Воспоминания воображаемого друга

Грин Мэтью

— Он ушел, — говорит миссис Хьюм. — Я не знаю как и почему, но его нет в школе. Его слишком давно нет. Речь идет о Максе.

— Мы не знаем этого наверняка, — говорит миссис Палмер.

— Она права, — говорит миссис Госк.

Голос у нее звучит тише, она уже не так уверена, как минуту назад. Она по-настоящему испугана.

— Я не верю, что Макс мог не услышать наши объявления.

— Вы думаете, он ушел из школы? — спрашивает миссис Палмер.

— Да. Я не знаю, как именно это произошло, но он ушел.

Я же вам говорил, что миссис Госк умная!

Глава 23

В школе объявлен

локдаун. Локдаун — это когда никому нельзя выходить из школы без разрешения полицейских. Даже учителям. Даже миссис Палмер. Это глупо, потому что только один я знаю, что Макса увезла миссис Паттерсон, но только я один могу выйти из школы. Вообще-то, это меня следовало бы держать взаперти, но именно я могу идти куда угодно.

Я, конечно, знаю, что случилось с Максом, но не знаю, куда его увезла миссис Паттерсон, а если бы и знал, то все равно не знал бы, как быть. Я ничего не могу сделать. Так что я завис в школе вместе с людьми, которые вообще ничего не знают.

Разве что я тревожусь больше всех. Тревожатся все. Миссис Госк, и миссис Хьюм, и миссис Палмер. Но я тревожусь, наверное, больше, чем все они, потому что я знаю, что случилось.

Даже полицейские встревожены. Когда они смотрят друг на друга, щурят глаза и переговариваются шепотом, чтобы учителя и миссис Палмер их не слышали. Но я их слышу. Я стою совсем рядом и слышу каждое слово, но я не могу заставить их услышать хоть одно слово, которое говорю я. Я один могу помочь Максу, но меня никто не слышит. Когда я только что появился на свет, я делал все, чтобы другие люди, такие как родители Макса, меня услышали. Тогда я не знал, что это невозможно. Я думал, что они просто нарочно не обращают на меня внимания.

Помню, как-то вечером, когда Макс с мамой куда-то ушли, я остался дома с его папой. Я тогда не рискнул пойти с Максом, потому что еще ни разу не выходил из дому, и весь вечер просидел на диване вместе с папой Макса. Я орал ему и звал его все время. Мне казалось, что, если я буду кричать достаточно долго, он не выдержит и попросит меня замолчать. Я умолял его послушать меня, поговорить со мной, но он сидел и смотрел бейсбол, как будто меня не было. А потом засмеялся. На секунду я подумал, что это он надо мной смеется. Но папа Макса смеялся над словами какого-то человека по телевизору. Я понял, потому что тот человек тоже рассмеялся. Если бы папа Макса слышал, как я ору, он не расслышал бы, что сказал тот человек, потому что я орал ему прямо в ухо. Тогда-то я и понял, что, кроме Макса, меня никто не слышит.

Потом я познакомился с другими воображаемыми друзьями, и оказалось, что они меня слышат. То есть те из них, кто вообще может слышать. А слышать могут не все.

Однажды я встретил воображаемого друга, который был ободком для волос с глазами. Я даже не знал, что это воображаемый друг, пока не заметил, как она мне подмигивает, будто хотела мне что-то сказать. А была просто ободком в волосах маленькой девочки. Розовым. Я по цвету догадался, что она тоже девочка. Но она не слышала меня, потому что девочка так ее себе придумала. Когда дети придумывают себе друзей — даже без ушей, — они все же придумывают их так, что те могут их слышать. Но не маленький розовый ободок. Она просто мне подмигивала, и я мигал ей в ответ. А еще ей было страшно. Я это понял по ее глазам и по тому, как она мигала. Только, как я ни старался, я не смог сказать ей, что все будет хорошо. Я мог только мигать. Но, может быть, даже это перемигивание помогло ей не так бояться. Помогло не чувствовать себя такой одинокой.

Но лишь чуть-чуть.

Маленький

розовый ободок в волосах девочки исчез на следующий день. Я вот думаю, что исчезнуть — это самое худшее, что может случиться, но тот розовый ободок, думаю, стал счастливее, когда исчез. Она хоть перестала бояться.

Полиция считает, что Макс убежал из школы. Об этом они говорят, когда становятся в круг и перешептываются. Они не верят, что миссис Госк говорит правду. Они думают, что Макс, скорее всего, ушел из класса раньше, чем говорит миссис Госк, и потому его еще не нашли.

— Она просто не уследила за мальчишкой, — говорит один полицейский, и все остальные в круге согласно кивают.

— Если так, то невозможно сказать, как далеко он успел уйти, — говорит другой, и все снова кивают.

Полицейские не такие, как дети. Похоже, они всегда соглашаются друг с другом.

Шеф полиции сказал, что его офицеры и местные добровольцы (странное слово) уже ищут Макса в лесу за школой и обходят соседние улицы. Они стучат в каждый дом и спрашивают, не видел ли кто Макса. Я тоже думал, не пойти ли его поискать, но решил пока остаться в школе. Подожду, вдруг Макс вернется. Не может же миссис Паттерсон оставить его у себя навсегда.

Хотел бы я, чтобы полицейские догадались о том, что Макса забрала миссис Паттерсон. Я все время думаю о том, что в сериале они уже догадались бы.

За последние дни я повидал много полицейских. Первыми были те, кто пришел в наш дом после того, как Томми Свинден разбил окно в комнате Макса. Потом были полицейские и одна полицейская, которые приехали на автозаправку, когда подстрелили Ди и из-за этого завис Салли. А теперь вот полицейские, мужчины и женщины, ходят по всей школе. Но никто из них не похож на полицейских из телесериалов, так что я волнуюсь, что они не такие же сообразительные. Полицейские в реальном мире ниже ростом, толще и чуть-чуть волосатее, чем полицейские по телевизору. У одного я даже видел волосы в ушах. Ну конечно, не у девушки-полицейской. У одного из их парней. Никогда не видел по телевизору таких полицейских, которые выглядят как нормальные люди. Интересно, кого хотят одурачить те, кто снимает сериалы?

«Кого хотят одурачить?»

Это вопрос миссис Госк. Она часто его задает. Чаще всего она задает его мальчикам, которые пытаются ей доказать, что забыли тетрадь с домашним заданием на столе в кухне.

Она тогда обычно говорит что-то вроде: «Кого ты хочешь одурачить, Этан Вудс? Я не вчера родилась».

Я хотел бы спросить миссис Паттерсон, кого она хочет одурачить, но, кажется, она всех одурачила.

Миссис Палмер злится из-за того, что школа закрыта. Я слышал, как она сказала об этом миссис Симпсон, когда полицейские закончили обыскивать школу. Миссис Палмер считает, что Макс убежал, и не понимает, почему надо закрывать школу. А я думаю, что полицейские просто осторожничают. Их шеф сказал, что если один ребенок смог пропасть, то и другие тоже могут.

— Возможно, мальчика кто-то забрал, — сказал он миссис Палмер, когда она попыталась ему пожаловаться. — Если так, кто-нибудь в школе может что-то об этом знать.

Я не думаю, что шеф полиции на самом деле думает, что кто-то забрал Макса из школы. Он просто осторожничает. Делает так на всякий случай. Потому миссис Палмер и злится. Она считает, что нет никакого всякого случая, она считает, что Макс пошел погулять и не вернулся. Шеф полиции тоже так считает.

Я все время думаю о том, что чем дольше полицейские обыскивают подвал школы и лес и обходят дома в районе, тем меньше у меня шансов снова увидеть Макса.