Воспоминания арабиста
Шрифт:
Вечерами, занимаясь с отстающими студентами из группы африканистов, я делал непроницаемое лицо и допытывался:
— А что будет значить это слово, если сменить в нем первый коренной звук на «х» придыхательное? А это? А если тут снять точку?
— Много с них спрашиваете, — замечал мне их преподаватель.
Я сразу обмякал и говорил растерянно:
— Правда? Но ведь африканистам не мешает знать арабский получше…
Тогда курсовых работ не было. И однажды…
— Игнатий Юлианович! Я хочу написать статью…
— Вот как! О чем же?
— Об арабской картографии.
— Картография… Так, так. Что же, дело стоящее, ведь в общем-то ни одной обобщающей работы по этому вопросу нет. Каков же ваш материал?
— Лейденская рукопись труда по всеобщей географии автора десятого века аль-Истахри. Она есть в библиотеке, где я работаю. Текст сопровождают арабские средневековые карты…
— Так, я представляю себе, о чем вы говорите. Это не рукопись, конечно, а ее литографированное издание — подлинных рукописей в открытых библиотеках не держат, — Крачковский мягко улыбнулся моему неточному выражению. — Карты в ней хороши в том смысле, что они типичны, то есть они отчетливо показывают, какие именно географические представления сложились у арабов той эпохи. Ну, а что же еще, помимо этих карт, вы собираетесь изучать ради вашей темы?
Я смешался и покраснел.
— Игнатий Юлианович, мне казалось, что литографии достаточно…
— Жидковато. На одних картах Истахри далеко не уехать. Как бы ни были эти документы важны для нас, но взятые сами по себе они дают шаткую аргументацию, выводы не будут иметь нужной цены. Все познается в сравнении, как вы хорошо знаете. Тем более что, по-видимому, вас привлекает идея обобщающего очерка, на меньшее вы вряд ли согласны. Начинающих ученых влечет к созданию широких полотен, хотя достаточной глубины они еще внести туда не могут. А раз широкое полотно, то нужно с особой тщательностью оценить карты этой вашей литографии, а кроме того, должны же вы показать и другие образцы. Итак, пойдите сперва в Публичную библиотеку, там есть издание, посвященное картографическим памятникам Африки и, специально, Египта, по-моему, оно доведено до XIII века. Его подготовил египетский ученый Юсуф Кемаль, как видно, человек весьма толковый. Материал там серьезный, кроме разнообразных карт приводятся подлинные тексты географических описаний с переводом на французский язык. Вы по-французски читаете?
— Недавно стал заниматься, Игнатий Юлианович.
— Где, на вашем курсе?
— Нет, на курсе преподают немецкий, а на историческом отделении, где довелось учиться прежде, был английский. Я занимаюсь французским языком сам.
— Так сказать, приватно… С учителем?
— Нет, по учебнику. Это курс уроков, составленный Милициной и Поммер. Нарезал картонных пластинок, расписал на них тексты учебника, на обороте каждой пластинки — перевод. Сложил в карман и как еду в трамвае или стою где-нибудь в очереди, достаю, гляжу. Если карточка попала на глаза французским словом, спрашиваю себя: как это по-русски? И наоборот…
— Понимаю, — задумчиво сказал Крачковский. — Итак, займитесь еще и Кемалем, это будет вам дополнительной практикой и в языке. Издание редкое, тираж всего сто экземпляров, один из них прислан из Каира в дар нашей «Публичке». Если вас не сразу к нему подпустят, сошлитесь на меня, пусть вам его выпишут из хранилища в читальный зал на мое имя.
— Спасибо, Игнатий Юлианович.
— Потом приходите в Институт востоковедения. Это сразу за университетом, на последнем этаже академической библиотеки. Там, в Арабском кабинете, попросите Виленчика — запишите: Яков Соломонович Виленчик…
— Я запомню, Игнатий Юлианович.
— Хорошо. Виленчика или Даниила Владимировича Семенова попросите достать вам с полки тома Конрада Миллера под названием «Маррае Arabicae». [11] У Миллера хороший, достаточно полный набор карт из так называемого «Атласа ислама» и полезные комментарии. Для вашей темы все это, конечно, следует знать основательно. Затем посмотрите статьи Мжика и Крамерса, особенно первого; Крамерс, хоть и голландец, писал по-английски, а Мжик существует по-немецки. Эти статьи тоже есть в Арабском кабинете.
11
«Арабские карты» (лат.).
И пошла работа.
…«Арабская картография в ее происхождении и развитии». Ни много, ни мало! На меньшее я был не согласен, правду сказал Игнатий Юлианович. Звонкие слова заглавия первыми легли на чистый лист бумаги, другого на нем пока ничего не было. Сейчас, глядя на ненароком пощаженный житейскими бурями экземпляр моей первой
публикации, я думаю: две легкомысленные подружки молодого ума — звонкость и наукообразность — как часто и порою долго теснят они в ученом двух верных его спутниц — глубину и научность! О нужном пределе научной глубины я имел довольно смутное понятие. Конечно, атласы Юсуфа Кемаля и Конрада Миллера были мной проработаны досконально, географические статьи Мжика я перечитал не однажды, а с маститым Крамерсом даже вступил в спор; основные выводы моей юношеской «пробы пера» пока не поколеблены; Крачковский недаром сослался на нее в своем печатном докладе в Географическом обществе. Но назвать ее надо было гораздо скромнее, ибо тема «Арабская картография в ее происхождении и развитии» требует книги, а не статьи. Во всяком случае выводы, раз о них зашла речь, могут быть если не изменены, то значительно дополнены. Это, впрочем, стало мне ясно значительно позже, когда начались мои попытки воссоздать по данным забытых рукописей картину средневековой арабской навигации: морские карты восточных лоцманов, уничтоженные временем и европейской колонизацией и, как феникс из пепла, снова встающие перед нами уже из текстов случайно сохранившихся лоций, после скрупулезного анализа — как много мог бы дать этот реконструированный образ книге об арабской картографии! Живое зеркало суровой действительности моря, ловящее все ее изменения, верное руководство для кормчих, развозящих людей и товары по великому «Индийскому морю», — и застывшие геометрические схемы «Атласа ислама», чуждые практике, созданные в сонной тишине подворий на караванных путях… Вот основная коллизия моей давней темы.
Крачковский как чувствовал, чего не хватает мне. Вряд ли он думал о морских картах, когда год спустя обратил мое внимание на уникальную рукопись Института востоковедения, где я наткнулся на неизвестные арабские лоции XVI века: ведь эти карты и поныне умозрительны, представление о них возникает благодаря изучению конкретных текстов, а специально заниматься навигационными рукописями ему не пришлось. Но великое искусство учителя, видящего в ученике будущего исследователя, состоит в том, чтобы найти единственный — ни часом раньше, ни часом позже — момент, когда нужно натолкнуть зреющий ум на то, что может ему дать крылья, если он сумеет их добыть, — хотя еще не известно, насколько они будут широки. На карты Кемаля и Миллера, статьи Мжика и Крамерса мне было указано прямо, ибо их знание созидало основу, conditio sine qua non [12] для занятий избранной темой. Когда основа создалась, то для ее обогащения и развития достаточно было незаметным толчком устремить уже возбужденную мысль в нужном направлении. В этом и помощь и испытание.
12
Непременное условие (лат.).
Однажды товарищ по группе сказал мне:
— Слушай, ведь нам не преподают персидский язык.
— Ты прав, не преподают. Я тоже заметил это.
— Как думаешь, почему?
Я пожал плечами.
— Не знаю.
— Ты бы стал заниматься?
— Конечно. Арабисту без персидского нельзя. Только где взять преподавателя? Вероятно, нет ставок. Ты же знаешь, как у наших факультетских канцеляристов: лимиты-кредиты…
— Чепуха! Пошли в деканат.
Через пять минут мы вошли в тесный кабинет и почтительно остановились у массивного стола.
— Чего вам? — спросил усталый декан.
— Мы арабисты-третьекурсники…
— Знаю. Шумовский, Гринберг. Чем, так сказать, могу…
— Мы хотим изучать персидский язык, а нам его не дают…
Декан удивленно посмотрел на нас и лаконично ответил:
— Программой не предусмотрено.
— Как же так? Ведь мы арабисты и нам непременно, обязательно…
— Я вам сказал, друзья. Не предусмотрено. Значит, не включено в смету.
— Но ведь мы должны изучать персидский язык… Какие же могут быть арабисты без…