Воспоминания (1915–1917). Том 3

Джунковский Владимир Федорович

Поездку свою на Кавказ я решил отложить – мне не хотелось расставаться со своими, было жутко уезжать так далеко, да и на юге было далеко не спокойно.

Продолжать военную службу для меня не имело смысла, участвовать в развале армии я находил противным своей совести, перемирие на фронтах было почти везде уже заключено [843] , и потому я решил воспользоваться своим правом и, подвергнув себя освидетельствованию, выйти в отставку.

843

…перемирие на фронтах было почти везде уже заключено – соглашение о перемирии на Западном фронте было подписано 21.11.1917 представителями военно-революционного комитета Западного фронта и объединенного германского и австро-венгерского командования; официально перемирие между Россией и странами австро-германского блока заключено в Брест-Литовске 02.12.1917.

Мой выход в отставку

Для сего

я обратился к профессору военного клинического госпиталя Сиротинину [844] , который любезно согласился принять меня на испытание в госпиталь на предмет освидетельствования состояния моего здоровья в смысле годности или негодности его для продолжения военной службы, я и лег в госпиталь в первых числах декабря. Лежать там было очень хорошо, чистота, порядок были полные, меня ежедневно навещали, так что 12 дней, проведенных мною в этом госпитале, были для меня прекрасным отдыхом. Меня всячески исследовали и в довершение всего сделали рентгеновский снимок с моего сердца. Это исследование решило мою участь.

844

…Сиротинин Василий Николаевич (1855–1934), действительный статский советник (1909), профессор Военно-медицинской академии. С 1904 – директор клиники внутренних болезней академии, заведующий 1-м терапевтическим отделением Клинического военного госпиталя. Участник Белого движения во ВСЮР. С 1920 – в эмиграции в Югославии, с 1924 – во Франции.

Снимок показал сильное расширение аорты, так что при освидетельствовании меня особой комиссией при Военно-медицинской академии никаких споров не было, меня даже ни о чем не спрашивали, а на основании истории болезни и снимка все члены комиссии единогласно постановили считать меня подлежащим увольнению от службы в отставку с правом на пенсию.

При этом мне было выдано нижеследующее свидетельство:

Свидетельство

Вследствие подписи главного врача Петроградского клинического госпиталя от 13 декабря 1917 года за № 13322 на рапорте командира 3-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта Владимира Федоровича Джунковского мы, нижеподписавшиеся, в заседании комиссии, учрежденной при сем госпитале, 14 декабря текущего года, свидетельствовали названного генерала на предмет увольнения в отставку по болезни и при этом нашли следующее:

Генерал-лейтенант Джунковский 53 лет от роду, жалуется на чувство давления в области грудины и в области сердца, на одышку при небольших физических напряжениях и головокружения. Болен несколько лет, но за последнее время состояние здоровья значительно ухудшилось.

Объективно: роста выше среднего, сложения и питания удовлетворительного, пульс 68, умеренного наполнения, несколько разновременный при исследовании пульса на обеих руках; границы сердца: сверху верхний край 4-го ребра, справа между срединой и левой грудинной линиями, слева – пальца на 1 1/2 . Поперечных кнаружи от сосковой линии; сердечный толчок не ощутим, звуки сердца глухи, особенно 1-ый, как у верхушки сердца, так и на аорте, где он нечист; 2-ой звук на аорте акустирован; в области верхней части грудины заглушение перкурторного тона: на рентгенограмме заметно расширение дуги аорты с левой стороны: артерии на ощупь плотные. Печень выдается из под края ребер на сосковой линии пальца на 2 поперечных, при ощупывании не болезненна.

Комиссия полагает, что генерал-лейтенант Джунковский страдает хроническим воспалением мышц сердца, расширением и склерозом аорты.

Названные неизлечимые болезни препятствуют генерал-лейтенанту Джунковскому продолжать службу, почему он подлежит увольнению в отставку с правом на пенсию согл. п. 3 ст. 9-й приказа по Военному ведомству 1912 г. № 400.

В том дано сие свидетельство с положением казенной печати. Петроград, декабря 14 дня 1917 года».

Председатель комиссии главный врач госпиталя Могилянский [845] .

За профессора судебной медицины военного госпиталя Карпинский [846] .

Печать военного госпиталя

Члены: ассистент судебно-медицинского отделения (подпись не разборчива), ассистент отделения Тавилдаров [847]

С мнением комиссии согласен: временный президент (начальник) Военно-медицинской академии, профессор (подпись неразборчива) [848]

Печать Военно-медицинской академии».

845

…Могилянский Алексей Михайлович (1858 –?), статский советник (1914), доктор медицины, профессор Военно-медицинской академии, в 1912–1914 гг. начальник Клинического военного госпиталя, в 1917 – и.д. главного врача.

846

…Карпинский Александр Иванович (1872 –?), врач-психневролог, д-р медицины, в 1917 – и. о профессора судебной медицины Клинического военного госпиталя.

847

…Тавилдаров Н. Н., в 1917 – ассистент отделения начальник Клинического военного госпиталя.

848

Имеется в виду Ильин Михаил Дмитриевич (? – 1937), профессор, доктор медицины

и биологии, с 13.06. по 13.12.1917 – временно исполняющий должность президента Военно-медицинской академии.

Получив это свидетельство, я при рапорте представил его в Главный штаб, прося об увольнении моем от службы. В ответ на мой рапорт последовал следующий Приказ армии и флоту от 17 декабря 1917 г.:

«По пехоте.

Числящийся по гвардейской пехоте, командир 3-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенант Джунковский увольняется от службы за болезнью с мундиром и пенсией».

Этот приказ, хотя и был подписан 17 декабря, но опубликован он был только в феврале, так что в виду окончившегося в январе месяце срока моего отпуска, мне пришлось просить о продлении его у коменданта в Петрограде, который был так любезен, что продлил мне его впредь до выхода приказа о моем увольнении от службы. Командующему 2-й армией я послал рапорт с извещением о состоявшемся освидетельствовании меня и предстоявшем увольнении меня от службы. Одновременно я уведомил и штаб моего корпуса и комитет.

Отъезд мой в Курскую губернию

Вместо поездки на Кавказ я решил проехать к моим друзьям в Курскую губернию. Помня происшедшее со мной в Орше я, опасаясь как бы со мной вновь не произошло неприятности в пути, т. к. передвижения в то время по железным дорогам сопряжены были с большими затруднениями в отношении к генералам (в то время еще ходили в форме и в погонах) было не доброжелательное, я отправился перед свой поездкой в военный отдел ЦИКа, в Смольный и, высказав откровенно свои опасения, предъявив документы, просил выдать мне какое-либо удостоверение для гарантии моей личности. В военном отделе ЦИКа отнеслись очень внимательно ко мне и выдали мне следующее удостоверение:

Удостоверение. 16 января 1918 г.

Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет.

Военный Отдел. №. 350.

Дано сие командиру 3-го Сибирского армейского корпуса Владимиру Федоровичу Джунковскому на право проезда в г. Москву, Курск и обратно в Петроград.

Военный отдел ЦИКа просит лиц и учреждения не чинить препятствий. Действительно по 15 февраля 1918 г.

Председатель А. Енукидзе [849]

Секретарь – подпись неразборчива.

849

…Енукидзе Авель Сафронович (1877–1937), профессиональный революционер, партийный и государственный деятель. С июня 1917 г. член Петроградского совета и исполкома, с ноября 1917 – заведующий (председатель) военным отделом ВЦИК, в дальнейшем на государственной службе, репрессирован.

Возвращение мое в Петроград и назначение мне пенсии

Благодаря этому удостоверению, я прекрасно проехал в Курск и обратно, нигде мне не было учинено никаких препятствий. Я очень хорошо отдохнул у моих друзей как нравственно, так и физически.

Несколько раз меня по дороге, как генерала, останавливали, но удостоверение военного отдела ЦИКа спасало меня от неприятностей. На обратном пути я провел несколько дней в Москве и вернулся благополучно в Петроград к своим, где меня ждало уведомление Главного штаба с приказом о моем увольнении от службы, а в апреле вышла мне и пенсия по 3270 рублей из казны и по 1288 руб. из эмеритальной кассы, эту пенсию я ежемесячно аккуратно получал из Казначейства, вплоть до моего ареста 1-го сентября.

Посылка Мутовкина на фронт для ликвидирования оставшегося имущества и привоза вещей

Получив окончательную отставку, я решил послать кого-нибудь на фронт в штаб 3-го Сибирского корпуса, чтобы узнать цело ли там мое имущество, и если оно цело, то, распродав на месте лошадей, экипажи, мебель, остальное привезти в Петроград. Не получая с декабря месяца никаких оттуда вестей, я полагал, что все это у меня конфисковано, но на всякий случай послал туда моего верного, бывшего у меня шофером и преданного мне Мутовкина, ловкого и смышленого.

Две недели я ждал его возвращения и потерял уже надежду, как вдруг, как-то вечером раздался звонок – я пошел открыть дверь и, к моей радости, увидал Мутовкина и моего вестового с массой багажа. Как я обрадовался, как приятно было увидать своих вестовых, свои вещи. Оказалось, что несмотря на царившую разруху, грабежи, все мое имущество, все мои вещи, все было сохранено в целости. Вестовые мои отняты у меня не были и находились при моих вещах.

Комитет все время ждал моего возвращения, и когда пришел приказ произвести выборы командного состава, то комитет заявил, что до моего возвращения производить выборов не будет. Когда же было получено известие, что я не возвращусь более, комитет произвел выборы – выбрав генерала Вивьена де Шатобренна, которого я оставил своим заместителем.

Посланному мною Мутовкину комитет оказал полное содействие по ликвидированию моего имущества, так что ему и моим вестовым удалось довольно выгодно продать лошадей и экипажи, на все же остальное комитет выдал литеру для бесплатного провоза 14 пудов багажа до Петрограда, разрешив и вестовым сопровождать мои вещи, для отвоза их на станцию предоставил грузовик, одним словом, проявил прямо трогательное внимание.

Я получил и несколько сот рублей недополученного жалованья, за вычетом всех расходов. Такое отношение, такое внимание ко мне со стороны комитета и чинов штаба меня даже взволновало, я был растроган до слез. А разбирая вещи, я не мог не обратить внимания, что мне прислали все до последней нитки, даже недопитая бутылка мадеры и начатая коробка с печеньем, которые я, уезжая 18-го ноября, оставил на окне своей комнаты, оказались среди вещей.