовное дело?
— Теперь, ваше высокопреосвященство, я укажу вам на вашу юридическую неопытность. Дело, о котором идет речь, расследуется по итальянским законам и подлежит юрисдикции Италии. Что касается меня, то я, будучи членом прокуратуры Рима, не нуждаюсь в дополнительных разрешениях, дабы вести расследование. Особенно если речь идет об убийстве.
— Убийстве? — Монсеньор Завацки сложил руки в молитвенном жесте и, театрально закинув голову, уставился в потолок — Пятая заповедь'
— Пятая заповедь, — глухо повторил прокурор.
На столе кардинала зазвонил телефон.
Абат, личный секретарь Моро, наблюдавший за происходящим со стороны, снял трубку.
— Это господин государственный секретарь! — возбужденно закричал он.
Моро бросился к аппарату и вырвал трубку у Абата.
— Брат во Христе! Мы все очень взволнованы вашим отсутствием! Конечно, вы не должны передо мной отчитываться… Что значит «лицемерно»? Мы все сидим в одной лодке — в лодке святого Петра… До свидания, брат во Христе.
Он положил трубку и сказал:
— Гонзага снова объявился. Господь к нам милостив.
Мезомед вежливо поклонился и молча вышел из кабинета.
Он достаточно услышал.
«Здесь нечисто и воняет до небес, — подумал он. — Именно в этом месте».
Глава 36
Два дня наблюдения за домом маркизы не принесло никаких результатов. После смерти Лоренцы Фальконьери в старом доме почти никто не жил.
Мальберга и Барбьери, которые менялись каждые три часа, одолевала скука. В первый день Мальберг ходил по улице взад-вперед, думая о загадочной смерти обеих женщин. На второй день он начал считать шаги от начала улицы и до ее конца, у Виа деи Коронари. У него так и не вышло точного количества, потому что, как оказалось, длина его шага менялась в зависимости от времени дня. Утром шаг был длиннее, а в обед становился заметно короче.
В конце концов Лукас пришел к выводу, что наблюдение за домом ничего не дает. К тому же становилось все труднее ходить мимо дома маркизы и не попадаться никому на глаза.
Вечером второго дня на улицу завернул какой-то мужчина. Он целенаправленно шел к дому маркизы. Нажав на кнопку звонка, незнакомец немного подождал, потом отошел в сторону и посмотрел на верхние этажи.
Мальберг подумал было, не заговорить ли ему с незнакомцем, но потом отбросил эту мысль и последовал за ним.
У мужчины, лицо которого представляло собой сплошной ожог, не оставивший ни бровей, ни ресниц, был ужасный вид. Люди, шедшие навстречу, шарахались от него или переходили на другую сторону улицы. Мальберг уныло брел за ним и видел это.
Поглощенный преследованием, Лукас не обращал внимания на проезжую часть и, перебегая через улицу, чуть не попал под колеса. Аварии не случилось лишь благодаря реакции водителя. Но пока Лукас извинялся перед водителем, краснолицый, за которым он шел буквально по пятам, затерялся в толпе.
— Мои наблюдения за домом ни к чему не привели, но я видел, как человек с обожженным лицом звонил в дом маркизы, — сказал Мальберг, вернувшись в квартиру Барбьери. — К сожалению, я упустил его из виду.
— Человек с обожженным лицом, говоришь? Среднего возраста, высокий лоб, проплешина, рост метр девяносто, худой? — Когда Джакопо описывал людей, в нем явно чувствовался криминалист.
— Ты его знаешь? — взволнованно спросил Мальберг.
— Сказать, что знаю, было бы неправильно. Но этого человека я видел после обеда в первый день. Если честно, мне показалось, что он тоже наблюдал за мной. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Он около часа бродил по Виа деи Коронари и со скучающим видом постоянно смотрел на меня. Перед ним на тротуаре лежало минимум десять окурков.
— Я просто вне себя, оттого что упустил его. В противном случае мы бы уже знали, действительно ли ему нужна маркиза.
— Ты говорил, что он позвонил в дверь.
— Да, именно так и было.
— Значит, он не знает, что Лоренца Фальконьери убита!
— Откуда ему знать? Ведь ни одна газета не сообщила об убийстве.
— Тогда он наверняка придет еще раз.
Мальберг сделал глубокий вдох и с шумом выдохнул через сжатые губы.
— Я предчувствую самое страшное. Ты считаешь, нам нужно продолжить наблюдение за домом?
— Лукас… — Барбьери взял Мальберга за плечо, — это наша единственная надежда. Поверь, человек с обожженным лицом придет и в третий раз. Тот, кто часами может стоять, наблюдая за домом, просто так не сдается.
— Звучит убедительно, — ответил Мальберг.
В течение двух следующих дней ничего необычного не проис ходило. Даже Барбьери поддался унынию. У мужчин появились разногласия, потому что Мальберг со своей стороны настаивал, что незнакомец, которого он упустил, был единственным, кто мог ему помочь.
После этого они уже хотели прекратить наблюдение. Но когда начало смеркаться, Мальберг вышел из дому, чтобы в очередной раз отправиться на улицу, где жила маркиза. Он и сам не знал, почему его туда тянуло.
Некоторые жители этой улицы уже узнавали его в лицо. Под покровом темноты Мальберг затаился в парадном, как раз напротив дома маркизы, и стал ждать. Прошло минуты две, прежде чем за его спиной распахнулась дверь. Лукас даже не успел обернуться, как почувствовал, что ему в спину уперлось холодное дуло. Не в силах произнести и слова, Мальберг поднял руки.
— Что вам нужно? Почему вы меня преследуете? — услышал он сдавленный, высокий, как у кастрата, голос.
— Я не знаю, что вы имеете в виду, — ответил Лукас, запинаясь. Его будто парализовало от страха, и он не чувствовал ни рук, ни ног. Мальберг вдруг вспомнил о маркизе, которую хладнокровно застрелили в нескольких метрах отсюда, на противоположной стороне улицы.
Скрытый темнотой, мужчина не отступал.
— Я уже несколько дней наблюдаю за вами, — услышал Лукас. Пистолет еще сильнее уперся ему в спину. — Итак, чего вы хотите?