Воспитание под Верденом
Шрифт:
— Не присядете ли, господин лейтенант, пока рядом со мной? — предлагает шофер, судя по выговору, из Кельна. — Мы заберем еще почтовые мешки и тогда устроим из них для вас, господин лейтенант, удобное креслице.
— Креслице — это неплохо, — смеется Кройзинг и взбирается наверх к шоферу. — Придется мне, видно, сидеть наседкой на письмах матерей.
Шофер ухмыляется: лейтенант — парень что надо! Видно, не из тех, что прохлаждаются в Монмеди. Кройзинг все-таки предпочел остаться рядом с шофером и после того, как погрузили мешки с полевой почтой. Шоферы — народ опытный, они знают все дороги, все сколько-нибудь важные моста, псе колонные
Да, здорово мы с вами посмеялись, унтер, теперь снова вернемся к серьезной жизни.
Все здесь знают лейтенанта Эбергарда Кройзинга. Все здесь ценят его. Различные роды оружия — эти маленькие самостоятельные миры со своим языком и собственными своими секретами — неплохо уживаются в боевых соединениях; но когда лейтенант-сапер попадает в среду пехотинцев, он выглядит таким же чужаком, как коза среди овец. Зато- в своих собственных войсках, которые раскинулись широкой линией по фронту и через штабы батальонов, бригад и дивизий замыкаются генералом-сапером, пребывающим в тылу в Сент-Мартине, он занимает определенное и установленное место, как каждое животное в стаде.
Кройзинг голоден, хотя шофер в дороге и угостил его хлебом со свиным салом и с колбасой. Он доволен, что капитан Лаубер сразу же приглашает его к обеду. Капитан обедает со штабными и другими офицерами из числа расквартированных поблизости. Они устроили для себя небольшую столовую в пустой квартире. Это командиры инженерных войск, радиослужб, зенитных батарей. Их человек десять, они добросовестно выполняют возложенные на них обязанности, хорошо знают свое дело и полны сознания ответственности. Капитан Лаубер, смуглый вюртембержец, самый старший по чину, установил особые правила в столовой. Во время обеда запрещено разговаривать о служебных делах. Под запретом также" политика. Не разрешается употреблять вино в количестве, превышающем полбутылки. Все остальное дозволено. Различия рангов не имеют значения, вежливый тон обязателен, вице-фельдфебели, в том числе и евреи, также допускаются в круг офицеров.
Саперы, артиллеристы и другие технические части немецкой армии всегда страдали от пренебрежительного к ним отношения; это знал каждый, кто соприкасался с армейской средой. По сравнению с кавалерией и пехотой они были в значительной мере предоставлены самим себе. В их частях не было пи принцев, ни аристократов, на маневрах их почти. не замечали, их обучением и личным составом в мирное время мало интересовались: Только в первые два года войны стали поговаривать о том, как ценна работа саперных войск.
Кто под неприятельским огнем наводил мосты через Маас? Саперы. Кто перед атакой прокладывал ходы среди проволочных заграждений, вооружившись одними лишь ножницами для резки проволоки, в то время как его подстерегали снаряды? Кто вел сапы и рыл окопы там, где, казалось бы, невозможно продвинуться, — в меловых горах или в болотах? Кто швырял круглые, величиной, с голову ребенка, ручные гранаты? Кто возился с проклятыми газовыми баллонами? Кто таскал на
Лейтенанты-саперы, такие, как Кройзинг, участвовали в бесчисленном множестве атак и уцелели лишь чудом. А телефонисты, которые под заградительным огнем противника вновь и вновь чинили драгоценные телефонные провода или обслуживали аппараты, перехватывали донесения неприятеля? А изнывающие от тяжелой работы артиллеристы? Все они в недавнем, еще совсем недавнем прошлом были пасынками армии. В глазах дворянских полков, где люди от сугубой благовоспитанности не замечают низменной прозы жизни, они остаются пасынками еще и поныне.
За столом у капитана Лаубера все чувствуют себя очень приятно. Кое-кто из офицеров после обеда отправляется поспать, другие попивают кофе. Капитан Лаубер приглашает вновь прибывшего сыграть в шахматы — служебные занятия возобновятся лишь в половине третьего. Эбергард Кройзинг прекрасно играет в шахматы, кофе вкусное, сигара тоже хороша. Можно успеть сыграть партию с незнакомыми офицерами и попасть к себе, в кротовую нору, до того, как французы станут посылать свое вечернее благословение. Жизнь прекрасна!
Августовский день, знойный и облачный, парит над круглыми вершинами холмов, мягко уходящих ввысь. Капитан Лаубер и его гость гуляют в расстегнутых кителях по фруктовому саду, где изгнанный из этих мест крестьянин прежде варил яблочный сидр. Посреди сада, скрипя под тяжестью еще зеленых плодов, возвышаются деревья с толстыми стволами и густой листвой.
— По урожайности они не уступают геппингенским, в Швабии, — говорит капитан. — Только у нас яблоки красные, а здесь желтые. В этом вся разница. Из-за этого и ведут войну.
Эбергард Кройзинг рад тому, что у него умный начальник. Он вынужден замедлять шаг, идя рядом с приземистым капитаном, но делает это охотно. Гораздо приятнее разговаривать на воздухе, в тени шелестящей листвы; чем в душных, низких комнатах крестьянского дома.
— С вами нельзя не согласиться, — говорит Кройзинг — Однако, чтобы осмелиться высказать такие мысли вслух, надо иметь право приписывать к своей фамилии «К/ С.» — командир саперов. Простой лейтенант в лучшем случае нарвался бы на замечание. Думать, конечно, не возбраняется и лейтенанту. Этому он научился еще в солдатах, именно в солдатах.
— Немногие научились этому, — ворчит капитан Лаубер.
Его коротко остриженные волосы — седые на висках и редкие на макушке. Мухи настойчиво пытаются атаковать лысину, он все время отгоняет их.
Как обстоит дело на фронте? Без обиняков, коротко и ясно, как принято между мужчинами. Вот главное, о чем он хотел бы услышать, прежде чем лейтенант Кройзинг станет выкладывать свои личные неприятности.
Кройзинг пожимает плечами. Личные неприятности? У него их нет. Он как раз приехал сюда, чтобы поделиться скупыми сведениями о положении на фронте. Все дело — в пехоте, ей необходимо помочь: беднягам там не до смеху. По всей долине, куда ни глянешь, направо и налево воронки и окопы — так называемые позиции, на которые обрушивается жестокий огонь. Французы тридцать раз шли в наступление с помощью саперов, отбили тридцать и более атак, однако не продвинулись вперед ни на пядь. Теперь август близится к концу, в самом лучшем случае можно рассчитывать на шесть-восемь недель сухой погоды. А потом на людей обрушится новый враг — дождь.