Воспоминания о Тарасе Шевченко
Шрифт:
126/ употреблении спиртных напитков, но в данном случае это мнение не подтверждается:
люди, давно знающие Татарчука, утверждают, что он всегда отличался трезвостью. При
более продолжительном свидении безобразие носа как бы стушевывается — высокий рост и
статная фигура старика, его красивый высокий лоб, умные, светящиеся еще и теперь глаза и
свежий, вовсе не старческий цвет лица придают ему внушительную и очень симпатичную
наружность; он притом же настолько бодр
было бы нелегко. Жена его Горпына десятью годами моложе; это высокая и теперь еще
стройная женщина, с заметными следами былой красоты; она также очень моложава и
бодра.
Говорит Татарчук по-украински с примесью русских слов, по временам старается
говорить по-русски, но очень неудачно; жена его говорит только по-украински. Оба
неграмотны. В чистой комнате против входа посреди стены красуется литографированный
портрет Шевченка, изд. Мюнстера, рядом с портретом императора Александра II.
Когда я заговорил о поэте, мои собеседники сразу оживились. Воспоминания о нем
мужа постоянно старалась дополнить жена. Оба отлично помнят Шевченка, его имя и
отчество, его небольшой рост и крепкое телосложение. По их рассказу, Тарас Григорьевич
приехал к ним вместе с их владельцем А. А. Лукьяновичем в с. Марьинское, иначе
Шимково, Миргородского уезда, в апреле 1842 или 1843 года. Несмотря на мое указание,
что Шевченко жил в Марьинском в 1845 г. (это видно из даты под поэмой «Невольник»),
Татарчуки настойчиво утверждали, что пребывание поэта у их барина было не позже лета
1843 г. Лукьянович пригласил к себе Шевченка в качестве живописца для писания портретов
всех членов своей семьи. Художник исполнил заказ, но когда работа была окончена, у
владельца не оказалось денег для уплаты за нее, и потому хозяева настойчиво упрашивали
своего гостя продлить свое пребывание в Марьинском. Только в ноябре явились деньги, а
вместе с тем и уплата за портреты, после чего он и уехал.
Жил Шевченко в Марьинском в отдельном отведенном ему помещении; ему назначили
особого лакея, но от услуг его Тарас Григорьевич почти всегда отказывался. Он вставал с
рассветом и немедленно принимался за работу. Татарчуки особенно указывают на его
трудолюбие. По их словам, в свободное от писания портретов время он почти всегда днем
оставался в своей комнате, постоянно читал книги, которые брал из панской библиотеки,
или же писал письма, или что-то иное; лишь изредка бродил он по окрестностям, при этом
часто останавливался, вглядывался в какие-то отдаленные предметы, срисовывал разные
виды. Завтракал и обедал он вместе с панами, и за все время Татарчуки ни разу не слышали
о его нетрезвости. В Марьинском Шевченко все время оставался почти безвыездно; лишь
изредка он вместе с Лукьяновичем ездил в с. Злодиевку для купания в р. Псле, причем
иногда они заезжали к местному помещику Замятину; кроме того, Шевченко два раза уезжал
на лошадях Лукьяновича в м. Яготин к княжне Репниной и оставался у нее по 4-5 дней;
других поездок он, по воспоминаниям Татарчуков, за все время своего пребывания в
Марьинском не предпринимал. С знакомыми Лукьяновича он не сближался — он
предпочитал знакомство со священниками, которые все очень любили и уважали
Шев-/127/ченка, а священник в с. Устивице, о. Бабичов, однажды за обедом у Лукьяновича
сказал: «Тарас Григорьевич! Вашого розуму хоч би на двадцять чоловік та роздать, всім
достачило б!» Шевченко в ответ громко расхохотался.
Но всего охотнее сближался Шевченко с дворовыми и крестьянами в Марьинском;
почти всех он знал по имени, очень сошелся со многими из них. Часто по вечерам посещал
123
он «вулыцю». Появление его в этих случаях всегда всеми собравшимися ожидалось с
нетерпением, приход его все приветствовали. В эти вечера время проходило незаметно:
Шевченко и сам очень оживлялся, он многое рассказывал о прошлом Украины, о подвигах
казаков, о борьбе их с турками и панами. Говорил он о своем крестьянском происхождении
и освобождении, но о том, как и когда опять вернется воля закрепощенному люду, не
упоминал. Ухаживанием за дивчатами и молодыцями он никогда не занимался, напротив, с
ними обращался так же, как и с парубками и чоловиками. Иногда он приглашал на свой счет
музыку, тогда бывало очень весело; сам Шевченко очень любил, чтобы собравшиеся пели и
танцевали. Из песен ему особенно нравилась та, где поется:
Ой хто лиха не знає,
Да нехай мене спитає *.
Он почти всегда предлагал пропеть и повторить ему песню.
* Чумацкая песня.
Особенной близости Шевченка к Лукьяновичу Татарчуки не заметили. Что до
последнего, то, по их рассказам, отец его был сначала вице-губернатором в Перми, потом
губернатором в Симбирске, откуда перевел 30 семейств «руських» в свое имение в
Марьинское; это был, впрочем, очень добрый старик: всем дворовым, которых у него было
до 150 чел., он назначил жалованье, а престарелым пенсию. Старшему сыну его Александру
Андреевичу, тому самому, у которого гостил Шевченко, от отца досталось 1000 душ в
Полтавской губ., а после освобождения крестьян у него и у жены было 1000 десятин в