Воспоминание о камне
Шрифт:
Вы не смейтесь! Это дело серьезное, но еще серьезнее само хождение по грибы: здесь надо быть большим спецом, надо учиться этой науке грибособиранию, или, по-ученому, фунгоколлегологии.
Ведь там, где вырублена просека березового леса, там ничего, кроме сухих подберезовиков да разве что волнушек, не найдешь. Вот поближе к речке, где больше осины стоят, там сейчас на солнышке растут красные шапочки подосиновиков, а на старой дороге, по обочинам, в весенней колее зимника и особенно около канавы или рытвины с водой, там, где посырее, там царство рыжиков, их сразу
Но главная тайна нашей науки изложена в последней ее главе: как и где искать белый гриб? Там об этом написано целых двадцать страниц. У меня же свой секрет. Надо пойти в старый еловый лес, в этом лесу поискать место, где подлесник сквозь мох пробивается, чтобы травы не было, а такой сплошной зеленый, мягкий, но сухой мох, - вот там осторожно подыми ветки елки да пошарь рукой под мягким мхом, обязательно найдешь крепкого красавца боровика... конечно, если там грибное место, а если не грибное, то ничего не найдешь!
Надо только с любовью да думаючи собирать грибы, и тогда они у тебя в корзинке.
А знаете ли вы, как надо собирать камни, кристаллы, минералы, образцы руд?
Это совсем не значит - отломать грубым молотком два-три куска, положить их в мешок, свалить потом их в ящик, в городе вынуть обтертые и запыленные образцы из мешка, наложить горой их на лоток, на него поставить второй, так целым штабелем... ибо в шкафу нет места.
– Да что вы делаете, милый друг, ведь вы безбожно обломали замечательный кристалл берилла! Теперь даже не разберешь - не то кварц, не то прозрачный воробьевит. Да можно ли так!..
– А вы что думаете, - начинает герой оправдываться, - легко их было везти? Мы ведь с самых круч Бартанга должны были камни тащить на своей спине, а бумаги, знаете, не было, а потом двести километров верблюдами, в куржумах, там сеном переложили, а потом автомобилем тоже сотни километров, вы что думаете - по асфальту везли, как пирожные с кремом из кондитерской в Москве, - вот камни и обились. Нет, Это вам хорошо критиковать. Да ничего, мы помоем их щечкой, разобьем, сделаем шлифы... Это еще ничего, а вот когда мы в прошлом году собрали коллекцию нежнейших цеолитов - таких волосистых кристалликов с красными головками, так, знаете, от них ничего не осталось, все в муку превратилось: ну и выбросили.
С растущим ужасом слушал я слова геолога.
– Ну, а как же вы будете их изучать? Ведь надо же измерить кристаллы, определить относительный возраст минералов. Так ведь вы в этих обломках ничего не поймете. Только тонкий химический и кристаллохимический анализ помогает разобраться в сложных процессах кристаллизации, в законах роста этих некогда прекрасных образований. Ведь истинные законы - великие законы природы - обычно начинаются за третьим десятичным знаком, - в тонких мелочах строения, в неуловимых чертах лица скрыты глубочайшие тайны мироздания, надо присмотреться, вдуматься в каждый камень, и он сам расскажет тебе без шлифов и полировок о своем прошлом. Ты только
* * *
– Видишь, смотри!
– показывал мне горщик 15 Лобачев кусочек редчайшего хиолита на Ильменской копи.
– Вот видишь ты, тоненькая розовая полосочка, что лежит между шпатом и леденцом, - это, значит, будет хиолит, по-вашему, а если нет полосы, то самый настоящий криолит 16, он на зубах потверже, скользкий такой, как кусочек льда, а хиолит - тот рассыпчатый, хрустит под зубом.
Так поучал меня Андрей Лобачев, этот неграмотный миасский горщик, всю свою жизнь отдавший горам и камню.
А через несколько лет в прекрасном трактате датского минералога об ильменском криолите я нашел почти все эти описания мелочей строения как разгадку тайны рождения этого ледяного камня в горах Южного Урала. Тончайшие наблюдения, достойные самых великих ученых натуралистов, рождались в простой, бесхитростной душе горщика, всю жизнь - тяжелую и голодную жизнь - проведшего на копях, в мокрых дудках Мурзинки, на отвалах Шишимских копей или в Ильменском лесу. Десятки лет глаз привыкал к тем едва уловимым сочетаниям цвета, формы, рисунка, блеска, которых нельзя ни описать, ни нарисовать, ни высказать, но которые для горщика были ненарушимыми Законами природы.
– На Кривой, там ширла 17 с мягким задником, она только легко прикипелася к шпату, а на Мокруше сидит глубже, как треппами 18 у гранильщика, и не оторвать ее оттуда, да и блеск, знаешь, на Кривой зеленый, что стоячая вода, а на Мокруше - иссиня-черный, как воронье перо, только не с крыла, а с хвоста вороны.
И вспомнились мне эти уроки старых горщиков, любивших камень, сроднившихся с его тайнами, умевших в своих мозолистых, грубых руках бережно отнести домой штуф с тяжеловесом19, кристаллы тумпаза20 с шляпкой и иглами ширлы.
Вы, творцы толстых фолиантов, написанных в кабинете, о происхождении цинковых руд или о свойствах тысячи шлифов змеевика, умеете ли вы так любить и ценить камень? Поняли ли вы, в разговоре с ним наедине, его язык, разгадали ли вы тайны пестрого наряда его кристаллов, таинственного созвучия его красок, блеска, форм?
Нет, если вы не любите камня, если вы не понимаете его там, в самой горе, в забое, в руднике, если не умеете в самой природе читать законы прошлого, которые рождают его будущее, то мертвыми останутся все ваши ученые трактаты и мертвецами, обезображенными, изуродованными, будут лежать бывшие камни в ваших шкафах.
Лучше тогда оставьте их... и займитесь фунгоколлегологией.
TESTA
УЕВА21
Знаменитые пегматитовые жилы Монте-Капанны 22 на острове Эльбе лежат где-то в лесистом овраге между Сант-Илларио и Сан-Пиетро-ин-Кампо.
Был жаркий июльский день, мне не хотелось подниматься по крутым каменистым тропинкам до самого Пиетро - деревушки, высоко висящей на склонах гранитного массива. Я решил пойти в Илларио и там поискать кого-нибудь, кто проведет меня по горным тропам в Гротта-Доджи, замечательные самоцветы которой так широко известны минералогам всего мира.