Воспитание воли
Шрифт:
Во всяком случае нельзя не пожалеть, что наша разговорная речь — создание пошлой толпы — со словом труд соединила представление об усталости и страдании, между тем как психология доказала с полнейшей очевидностью, что всякое усилие сопровождается удовольствием, если только затрата сил не превышает того количества энергии, какое может выработать нормальная и правильная работа питания. Монтэнь делает следующее замечание по поводу добродетели: «Основной признак мудрости — непрерывная радость... ясность духа — всегдашнее ее состояние... добродетель обитает не на вершине высокой горы, изрезанной оврагами, скалистой и неприступной; напротив: все те, кто к ней приближался, находили ее в прекрасной, плодоносной и цветущей долине... Да, к добродетели можно подойти, — если знаешь, где ее искать, — тенистой, зеленеющей, сладко благоухающей дорогой... и только потому, что мы не знаем высшей добродетели — прекрасной, торжествующей, любовной, столько же мужественной, сколько и услаждающей чувства, той добродетели, которая есть исконный и непримиримый враг всего
Ибо счастье, которое приносит нам труд, отнюдь не исключительно отрицательное. Действие труда выражается не только в том, что жизнь не теряет для нас своей сладости, не превращается в тяжелый сон, лишенный всякого реального содержания, что ум не отдается во власть мелким дрязгам и микроскопическим интересам: нет, помимо всего этого, труд и сам по себе, по самой своей сущности, — потому что он дает все новые и новые осязательные результаты, — является живым источником счастья.
Прямое действие труда выражается в том, что он высоко возносит нас над пошлостью, дает нам возможность чувствовать себя на правах полнейшего равенства и очаровательной близости с величайшими и благороднейшими умами всех времен, и этим самым постоянно возобновляет для нас источники интереса. Тогда как празднолюбец нуждается в обществе, очень часто в обществе людей гораздо ниже себя, человек умственного труда довольствуется собой. Невозможность удовлетворяться собой ставит первого в зависимость от других, заставляет его подчиняться бесчисленным стеснениям, которых последний не знает, и если мы скажем, что «труд — это свобода», наши слова не будут метафорой. Эпитет делит явления на зависящие и независящие от нас. Он говорит, что все наши страдания и разочарования происходят от того, что мы гонимся за тем, что не зависит от нас. Таким образом, счастье праздных людей зависит исключительно от других; о человеке же, для которого труд сделался делом привычным, можно сказать, что величайшие свои радости он обретает в себе самом.
Кроме того, последовательный ряд уходящих в вечность дней, отмечающих для праздных людей только ускользание пустой, бесплодной жизни, приносит все новые и новые вклады в сокровищницу знаний трудящегося юноши, увеличивая его богатство медленно, но верно, и подобно тому, как рост некоторых растений может быть измерен к концу каждого дня, — молодой человек в конце каждой недели упорного труда может с точностью измерить, насколько развился его ум. Этот медленный, но непрерывный прирост умственных сил приведет его в конце концов на очень высокую ступень интеллектуального развития. А так как после нравственного величия нет ничего, что бы сияло так ярко, как развитой, вполне культивированный ум, то между тем, как праздные люди с годами глупеют, человек умственного труда наслаждается сознанием, что авторитет его в глазах окружающих с каждым годом растет.
И что же получается в результате? С приближением старости, когда чувственные наслаждения становятся недоступны, когда все чисто эгоистические стремления, не получая удовлетворения, приводят нас к жестоким разочарованиям, — для человека, обогатившего свой ум широкой, гуманной культурой, радости жизни удесятеряются. Ни один из источников истинного счастья не может иссякнуть: интерес к науке, литературе, любовь к природе, к человечеству не уменьшаются с годами. Напротив. То, что сказал Кинэ, всегда останется верным: «Когда пришла старость, я нашел ее совсем не такой безотрадной, как вы мне предсказывали. Годы, о которых вы говорили, как о годах величайшей скорби и отчаяния, были для меня слаще годов юности... Я ожидал увидеть голую, ледяную, окутанную туманом вершину, и вместо этого увидел кругом широкий горизонт, впервые открывшийся моим взорам. Я видел яснее и в себе самом, и во всем окружающем»... И дальше: «Вы говорите, что чувства притупляются по мере того, как живешь. А я так твердо чувствую, что, проживи я хоть сто лет, я никогда не привыкну к тому, что возмущает меня в эту минуту».
Итак, жизнь работника мысли — самая счастливая жизнь. Труд не лишает человека ни одного из истинных удовольствий. Один только труд дает нам чувствовать вполне реальность нашего существования, уничтожая мучительное ощущение, — неизбежное для праздных людей, — что жизнь ничего больше, как сон, пустой и бессвязный. Труд избавляет нас от самого презренного рабства — от рабства мысли, которое делает человека игрушкой внешних обстоятельств; не дает нам предаваться низменным мыслям и мелочным интересам. В придачу к этим косвенным дарам, умственный труд награждает нас и другими: он закаляет нашу волю — источник всякого прочного счастья, делает нас обитателями страны света и разума, населенной избранниками человечества, и, наконец, дарит нам счастливую, окруженную почетом и уважением, старость. Но благодеяния труда этим не исчерпываются: помимо тех высших духовных и интеллектуальных радостей, о которых мы уже говорили, он приводит нас окольной дорогой и к самым сладостным из эгоистических наслаждений: он дает нам чувство удовлетворенной гордости в сознании нашего превосходства и авторитета, который мы приобретаем в глазах окружающих. Таким образом, все то, что посредственность думает найти в показной роскоши, в богатстве, в почестях, в политической власти, — все то, чего она ищет часто безуспешно, а если и находит, то всегда с примесью горечи, — все это человек умственного труда находит не ища, между прочим, в виде надбавки к богатым дарам высших человеческих радостей, которыми осыпают его справедливые законы природы.
2. Ясно, что вышеприведенные размышления, как отрицательные, так и положительные, т.е. имеющие целью укрепить в нас благие намерения, не могут представлять чего-нибудь законченного; все это только наброски, и притом весьма не полные, — наброски, которые каждый должен будет дополнить собственными мыслями — результатами чтения и личного опыта11. Основное правило для этого рода размышлений: никогда не останавливаться лишь мельком на таких идеях и чувствах, которые могут усилить в нас отвращение к праздности или окрылить новой энергией наши благие намерения, а делать это всегда основательно. Необходимо (как было сказано выше), чтобы каждое полезное соображение «продистиллировалось» в нашей душе, проникло ее до самой глубины и породило в ней живое чувство симпатии или отвращения.
До сих пор, говоря о том, что может помочь нам в деле самовоспитания, мы касались только внутренних наших ресурсов в этом отношении. Теперь нам остается перейти к внешнему миру, к среде — в самом широком значении этого слова, и проследить, на какие вспомогательные ресурсы с этой стороны может рассчитывать молодой человек, желающий дополнить воспитание своей воли.
Отдел V
Вспомогательные ресурсы, которые дает нам среда
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Общественное мнение, профессора и т.д.
1. До сих пор мы касались исследуемого нами предмета исключительно с внутренней его стороны, как бы предполагая, что в деле самовоспитания, воспитания в себе воли, человек является совершенно изолированным и должен довольствоваться собственными ресурсами, не рассчитывая на поддержку общественной среды.
Но будь мы действительно до такой степени изолированы, будь мы предоставлены исключительно нашей личной энергии, мы бы не замедлили сложить оружие перед трудностью предстоящей борьбы, ибо ясно, что если стремление к самосовершенствованию должно по необходимости вытекать из самой сущности нашей нравственной природы, то все-таки без поддержки могущественных социальных чувств оно всегда останется бессильным.
В действительности мы никогда не бываем предоставлены исключительно нашим личным ресурсам: семья, ближайшая общественная среда (знакомые, земляки: согорожане или односельчане) поддерживают нас в наших усилиях своим одобрением; привязанность к нам и симпатии близких людей удваиваются, раз мы достигли успеха на более широкой арене, заслужив одобрение публики.
Ничто великое в мире не совершается без продолжительных усилий, а никакое усилие не может длиться месяцами и годами, если общественное мнение не гальванизирует нашей энергии. Даже те, кто открыто идет против мнения большинства, черпают силы для этой борьбы в горячем сочувствии меньшинства. Но идти одному против всех, бороться годами без всякой поддержки — это выше человеческих сил, и я не знаю подобных примеров.
Бэн, беседуя с Миллем по поводу энергии, сказал, что сильная энергия всегда имеет своим источником одно из двух: или необычайную силу характера, или внешний стимул, действующий на человека, как сильное возбуждающее. Милль отвечал на это: «There: stimulation is what people never sufficiently allow for»12. Действительно, общественное мнение — очень сильный стимул, и если ничто и никто ему не противодействует, оно достигает невероятной степени силы. В Афинах всеобщее преклонение перед физической силой и литературным гением создало, несмотря на незначительность территории государства, такое множество атлетов, поэтов и философов, какого не создавала ни одна страна. В Лакедемоне желание общественных похвал выработало целую расу людей необычайной силы характера. Кто не читал истории спартанского мальчика (в общем, довольно правдоподобной), спрятавшего за пазуху украденную лисицу и не выдавшего своей тайны, несмотря на жестокую боль, так как лисица прогрызла ему живот? Пусть нам не говорят, что пример спартанцев — исключительный пример: такие примеры мы видим и теперь, и даже у самых низших образчиков человеческой расы. Известно, что краснокожие выносят самые жестокие пытки, только чтобы не дать торжествовать своим врагам, и что многие преступники со стоическим мужеством идут на эшафот из боязни показаться малодушными. А в нашем современном обществе? Разве целое сословие коммерсантов, банкиров, крупных промышленников не мирится с самыми отталкивающими занятиями даже не ради того, чтобы обеспечить себе независимость, а просто из глупого тщеславия, из желания щегольнуть своей роскошью, затмить, поразить, превзойти? Огромное большинство людей руководствуется оценкой общественного мнения во всех своих суждениях. Общественное мнение не только надувает паруса, приводящие в движение нашу ладью, но правит и рулем, лишая нас голоса даже в выборе пути и оставляя нам чисто пассивную роль.