Воспоминания душегуба: Друг
Шрифт:
Тут и там обнаружились похожие постройки, а я сбился на третьем десятке, пытаясь их сосчитать. На меня, как на какую-то диковинку, пялились полуголые мужчины и старики. В отличии от этого здоровяка, остальные ростом и шириной плеч не выделялись, и редко обгоняли меня в росте на две головы. Их полуголые тела словно не замечали мороза, в то время как мне, всё-таки, пришлось надеть рукавицы и шапку.
Вдруг мой взгляд наткнулся на облачённую в такую же тёплую доху женщину, голову которой украшал шарф, хотя, скорее, даже платок. Пока меня вёл здоровяк, оказалось, что все женщины одевались в тёплые одежды, а мужчины ходили налегке. Даже
Как ни странно, холод здесь стоял такой, какой я не испытывал даже в горах Яксарда. Не спасали даже рукавицы. Щёки за столь короткий срок на морозе покраснели, а нос стал бесполезным наростом. Новое жилище оказалось не в пример больше иглу, где лежал я, чему я несказанно удивился. Иглу всегда строили небольшими, так как согреть большие постройки в условиях таких морозов невозможно.
Длинный стол посередине оказался накрыт на четверых. В воздухе витал аромат рыбы, яиц, жира, мяса и чего-то ещё. В животе заурчало, и я поймал себя на мысли, что не помню, когда ел последний раз. Не дожидаясь меня, хозяева расселись и молча начали уплетать за обе щеки. Мне ничего не оставалось, как уподобиться им и вгрызться в аппетитную рыбу. Косясь на новых знакомых, я, наконец, понял, что не давало мне покоя. Затылки у них были ненормально вытянуты назад и вверх. Не так сильно, но где-то на длину ладони, или на половину ладони точно.
— Что ж, — закончив с едой, бросил мужчина лет пятидесяти. — Ну, здрав будь, харип. Меня Хушем кличут, это, — он кивнул в сторону здоровяка, — сынку мой — Менги. А его, — Хуша хлопнул по плечу темнокожего. — Захаром. А днесь поведай, харип.
С трудом я вспомнил, что харип на старосепахийском означает «незнакомец».
— А что рассказывать-то? — прикидываться дурачком я ещё не разучился.
— От кого о Захаре ведаешь, кто таков, да как к нам угодил. Всё поведай.
— Славом кличут, — представился я своим взрослым именем. — Насчёт Захара обознался! Он на моего друга очень похож, один в один! Только Захар старше будет, — ложь обжигала язык, но лилась из меня сладким нектаром.
Судя по их немного напряжённым лицам, они пытались перевести на старосепахийский, и им это удавалось не без труда. Впрочем, как и мне.
— А как я здесь очутился — ума не приложу!
— Вертеп помнишь? Темень, да тварь поганую? — придвинулся поближе Хуша, прищурившись. — По глазам сужу, яко помнишь. У Захара подобно было.
Отвечая на мой невысказанный вопрос, Захар снял шапку, показав свои белые короткие волосы.
— Я что, тоже?.. Поседел?
— Да нет, полно в твои глаза глянувши, абы уразуметь, — улыбнулся Хуша. — Захару меньше везения, он паче и белее снега очутился.
Это сравнение почему-то рассмешило отца и сына, что нельзя было сказать о нас с Захаром. Отсмеявшись, Хуша задал вопрос, который уже давно вертелся у меня на языке:
— Гадаешь, яко сие тварь такая, чьих мы будем, да где ты очутился? Всему своё время, об сим мы дале разговор держать станем. Поведай паче, як ты с поганью совладал? Доднесь вы першие, совладавшие со злобою худою. За неполные два десятка зим мы многих потеряли, кто хаживал в поганый вертеп.
— Это из-за той… — я попытался подобрать слово, но не успел.
— Мы его тварью кличем. Просто тварью, — закончил за меня Хуша. — Вы единственные, кого оно в живых оставило. Аль нашли вы способ хитрый? — Хуша даже придвинулся
— Да я убегал просто… Но как бы быстро не убегал, оно всегда догоняло, — пожал плечами я, держа себя за малоумного дурачка. — А что было дальше… не помню.
— А дале услыхал я крик со стороны гор, да тебя приметил, — сказал Менги. — Взгляд твой злобою пылал, да отчаянием, егда ты напасть на меня попытался. Сперва подумал, яко ты и есть погань лютая.
— Благодарствуй сынку моего, Слав. От сих до закатных гор сутки пути, а Менги тебя втрое быстрее донёс. С Захаром проще сталось. На него наткнулось несколько охотников, и они быстро донесли его к Надежде. Что ж, вёл ты сказ о том же самом, что и Захар. Но я никак не уразумею, что заставило тьму отступить… Сначала Захар, а спустя неполные сутки появляешься ты…
Хуша сосредоточенно дёргал свою бороду, а от меня не укрылись его последние слова. Ведь я помнил, что темнокожего я видел последний раз точно не вчера. А слова одного из безликих о том, что они потеряли его и не могут найти и следа, наводят на странные мысли.
— Ты здесь совсем недавно? — спросил я Захара.
— Ага, руки отморозил совсем, — голос его был мягок, высоковат и говорил он в нос. — почти не чувствую их.
— А…
В этот момент незаметно подошедший сзади Менги положил свою тяжеленную руку мне на плечо. Я попытался дернуться, но его клинок застыл у шеи.
— Что всё это значит, Хуша?
— Ответы должно тебе держать на наши спросы.
— А это, — покосился я одними глазами на кинжал у горла. — Обязательно?
— Обязательно, — подтвердил Хуша и взял мою руку, нащупав пульс. Пальцы его отличались невероятной сухостью и теплотой, даже жаром. Прикосновение этого человека напомнили мне высохшую до звона корку такыра под беспощадным солнцем пустыни Балхаш.
Выждав некоторое время, Хуша закрыл глаза и начал медленно задавать вопросы, словно пробуя на вкус каждое слово.
— Как тебя зовут?
— Я ведь уже говорил!
— Отвечай на вопрос моего отца! — немного встряхнул меня Менги, от чего клацнули зубы.
— Сын, буде ласковы, — мягко проговорил Хуша, не открывая глаз, словно прислушиваясь к чему-то. — Итак, назови своё имя.
— Слав.
— Ты один из тех, кто охотится на Захара?
— На кой чёрт мне он нужен! Нет, конечно!
— Тише, тише. Не лютуй. Ответь ещё раз. Ты один из тех, кто ищет Захара?
— Нет.
Тут Хуша нахмурился, словно споря с самим собой.
— Зададим вопрос по-другому. Ты один из тех, кто искал его? — отец Менги кивнул в сторону Захара.
— Нет.
— Ты каю?
Это был опасный вопрос. Хождение по острому лезвию ножа всегда вызывало необъяснимый азарт и трепет. А играть со смертью в последнее время приходилось всё чаще…
В голове вдруг одна за другой начали метаться мысли, просчитывая разные способы побега. Самым опасным был Менги, а перцовок, как назло, под рукой не оказалось. Как и оружия. Темнокожий неизвестен, но, судя по простоватому лицу и тонким пальцам, оружия он никогда не держал. Хуша опасен не менее, чем Менги, а его жилистые руки и узловатые пальцы говорили о большом опыте обращения с оружием. Несмотря на то, что он охотник и, наверное, с людьми сражался мало, силы в нём было немеренно. Но от этих безумных мыслей меня отвлёк неожиданно созревший в голове ответ. Ведь Слав действительно не является каю.