Воспоминания (Детство, Царствование Александра II и Александра III)
Шрифт:
До того времени вся германская промышленность пользовалась в отношении потребления продуктов своей промышленности в России всевозможными льготами. Масса товаров проходила без всяких пошлин.
Когда в последние годы царствования Императора Александра II и в первые годы царствования Императора Александра III начали уже делать попытки к установлению протекционных ставок в отношении чугуна, железа и некоторых продуктов из чугуна и железа - канцлером Германии был еще великий Бисмарк.
На водах, кажется, в Карлсбаде или, может быть, в Mapиенбаде - не помню - встретился Бисмарк с Гирсом и обращал внимание Гирса на то, что вот это новое направление русской экономической политики не соответствует
Я думаю, что то указание, которое сделал Бисмарк Гирсу - в смысле угрозы - не было вполне правильно, ибо только, может быть отчасти, стремление России к введению протекционизма способствовало, или, вернее, ускорило введете протекционизма в Германии, так как известно, что пошлины на сельскохозяйственные продукты в Германии были введены еще ранее и идея протекционизма на сельскохозяйственные продукты была гораздо более раннего происхождения.
Отцом этого движения был известный экономист - Фридрих Лист, о котором, между прочим, я написал маленькую брошюру, {335} еще когда я был начальником эксплоатации Юго-Западных жел. дор. Эта брошюра была напечатана отдельным изданием.
Между Россией и Германией торговых договоров не существовало; Россия и Германия или, вернее говоря, Пруссия, жили столь тесной жизнью, вследствие династических отношении, что торговых договоров как будто бы и не требовалось.
Как известно, Прусское Королевство, а затем и Германская Империя создались можно сказать наполовину усилиями России и скованы значительными ручьями русской крови.
При таких общеполитических отношениях вопрос о торговом договоре не поднимался. Вопрос о необходимости торгового договора был поднять уже после того, как была создана Германская Империя. Когда на престол вступил Александр III, он повернул политические паруса по направлению Франции.
Германия ввела пошлины на сельскохозяйственные продукты и преимущественно на хлеб; мы, с своей стороны ввели протекционный тариф, покровительствующий и имеющий в виду создать свою собственную русскую, национальную промышленность.
Таким образом, события экономической жизни двух государств, как бы соответствовали и политическим течениям. Как политические, так и экономические отношения, естественно привели, наконец, к необходимости установить формальные договорные торговые отношения, зиждущаяся на трактатах, а не на одних словах и обещаниях монархов и их министров, тем более, что всегда эти обещания и слова, коль скоро они исходили от русских, понимались немцами в самом широком смысле, а когда обещания исходили от пруссаков или от германцев, то они часто забывались или толковались ими в смысле ограничительном.
Так или иначе, а после того, как Германия ввела пошлины на все хлеба и вообще на сельскохозяйственные продукты, а мы установили в 1891 году наш таможенный тариф - обе стороны были друг другом недовольны.
Германия ввела двоякого рода пошлины на сельскохозяйственные продукты - пошлины максимальные и минимальные, т. е. одни пошлины боле высокие, а другие менее высокие. Причем Германия заявила, что ко всем тем державам, с которыми она заключить торговые договоры, к этим державам могут применяться пошлины минимальные, а к тем державам, с которыми не будет заключено торговых договоров, Германия будет применять максимальные пошлины.
{336} Так как Российская Империя не имела с Германией торговых договоров, - то к нам сразу применили пошлины максимальные. С другими державами уже имелись торговые договоры и, следовательно, к ним применялись минимальные пошлины.
– К тем же державам, с которыми, хотя и не имелись торговые договоры, но с которыми уже начали вести переговоры - к этим державам Германия также не применяла максимальных пошлин, указывая на то, что уже ведутся переговоры и что уже предстоит заключение торговых договоров.
Таким образом в результате оказалось, что почти одна Российская Империя была подвергнута максимальной пошлине.
Легко себе представить, что если, положим, какая-нибудь страна, например, Германия взыскивает, скажем, с пуда хлеба 30 коп. (с каждого пуда хлеба в зерне, откуда бы этот хлеб ни шел), то это составить, конечно, некоторый урон для всякой страны, ввозящей туда свои продукты, а в том числе и для России. Но коль скоро такая пошлина взыскивается со всех стран, откуда бы этот хлеб ни шел, одинаково, то этот урон не столь еще чувствителен. Если мы, скажем, со всех стран взыскивается 15 коп. с пуда хлеба в зерне, а с русского - 30 коп., то такая мера несравненно тяжелее; она является более тяжелой, чем если бы со всего хлеба - всех стран взыскивалось не 30 коп. с пуда, а, скажем, 60 коп. или и р. Это было бы легче, нежели с русского взыскивается одна пошлина (максимальная), а с хлеба остальных стран - другая пошлина. Очевидно, такая мера - крайне резкая и боевая.
Еще при Вышнеградском мы начали вести торговые переговоры, но эти переговоры все не ладились. Вели мы их, с одной стороны, через наше посольство в Берлине, а с другой стороны, вели их здесь, в Петербурге, через германское посольство.
Но переговоры эти велись довольно безжизненно и не энергично.
Когда мне, по вступлении моем в должность министра финансов, пришлось взять в руки ведение переговоров с Германией о торговом договоре, то состав посольств был следующий.
Берлинское посольство в Петербурге не играло в этом деле никакой роли. Послом был генерал Вердер, человек, к которому был очень расположен наш Император, но который вообще не мог играть никакой политической роли.
Нашим послом в Берлине был граф Павел Шувалов, генерал-адъютант, хороший военный, отличившийся в последней турецкой {337} войне 70-х годов. Очень светский, образованный человек и весьма хитрый, но хитрый в хорошем смысле этого слова. Он имел русский характер, а хитрость поляка, так как мать его была полька. Граф Шувалов был выдающимся послом, и его в Берлине, как старый Император Вильгельм, так и молодой Император Вильгельм, весьма любили и ценили.
Граф Шувалов очень желал, чтобы состоялся торговый договор с Германией и чтобы при этом не произошло никаких столкновений. В этом смысле он делал все возможное. Относительно того, какими жертвами будет достигнуть этот договор, он особенно в это не входить, да, вероятно, это не особенно и понимал, так как вопросы экономические и общегосударственные были от него довольно далеки.
Для переговоров с Германией по поводу торгового договора в помощь нашему посольству был посылаем Василий Иванович Тимирязев, - который был впоследствии министром торговли и промышленности, а ныне он состоит членом Государственного Совета от промышленности и торговли.
Василий Иванович Тимирязев дело, конечно, знал, так как он был вице-директором департамента торговли и мануфактур, и, конечно, мог вести переговоры, но только постольку, поскольку это соответствовало его характеру и уму, а как по характеру, так и по уму, он не способен был судить о предметах с надлежащей точки зрения. С другой стороны, Тимирязев всячески старался и стремился к тому, чтобы как-нибудь это дело уладить, чтобы этот договор состоялся, а именно вследствие этого немцы были крайне неуступчивы и желали достигнуть как можно более выгодного для них договора, не делая нам никаких соответствующих уступок.