Восстание на Боспоре

Полупуднев Виталий Максимович

– Хватит! – резко приказал Саклей палачам, видя, что Савмак потерял сознание. – Облейте его ледяной водой, пусть очухается. Жаль, что нет времени сегодня продолжить допрос. Но завтра ты у меня заговоришь!..

Но на другой день не пришлось пытать заключенного. Он горел, бредил, не узнавал никого. Саклей ругался, хлестал палкой по спинам перепуганных палачей. Приказал отливать узника ледяной водой, но это не помогло. Решил было прикончить несчастного, но вовремя спохватился. Смерть Савмака означала бы потерю нити от

сложного клубка, который нужно было во что бы то ни стало размотать. От этого зависело если не все, то многое.

– Он не от пытки бредит, – с поклоном доложил раб-лекарь, осмотрев больного. – У него внутренний жар. Внешний холод, войдя в человека, легко превращается в жар. Здесь нужно применить заячий корень и траву шандра. А также натирание тела смесью масла и вина.

– Какие там корни и натирания! – огрызнулся недовольный лохаг, – отправить его в рыбные ямы! Там с рабами пусть и находится. Скоту лечение не нужно, сам поправится. А потом мы еще раз допросим его. Огнем развяжем язык ему! Не выдержит, сдохнет – тем хуже для него!

Савмака отнесли в холодный сарай с ямами для засолки рыбы, сейчас порожними или заполненными до половины вонючим тузлуком и остатками рыбы.

6

– Тише вы! – сердито прикрикнул Абраг на рабов, что громко обсуждали судьбу Савмака, брошенного в угол на солому. – Разве не видите, душа в человеке еле держится… И бесы безумия овладели им… Бандак, принеси воды!

Молодой говорливый раб метнулся в темноту и скоро принес черепок с водой. Старый Абраг строго взглянул на Бандака и осторожно взял сосуд обезображенными от труда и сырости руками.

– А ну, брат, испей водицы, – произнес он тоном терпеливой няньки, став на колени около больного. Но тот резким движением руки расплескал воду. – Безумен, безумен, – покачал головой старый раб. – А ну, несите воды еще раз!

После нескольких неудачных попыток удалось влить в рот Савмаку глоток воды. Абраг стал осматривать ссадины и раны на теле нового товарища, все время покачивая головой.

– Ай, ай, – говорил он, – все руки порвали веревками и на ногах следы веревок… Горько тебе было, брат, на дыбе, верю тебе, ибо сам испытал эту долю.

С удивительным терпением Абраг возился с бредящим больным, укрывал его соломой и лохмотьями, кормил тюрей из размоченных кусочков ячменной лепешки и часами сидел около, слушая бессвязные, иногда удивительные речи.

– Слушай, дядя Абраг, – с лукавыми искорками в глазах говорил Бандак, – а ведь здорово он придумал – завести девку-то Саклееву в склеп?.. Вот это парень по мне!.. Эх, я бы хотел так же!

Рабы, что сидели поодаль вокруг грубого очага, сдержанно смеялись.

– Говорят, – продолжал веселый молодой раб, – они шли голые по улице и все смотрели на них.

– Перестань болтать, мельница пустая, – остановил его дядька, – ничего

ты не понимаешь! Тут дело, оказывается, куда побольше бабьего… О великие боги!.. Не то диво, что такой видный парень с девкой в склепе спрятался, а другое…

– Что? Что? – в один голос зашумели рабы, всегда мучимые любопытством, как и голодом. – Что узнал ты, говори!

– Многое узнал, да надо держать язык за зубами! Мы сидим в своей протухлой яме, да на свою долю горькую плачемся, а люди-то, оказывается, дело делают! Борьбу готовят!

– Борьбу? – словно проснулся мрачный Мукунаг. – Борьбу?.. С кем?.. С хозяевами?

– А то с кем же еще, с девками, что ли?!

– О!.. – сжал кулаки Мукунаг. – Я убивал бы всех подряд! От мала до велика! Весь город спалил бы начисто!.. Неужели Савмак этот, что у царя в друзьях был, тоже?

– Что «тоже»?

– Ну, бороться хотел?

– Да еще как! – оживился Абраг. – Вы только помалкивайте! Не время говорить об этом, не наша это тайна – не нам ее и обсуждать!

– Хо-хо-хо! – залился смехом полоумный Пойр. – Я тоже хочу бить надсмотрщиков!

– Тише ты!

Кто-то неизвестный передал в рабское общежитие хлеб, мясо и вино. Абраг с большими трудностями вливал в рот Савмаку вино с тюрькой. Через несколько дней больному стало легче, он перестал бормотать, уснул спокойно.

– Крепок парень! – удовлетворенно заметил вслух Абраг. – Видно, такого и дыба не берет!.. Поправится!

На следующий день вся невольничья артель сгрудилась вокруг ложа больного, когда он впервые пришел в сознание и, полулежа на соломе, водил глазами по бородатым лицам, возможно принимая их за продолжение бреда.

– Успокойся, приди в себя, брат, – с нежностью, так странно звучащей в хриплом голосе, произнес Абраг, гладя корявой рукой свалявшиеся в войлок кудри Савмака, – среди друзей ты, среди своих.

– Среди своих? – порывисто, но словно сквозь сон проговорил тот. – Так Лайонак уже вернулся?.. Палак в Пантикапее?

Все было рассмеялись, но Абраг зашипел на них и разогнал по углам.

– Нет, не вернулся еще Лайонак, видно, скоро вернется… Да ты не думай о нем, ведь еще болен ты…

Послышался окрик, надсмотрщик приказал идти в засолочные ямы для очистки их, пока не настали морозы. Это была большая работа перед началом зимы.

– Идите, – сказал Абраг, – а я задержусь. Ты, Мукунаг, будь за меня.

Оставшись наедине с бывшим царским слугой и стражем, а теперь невольником, Абраг стал вытаскивать откуда-то спрятанные хлеб и вино, желая накормить товарища.

На другой день, отправляясь на работу, рабы увели с собой и Савмака, который хотя и не имел сил работать, но, находясь возле них, не мог быть тайно уведенным стражами. Зная, что Савмака снова ждет пытка, Абраг и вся артель решили не выдавать его страже, даже если бы пришлось оказать сопротивление.