Воспаление колец
Шрифт:
Итак, пушки изрыгнули пламя, и три донта мгновенно превратились в головешки. Но Ревень был не лыком шит: повинуясь взмаху его руки (он выбросил яблочный огрызок), рота ночных бабочек «мертвая голова» заткнула своими телами хлебальники критиков. Досталось даже знатному редактору, который сидел в казеннике самой большой пушки. Бабочки заткнули ему не только рот, но и нос, и уши, а потом, разметав фаерблюд, оторвали редактору руки и с писком: «Вот тебе, новый Джон Кэмпбелл, получи!» сбросили их со стены. Редактор прыгнул со стены сам. Жить без рук, которыми он поганил чужие тексты, он не мог.
Затем на сцену выступили тучные грибы-дождевики, окутавшие фатерланд Сарукана плотной завесой зловонных спор, под сенью которой донты возобновили приступ. Им удалось вскарабкаться на стены, и тут маниакальный гений Сарукана вновь показал себя: чморки успели перевооружиться, и ринулись в бой, размахивая серпами, косами, рубанками, двуручными пилами и топорами. Бастионы Зуппенгарда обагрились... тьфу ты, озеленились кровью лесных великанов. Чморки секли их в капусту, снимали с них стружку и распиливали на дрова. Донты, рыдая, начали бросаться со стен, ломая руки и ноги.
В это трагическое мгновение Марси сказал:
— А я вот думаю.
— Ну-ну, — откликнулся Ревень. — Молодца.
— Мой план прост, — заявил хрюкк. — Мы должны разбить ворота.
— Гений! — сипло прокукарекал Ревень и бросился к Зуппенгарду. Вид бегущего, орущего и размахивающего руками командира заставил Донтов прекратить отступление. Они столпились у стены, с любопытством наблюдая за начальством.
— Шизей! — гаркнул Ревень, нацелив зеленый палец на неколебимые створки ворот. — Хула-хуп безпорток! Р-румм, р-румм хула-хуп!
— Шизей! — хором ответили донты. Лица их просветлели: Смертельный Дрючок внушил им надежду.
Когда они гурьбой устремились к воротам, Ревень сбавил ход, оказался в задних рядах атакующих, а через миг уже взбирался на холм, где его поджидали хрюкки, а также неоконченная партия в покер.
— Хеербумм! — прогудел генерал. — Интересно, интересно. Впрочем, я думаю, это надолго. Сдавай, Опупин.
Тем временем донты набросились на ворота. Они колотили в них ногами, руками и даже лбами, ибо лоб донта являлся самой твердой частью его тела. Ворота со скрежетом — нет, со СКРРРРЕЖЕТОМ!!! — начали прогибаться внутрь цитадели.
Но пристанище нацистских идей не сдавалось. Лесовиков посыпали дустом, заливали серной кислотой (донтам она не понравилась: только дымится, а от приема внутрь — ни прихода, ни опьянения — одна отрыжка гнилыми помидорами), забрасывали наковальнями. Но вершителей древесного правосудия уже невозможно было остановить. Донты поднажали, и ворота обрушились. Ликующие великаны ворвались в цитадель... чтобы рвать и метать, давить и...
— Я думаю, теперь помаленьку можем трогаться и мы, — спокойно объявил маг. Он дал знак, и войско устремилось к Зуппенгарду, уверенно и храбро уничтожая по пути одиноких чморков, которым удалось вырваться из ада.
— Союзники! — бросив карты, хрипло вскричал Ревень. — Это же мой старый приятель Гвендолинф Серосер!
— А ты-то откуда его знаешь? — удивился Марси.
Ревень довольно ухнул.
— А кто, как ты думаешь, поставил мне самогонный аппарат?
Он усадил хрюкков на горб и степенно зашагал в город.
С Урюк-Пхаями покончили быстро: их топтали, резали, давили и кромсали. Топтали и давили донты, а резали и кромсали — рахитанцы. Некоторые душили чморков с помощью лассо, чтобы не повредить шкуру, ибо: «Шкура чморк тоже кой чего стоит, да! Жене сапоги, дочке ранец в школа!»
Итак, Зуппенгард был захвачен, Урюк-Пхаи — разгромлены. Однако Сарукан по-прежнему сидел в Рэйханке, бронированные двери которого выбить не удалось. Победители сгрудились у башни, и, запрокинув головы, смотрели на балкон, на котором стоял низвергнутый владыка.
Его узкое лицо со смоляной челкой, падающей на лоб, было отмечено печатью дьявольского хитроумия и фанатизма. Крохотные черные усики напоминали помазок для бритья. Фюрер Зуппенгарда был в простом белом кителе, белых брюках и белых сапогах из крокодиловой кожи. В руках он держал позолоченный жезл, на верхушке которого восседал бронзовый орлан белохвост.
— Да, — заговорил он медоточивым голосом, — я признаю, были отдельные ошибки в моей миролюбивой скромной политике. Но то, что вам наплел про меня этот бородатый жулик, наглая ложь! Я вырубал лес? Нет! Я осуществлял процесс интеграции степи в лесные массивы! Мои чморки сра... э-э, совершали процесс дефекации на вырубках? Нет! Они всего лишь бесплатно удобряли почву! Я совершал набеги на Рахитан? О, как вы слепы! Я просто хотел подружить два братских народа — людей и чморков! Я похищал рахитанских девственниц? О нет, их просто привозили ко мне на экскурсию! Вы думаете, что Зуппенгард — плод моего больного, насквозь милитаризованного воображения? Что Рэйханк — это мой фетиш? Что у меня маленький чле... э-э, шлем? И, разумеется, что у меня возведенная в квадрат мегаломания? Что я сумасшедший, одержимый жаждой власти? Как это все смешно. Ха-ха. Ха-ха-ха. Ха-ха-ха-ха. И, наконец, вы полагаете, что я пытался завладеть Кольцом Власти? Да нет же! Нет! Я послал отряд Урюк-Пхаев для вашей защиты!.. Мои дорогие рахитанцы, мой дорогой Галоген! И Ревень, мой близкий друг, которому я обещал достать лекарство от облысения! Как я вас люблю! Как я вас обожаю! Я всегда стремился лишь к одному — жить в мире с вами! Но вот явился этот серый баламут... Этот сортирный прыщ... Этот рецидивист, у которого на лбу клеймо: «Тюрьма — мой дом родной»! Эта... Этот... Вы знаете, сколько он отсидел?
— Ты! — Гнусдальф подпрыгнул выше себя. — Ты, убогий! Сикофант, солитер, филистер! Ты пытаешься обольстить нас речами, ничтожная мелкая микроскопическая тварь! Не выйдет! Ты больше не Выбеленный: я, Гнусдальф, лишаю тебя этого звания! И еще... Сарукан, мы перепроверили твой диплом мага первого ранга... Он подделан! Когда ты попадешь в мои руки, то узнаешь, как...
— Когда я был на коне, фальшивок у меня не находили! — насмешливо перебил Сарукан. — Гнусдальф, старина, а помнишь, как мы вдвоем таскали через Гондорийскую границу такие разноцветные табле...
— Эй, да ты бесноватый! — словно прозрев, вскричал Гнусдальф. — Ты несешь чушь, ахинею! Ты не владеешь собой! Мне кажется, у тебя редкая болезнь: смещение дырок на теле! Когда ты открываешь ту, что беспочвенно именуешь ртом, я зрю лишь прямую кишку!
Сарукан поперхнулся и схватился за ограждение балкона. Видно было, что слова мага его очень задели.
— Однако, — проговорил он вдруг, — почтенный Гнусдальф выводит пламенные речи не только ртом, но и тем местом, что находится у него пониже спины. Поверьте, господа, он непревзойденный оратор, ибо я слыхал его не раз и не два, проживая с ним в одной кам...