Воспоминания
Шрифт:
— Это не военная операция. Это личное.
— Я не возражаю против этого. Люди не могут вести войну отдельно от эмоций. Даже битва за месть, пока она контролируема, не проблема.
Глаза Онии-самы и Капитана Казамы встретились.
Скорее, они уставились друг на друга.
— Мы не можем допустить убийство не военных и сдавшихся, но у тебя всё равно нет такого намерения, так ведь?
— Я не намерен дать им милость капитуляции.
— Хорошо. Наша миссия состоит в отпоре захватчиков или
Капитан Казама отличался от Онии-самы, но его решимость была не меньшей.
— Шиба Тацуя-кун. Мы приветствуем тебя на нашей линии фронта.
Онии-сама не показал ни намека на благодарность.
— Я не намерен следовать командованию армии. За что сражаюсь я, и за что сражаетесь вы, — разные вещи. Но мы разделяем общего врага, и если мы разделяем общую цель уничтожения, тогда давайте сражаться бок о бок.
Будто стальной клинок, выкованный легендарным мастером, аура вокруг Онии-самы была холодной, острой, безжалостной... на такого Онии-саму я могла лишь смотреть в благоговении.
— Отлично. Санада, найди ему бронежилет и снаряжение! Передай всем отрядам, что выдвигаемся через 10 минут!
— Сакурай-сан, пожалуйста, присмотрите за моей матерью и сестрой.
Онии-сама сказал это Сакурай-сан, затем, не дожидаясь ответа, последовал за Лейтенантом Санадой.
В то время, когда он посмотрел на меня, на нем была слабая улыбка, что совершенно точно не было иллюзией.
— Эм, ты в этом уверена?
Когда я смотрела на уходящую спину Онии-самы, Сакурай-сан подошла ко мне и начала говорить.
— Что?
Казалось, что мои мыслительные процессы полностью остановились; на некоторое время моё внимание застыло.
— Как бы опытен Тацуя-кун ни был, сражаться на войне... не задумываясь броситься прямо на поле боя, разве это не слишком опасно?
— !
Шепот Сакурай-сан прозвучал в моих ушах как громкий будильник.
Верно! Чего я так спокойно жду? Онии-сама идет на войну!
— Миюки-сан!?
За спиной послышался голос Сакурай-сан, когда я побежала.
За мной последовал лишь её голос.
Она не могла позволить себе покинуть Окаа-сама.
Извини.
В сердце я перед ней извинилась.
Оставлять Окаа-сама позади болезненно, но прямо сейчас я должна остановить Онии-саму!
Я побежала с одной этой мыслью в голове.
К счастью, он отошел не так далеко, и я догнала его, не потерявшись.
— Онии-сама!
Он может не обернуться. Этот страх пронесся в моей голове, но это было ненужное беспокойство.
Онии-сама что-то тихо сказал Лейтенанту Санаде, который шел впереди него, затем остановился и обернулся.
Санада-сан остановился немного впереди. Вероятно, он это сделал, подумав о нас.
— Миюки, что такое?
Когда он совершенно естественно назвал меня «Миюки», я снова почти замечталась, но сейчас не время для этого.
— Онии-сама, эм,
Я вдруг осознала, что не должна ни под какими обстоятельствами начинать говорить снова и снова «пожалуйста, не уходи».
Это слишком походит та то, что сказала бы героиня, чтобы остановить своего любимого в каком-то романтическом фильме (или романе или манге или чем либо ещё).
Не говоря уже о привнесении полного беспорядка «запретной любви между братом и сестрой».
— Миюки?
Когда я стояла, не находя, что сказать, Онии-сама в недоумении посмотрел на меня.
Должно быть, мои щеки были ярко-красными.
— ...П-Пожалуйста, не уходи, — и, тем не менее, не то чтобы я не могу это сказать. Я должна остановить его, — пожалуйста, не делай что-то столь опасное, как сражение с вражеской армией. Я не считаю, что Онии-сама должен делать что-то столь рискованное.
Я сказала это!..
Чувствуя выполненный долг, я подумала «этого должно быть достаточно».
Чтобы Онии-сама покачал головой на мои слова... вообще покачал головой, для меня было чем-то, о чем я даже не могла подумать.
— В этом действительно нет необходимости. Я иду не потому, что есть необходимость, но потому, что желаю этого, Миюки.
Вот почему его ответ так шокировал меня.
Шокировал отказ, и шокировало то, что его слова почти подразумевали, что он хотел убивать людей.
Но моё тело, вместо того, чтобы попытаться дистанцироваться от него, схватило его за рукав.
С неуклюжей улыбкой, он взял меня за руку, которой я схватила его куртку, и нежно её убрал.
— Как я сказал ранее, я собираюсь мстить тем, кто ранил тебя.
Глядя мне в глаза, выражение Онии-самы было почти смущенным.
— Не ради тебя, но ради моих собственных чувств.
Хотя он это говорил, глаза Онии-самы...
— Если я этого не сделаю, я не смогу спокойно спать.
Казалось, говорили мне, что всё это ради тебя.
— Для меня, единственное, что я могу чувствовать поистине дорогим, лишь ты одна, Миюки.
Это не была моя ошибка.
— Извини, что я такой эгоистичный брат.
И это не было моё тщеславие.
Онии-сама нежно отпустил мою руку, и улыбнулся мне, сохраняя при этом несколько смущенное выражение.
Всё моё лицо, должно быть, горит красным.
Однако вспомнив нечто тревожное в его словах, я нахмурила брови:
— Можешь чувствовать, дорогим?..
Только что Онии-сама сказал ведь не «дорогим», но «могу чувствовать дорогим» так?