Восьмой грех
Шрифт:
Несколько часов назад Моро, глава Святой Палаты, совещался по поводу дальнейших действий с Зальцманном, просекретарем по вопросам образования, префектом совета Церкви по делам с общественностью. Нужно было сохранить в абсолютной секретности факт исчезновения государственного секретаря Филиппо Гонзаги и монсеньора Соффичи, которых похитили после беседы с президентом.
Франтишек Завацки настаивал на том, чтобы подключить к этому делу полицию, но кардинал Моро и Арчибальд Зальцманн отклонили его предложение. Больше всего Моро боялся скандала: если общественность узнает, что Гонзага опять предпринимал свои одиночные вылазки, его было не избежать.
Тот факт, что Гонзага поехал вместе со своим секретарем Соффичи, а не с личным шофером, уже наводил на подозрения. Но потом выяснилось, что Альберто заболел гриппом и не смог отвезти кардинала на встречу с президентом.
Под картиной святого Борромео кардинал Моро после трехчасовых дебатов решил еще подождать — до шести часов утра. Если Гонзага и его секретарь до этого времени не дадут о себе знать, нужно будет подключать полицию и объявлять всеобщий розыск.
Когда совещание подошло к концу, в комнату вошел монсеньор Абат, секретарь Моро, и хотел что-то прошептать кардиналу на ухо.
— Вы можете спокойно сказать это при всех, монсеньор! — раздраженно воскликнул Моро. — В отличие от остальных членов курии, у меня нет тайн.
Секретарь, чуть заметно пожав плечами, сообщил:
— Ваше высокопреосвященство, в приемной ждет прокурор. Он сказал, что хотел бы поговорить с самым старшим членом курии.
Моро, Завацки и Зальцманн выглядели озадаченно. Хотя у каждого в голове были свои предположения, все они подумали об одном: ничего хорошего это не сулит.
— Пригласите прокурора войти! — обратился Моро к секретарю, при этом сделав благосклонный жест рукой.
— Меня зовут Ахилл Мезомед, я из прокуратуры Рима, — представился молодой человек.
В ответ Моро, Завацки и Зальцманн тоже представились и назвали свои должности в курии.
— Что вас к нам привело? — осведомился кардинал, хотя в глубине души догадывался, что речь пойдет об исчезновении государственного секретаря.
Мезомед молча вынул из кейса конверт и достал дюжину крупноформатных фотографий. Он разложил их на столе перед присутствующими.
— Эти снимки были сделаны на похоронах на кладбище Кампо Верано, — объяснил прокурор. — Я думаю, некоторые из присутствующих там лиц вам небезызвестны.
Зальцманн внимательно рассмотрел фотографии и сказал:
— Это государственный секретарь Филиппо Гонзага.
Моро взял фотографию у Зальцманна из рук и пробормотал:
— Я не понимаю, что все это значит.
— Вы узнаете человека на снимке? — с нажимом спросил прокурор.
— Что все это значит? — повторил свой вопрос кардинал. — Я думал, вы нам принесете новости о местонахождении государственного секретаря Филиппе Гонзаги. — Моро отдал фотографию Мезомеду и требовательно посмотрел на него.
На лице прокурора появилось недоумение.
— Я вас не понимаю, ваше высокопреосвященство, — вежливо произнес он. — Я провожу дознание для повторного возбуждения уголовного дела, которое было преждевременно закрыто. Речь идет о смерти некой Марлены Аммер, которую обнаружили мертвой в ванне. Вскрытие показало, что женщина захлебнулась, приняв барбитураты.
— Простите, — перебил прокурора кардинал, — и чтобы сообщить об этом, вы специально пришли сюда?
— Не только для этого, — возразил Мезомед. — Мне бы еще хотелось узнать, что делали государственный секретарь Филиппо Гонзага и другие члены курии на похоронах простой смертной. Кроме того, я ищу объяснение тому, каким образом на халате убитой появились следы определенных ароматических веществ.
— Молодой человек, — перебил его Моро, усмехнувшись. — Вы же не хотите призвать к ответу члена курии за парфюм некой сомнительной дамы!
— Нет, господин кардинал, о парфюме речь не идет. Я говорю о благовониях!
— О благовониях? — Моро в испуге осекся.
— Даже о конкретных благовониях! — добавил Мезомед. — Олибано № 7 используется только в Ватикане.
— Так речь идет не об исчезновении государственного секретаря?
— Государственный секретарь Гонзага пропал? — вопросом на вопрос ответил прокурор.
Монсеньор Завацки тут же подтвердил:
— Уже два дня, после визита к президенту Италии.
Кардинал Бруно Моро первым осознал свою ошибку и, сразу же поняв это, с нарочитой небрежностью пояснил:
— Понимаете ли, Гонзага — очень занятой человек и к тому же весьма своеобразный. Иногда он ездит один и как ему заблагорассудится…
Мезомед понимающе кивнул:
— Да, я припоминаю некоторые газетные статьи…
— Вы намекаете на происшествие с его преосвященством на Пьяцца дель Пополо и пакет с деньгами?
— Именно!
— Это недоразумение. Главное, что Бог всемогущий уберег его преосвященство от увечий и сохранил ему жизнь.
Моро снова взял снимок у прокурора и еще раз внимательно посмотрел. Потом вернул и сказал:
— Вообще-то, я практически уверен, что на этой фотографии не государственный секретарь.
— А это? — Мезомед указал на другого человека на том же снимке.
Моро наморщил лоб, делая вид, будто пытается получше приглядеться. Наконец он покачал головой.
— Странно, — заметил Мезомед. — Когда я зашел в комнату и увидел вас, ваше высокопреосвященство, я мог бы поклясться, что второй человек на этой фотографии — именно вы.
— Не смешите меня! — Кардинал вынул из сутаны носовой платок и громко высморкался, хотя явно не нуждался в этом. Тем не менее благодаря наступившей паузе, столь необходимой ему в этот момент, глава Святой Палаты успел обдумать ситуацию. Когда Моро окончил процедуру и сунул платок обратно, он заговорил совсем другим тоном: — Это допрос? Я не слышал, чтобы прокуратура Рима просила курию о помощи. Вы выглядите таким неопытным для вашей должности. В любом случае на земле Ватикана у вас нет ни малейших прав. Поэтому забирайте свои сомнительные фотографии и убирайтесь, синьор…