Воспоминание
Шрифт:
И вот, вооружившись этой информацией, Алида вознамерилась сделать все, чтобы изменить будущее. Она не могла допустить, чтобы все, чем владела ее семья, все, что построил ее муж, досталось чужому человеку, который не имел к этой семье никакого отношения.
Она произнесла тихо:
— Ты, муж, знаешь правду, и я ее знаю. Парень выглядит, как Гильберт Рашер. Поставь его рядом с остальными сыновьями этого мерзавца, и одного от другого не отличишь.
— Тем более хорошо, что он женится на моей дочери. — В груди Джона заклокотал гнев. — А ты, жена, еще смеешь мне возражать?
Алида знала, что не имеет права показывать своего страха.
— Можешь, конечно. Но зачем? Разве ты не видишь, что я хочу того же, что и ты? Я тоже хочу, чтобы парень женился на нашей дочери. Он — хорошая пара. Я уверена, что от него у нее будет множество здоровых толстых сыновей. — При этих словах Алида чуть не подавилась, так противно ей было притворяться, что она так же помешана на сыновьях, как ее муж. Она родила ему двоих сыновей, которые были умны и добры душой. То, что они не наделены громадной физической силой, не казалось ей смертным грехом.
— Я беспокоюсь насчет Гильберта Рашера, — громко сказала она, чтобы Джон расслышал ее, несмотря на то, что гнев заложил ему уши. — Ты не думаешь, что этот человек явится сюда и начнет требовать своего сына назад? Ему ведь не заплатили за мальчишку, ты помнишь? После того… После пожара ты отказался заплатить ему деньги, которые обещал. Он, во-первых, хотел землю, во-вторых, дочь в жены.
Ей пришлось остановиться, потому что горло ей сдавили воспоминания о том, как ее муж пообещал этому негодяю поместье Пенимэн, которое принадлежало ей.
Теперь Алида видела, что Джон ее слушает, и продолжала:
— Если Рашер явится сюда требовать своего сына или заберет одну из наших дочерей, это вызовет очень большие неприятности. Может потребовать за девчонку колоссального приданого. Он может составить петицию королеве, изложив ей, как ты заявил, что сын твой, хотя ясно видно, что это не так.
Джон стиснул подлокотники кресла. Ему не нравились намеки на то, что у него не может быть такого сына, как Талис. Ведь на самом деле в том, что у него его не было, была, безусловно, ее вина. Если бы он женился на женщине посильнее и покрепче, наверняка она родила бы ему такого сына, как надо. Думая так, он упускал из виду, что мать Талиса была очень миниатюрна.
Алида подошла к нему, опустилась на колени у его кресла и положила свои руки на его. Она уже не была так хороша, как когда-то, но кое-что в ней еще оставалось, а, кроме того, она умела так посмотреть на мужа, как будто считала его самым сильным, самым храбрым мужчиной на свете.
— Убедись, что с этой стороны нет угрозы, прежде чем женить мальчика на твоей дочери. У тебя должно быть что-то в письменном виде, какой-то документ, в котором будет написано все, о чем вы тайно договоритесь. И нужно заплатить Рашеру за парня, возместить ему то, что мы ему должны уже давно. Ты ведь, конечно, знаешь, что двое его сыновей погибли?
Уже в течение многих лет до нее доходили самые отвратительные известия о Гильберте Рашере и его грязном отродье. У его сыновей были тяжелые кулаки
Говорили, что королева хохотала так, что стены тряслись, дворец ходил ходуном, и было слышно по всей столице, когда ей докладывали об этом деле. К Гильберту привели сто двенадцать человек, у каждого из которых были веские причины, чтобы желать смерти его сыну — и это только те, которые не успели в тот же день быстренько разъехаться, прослышав про то, что происходит. Гильберт Рашер расследовал дело и вынес приговор — двадцать человек, из них семнадцать мужчин и три женщины, предать смерти через повешение. Королева, однако, приказала отменить приговор и никого не вешать, что привело Рашера в страшный гнев. Если человек умудрился нажить стольких врагов, говорилось в королевском указе, то, значит, он не был убит, а понес справедливое наказание.
Алида не стала говорить мужу, что. судя по слухам, иногда, напившись, Гильберт Рашер во всех своих бедах обвинял Джона Хедли. Он уверял, что его «невезение» началось той самой ночью, когда родились те двое детей и потом погибли в огне. Согласно его версии, если бы он получил от Джона то, что тот ему задолжал (он никогда не говорил, за что тот ему задолжал и что именно) — он мог бы превратиться в богача. А теперь дела у него не шли и урожая не бывало, якобы не потому, что он обложил крестьян непомерным налогом и почти довел до разорения, а потому, что богатый Джон Хедли ему что-то не заплатил.
Нет, этого Алида Джону не говорила. Если ее муж так помешан на желании иметь сына, что ему все остальное кажется пустяком, — пусть будет так.
— Если он женится, — Джон тяжело вздохнул, прежде чем вслух признать, что Талис ему не сын, — на моей дочери, то он будет привязан ко мне.
«Забудь о деньгах, забудь о наследстве», — подумал он. Правда была в том, что Талис ему нравился. Он пробыл здесь еще совсем немного, а уже столько изменил во всей их жизни. За две последние недели Талис несколько раз от души рассмешил не только самого Джона, но и других сыновей. В тот раз, когда он затеял спор и проиграл, только для того, чтобы дать возможность слабому и больному Филиппу отдохнуть, Джон, конечно же, разгадал его намерения.
Были ясны намерения Талиса и когда тот подчеркнуто заговорил об изумительных способностях Джеймса ко всяким наукам и что ему, Талису, в жизни никогда не учиться так хорошо, как учился тот.
Но хотя Джон все это и понимал, ему только нравилось, что Талис так заботится о других. И, что еще важнее, сам Джон начал смотреть на сыновей по-иному. Может, Джеймс и правда кое-чего стоит? Он приказал сыну проверить хозяйственные счета — работа, которую сам Джон всегда терпеть не мог, — и парень нашел множество ошибок.