Воспоминания воображаемого друга
Шрифт:
Папа Макса проводит рукой по волосам. Он так делает, когда хочет остановить себя, чтобы не сказать что-нибудь резкое. Я знаю это, потому что он так часто делает, когда спорит с мамой Макса. Обычно он делает так перед тем, как хлопнуть дверью и уйти.
— Мы бы хотели, чтобы вы поделились с нами кое-какой информацией, — говорит шеф полиции. — Нам нужны имена людей, которые ежедневно контактируют с Максом. А также новых знакомых. А также его распорядок. А также медицинская информация, которая может оказаться для нас полезной.
— Вы сказали, что он может найтись в любую минуту, — говорит мама
— Да, и я продолжаю так думать. У нас в данный момент больше двухсот людей осматривают окрестности, и объявления даны во всех средствах массовой информации.
Шеф полиции собирается еще что-то сказать, но тут раздается стук в дверь и в кабинет заглядывает женщина в форме полицейского:
— Миссис Паттерсон собирается поехать домой, если она вам больше не нужна.
— Поход в Учебный центр что-нибудь дал?
— Ничего.
— Вы получили контактную информацию?
— Да.
— Тогда хорошо, пусть едет.
— Нельзя ее отпускать! — кричу я, но меня никто не слышит.
Я кричу, как папа Макса и Салли, когда детектив в телесериале по ошибке отпускает «плохого парня», с той лишь разницей, что в сериалах «плохих парней» всегда ловят, а это не сериал. Макс пропал по-настоящему, а я не думаю, что правила сериалов срабатывают в реальном мире. «Плохие парни», такие как Томми Свинден и миссис Паттерсон, в реальном мире могут и победить. У Макса есть только я, а какой от меня толк.
— Ладно, скажу ей, что она может ехать домой, — говорит женщина-полицейский.
Это значит, что я тоже должен идти, хотя мне очень хочется остаться здесь вместе с мамой Макса. Единственный способ помочь ей — это помочь Максу, но мне кажется, что уходить от нее сейчас неправильно. Она такая слабая, будто от нее осталась только половина.
И все-таки я должен найти своего друга.
Я прохожу сквозь дверь и снова оказываюсь в приемной. Миссис Паттерсон там нет. Женщина-полицейский, которая сказала шефу Нортону, что миссис Паттерсон хочет уехать домой, разговаривает по телефону. Она сидит за столом, за которым обычно сидит секретарь. Я не знаю, где сейчас миссис Паттерсон, но знаю, где она припарковалась. Я нервничаю из-за того, что она уже, наверное, идет к стоянке, потому стартую бегом и в ту же секунду слышу, как женщина-полицейский говорит:
— Скажите ей, что она может ехать домой. Но она должна оставить номер своего телефона на случай, если нам понадобится.
Это хорошо. Значит, миссис Паттерсон еще не уехала.
Но я хочу оказаться в ее машине раньше, чем она сядет за руль, и бегу.
Однажды я знал одного воображаемого друга, который мог просто переместиться в любое место. Он не шел никуда, а просто исчезал в одном месте и тут же появлялся в другом. Я страшно удивился, когда это увидел, потому что казалось, что он на секунду как будто просто исчез, а через секунду появился снова. Я спросил тогда у него: «Каково это — исчезать?» — потому что мне хотелось знать, больно это или нет. Но он не понял, о чем я.
— Я не исчезаю, — сказал он. — Я перемещаюсь из одного места в другое.
— Но что ты чувствуешь в ту секунду, когда исчезаешь из одного места и появляешься в другом?
— Ничего я не чувствую.
Он начал злиться, и я перестал расспрашивать. Я ему немного позавидовал,
Сейчас я бы хотел уметь вот так, как он, появляться. Но мне приходится бежать по коридору, по тому самому, по которому я шел за Максом, когда его украла миссис Паттерсон. Я пробегаю сквозь стеклянные двери, через которые вышел Макс.
Машины миссис Паттерсон нигде не видно. Я бегаю по парковке, но ее не вижу, хотя к парковке ведет только один коридор и есть только один выход, и я знаю, что миссис Паттерсон не могла меня опередить, потому что я бежал бегом, а она бежать не могла, чтобы не навлекать на себя подозрения.
Потом я догадываюсь, в чем дело. У миссис Паттерсон две машины. Она вернулась в школу на другой машине. Не в той, где был синий рюкзак и всякие улики, по которым можно было бы определить, что там сидел Макс. Например, волосок с его головы, или грязь от кроссовок, или отпечатки пальцев. Все, что специалисты назвали бы доказательством того, что Макс сидел на заднем сиденье ее машины. Наверняка так и есть. Миссис Паттерсон вернулась в школу на другой машине на случай, если полицейские захотят ее осмотреть. Так бы поступил коварный и умный человек, а миссис Паттерсон — самая коварная и умная из всех, кого я встречал. Она может в любую секунду выйти из школы и сесть в машину, которую я ни разу не видел. Может, даже в ту, перед которой я стою.
Я оглядываюсь по сторонам и пытаюсь высмотреть на стоянке новую машину. Такую, какой раньше не видел. И я ее вижу. Это не новая машина, которую я раньше никогда не видел, а та самая, с синим рюкзаком, с волосом Макса и с грязью от его кроссовок. Она стоит на стоянке напротив школы. Эта машина припаркована напротив школьных дверей, хотя, когда дети в школе, парковаться там запрещено. Я об этом знаю, потому что иногда миссис Палмер просит по интеркому тех, кто припарковался в кругу, «немедленно убрать свои машины». Она так говорит «немедленно», что любой поймет, что она злится. Миссис Палмер могла бы просто сказать: «Пожалуйста, уберите ваши машины из круга. Кто бы вы ни были, мне не нравится, что вы там припарковались». Но она говорит «немедленно». Это звучит вежливо и в то же время вроде как и не очень вежливо.
Но обычно там паркуются или родители, или нештатные учителя, потому что штатные знают, что это запрещено. Миссис Паттерсон тоже об этом знает. Тогда почему она там припарковалась? В кругу еще стоят полицейские машины, но полицейским можно нарушать правила.
А потом я вижу в кругу и машину родителей Макса. Ее было не видно из-за машины миссис Паттерсон, а теперь видно, потому что машина миссис Паттерсон трогается с места. Она выезжает из круга и едет в сторону улицы.
Я бегу. Бегу изо всех сил, то есть так быстро, как придумал Макс, а это не очень-то быстро.