Восстание на Боспоре
Шрифт:
Он подмигнул агораному. Двое угрюмых воинов, стоявших у двери, обтерли усы и сплюнули. Все стали шумно располагаться за столом. Фений приказал жене принести вино и соленые маслины.
– Вздуй огонь в очаге. Пока гости утоляют жажду и нагоняют аппетит, разогрей мясное.
Жена Фения сама не своя вышла из комнаты, гремя ключами. Несчастье не было неожиданным, она предчувствовала его. Но от этого не было легче.
Гости выпили вина и почувствовали себя очень весело. Они не спешили опечатывать помещение. Хозяйка принесла большую глиняную миску, испускающую
Оронт ничего не ел, зато пил с жадностью и вскоре потерял остатки сознания. Он совал руку в чашку, но доставал лишь кости, с которых тек жир. Зенон, видя, как бывший откупщик сует кости за пазуху, трясся от смеха.
– Невинен, как младенец, – говорил он, показывая на пьяницу, – но счастье его всегда трезво, хотя сам он всегда пьян. Он достиг полной апатии и бесстрастия. Настоящий мудрец.
– Если бы не я, – многозначительно заметил Форгабан, – Оронт не получил бы своего. Разве он смог бы тягаться с таким хитрецом, как Фений?..
До полуночи в доме Фения гуляли и резвились чужие люди. Они хохотали, пели песни, а потом свалились на пол, забыв о печатях, что хотели наложить на имущество хозяина.
2
Хитрая Синдида все еще хранила в пустой амфоре из-под вина тот папирус, который нашла на полу ее служанка. Это была расписка отца Фения старому, ныне покойному Гермогену.
Синдида давно заприметила хорошенькую дочь Фения, знала, что ее добивается Форгабак, и строила свои планы. Встречаясь с девушкой, остро всматривалась в кукольное, ярко-румяное личико Пситиры и заговаривала с нею тоном доброжелательницы:
– Хороша ты стала, Пситира! Только кому достанется твоя красота? Приходи в храм, поклонись богине. Уж если Афродита Пандемос не поможет тебе найти достойного мужа, то тогда и обращаться больше не к кому. Приходи.
Однако девушка отвечала учтивыми поклонами на такую милость и спешила уйти, испытывая безотчетную неприязнь к толстой жрице. К тому же она втайне встречалась с воином Иафагом и в услугах богини не нуждалась.
Сейчас дальновидная служительница Афродиты, зная, что состояние дел Фения безнадежно, решила, что настала пора действовать. Она явилась во двор Фения и нашла хозяина сидящим под навесом. Дом его охраняли два полусонных стража. Жрица подсела к нему и начала разговор прямо:
– Известно мне, что Оронт, подстрекаемый Форгабаком, решил взыскать с тебя весь долг и проценты с него по расписке твоего отца.
Фений поежился, но промолчал.
– Так вот, – продолжала жрица, – я могла бы помочь тебе. Но, конечно, не даром.
Фений поднял глаза вопросительно.
– Да, не даром. Только я не такая бессовестная, как Форгабак или Оронт. Мне не нужны твои свобода и достояние. Ты получишь обратно расписку и уничтожишь ее. Но за это должен будешь богине.
– Богине?
– Да, богине. У тебя есть дочь Пситира…
– Но при чем здесь дочь моя?
– Подожди, не спеши, узнаешь, когда скажу все. Так вот,
– Ты хочешь сделать мою дочь гетерой? – в ужасе отшатнулся Фений.
– Фи, какие вещи ты говоришь!.. Не гетерой будет твоя дочь, а жрицей богини любви! Это же прекрасное посвящение.
– Не все ли равно, гетера или жрица любви!
– Ты удивляешь и сердишь меня, нечестивец. Гетера – это женщина, соблюдающая свои интересы и корысть. А жрица – служит богине… Не желаешь – дело твое. Но боюсь, что все вы, в том числе и Пситира, станете рабами. Форгабак же для того и вмешался в дело, что давно присматривается к твоей дочери. Он рассчитывает получить ее при распродаже в рабство твоей семьи.
Фений схватился за голову. То, что говорила жрица, звучало как похоронный вопль над всей его жизнью и многолетними трудами.
– И я удивляюсь таким родителям, – продолжала Синдида, – которые согласны отдать свое дитя на поругание такому скоту, как Форгабак, да лопнет его печень! А вот посвятить дочь богине, где она будет выполнять лишь чистую работу в храме и помогать во время жертвоприношений, не соглашаются.
– Не могу, Синдида, не могу!.. Не знаю, что делать!
– Думай… Ведь завтра придут агораномы и распродадут все имущество твое. А как поступят с тобою и детьми – покажет само дело.
– Пусть меня продадут в рабство, но не детей, не дочь!.. Я отрекусь от нее!
– Куда же пойдет Пситира, когда у нее не будет отца? В рыночные гетеры? И ты, нося ошейник, будешь видеть, как дочь твоя гуляет с пьяными матросами и рабами… Какой же ты изверг, Фений! Не думала, не думала я!.. Ведь не иеродулой будет она, а посвященной богине. А посвящение богам даже рабов делает свободными.
– Понимаю, понимаю, Синдида, ты добрая женщина. Но боюсь, что там она невольно станет гетерой.
– Фу, какой ты непонятливый! Гетерами становятся те, кто к этому стремится. Разве я стала гетерой, хотя вот уже двадцать лет служу Афродите?
Удивленный и озадаченный Фений поднял глаза на жрицу, которая смотрела на него с простодушием истинной невинности.
– Но если Оронт или Форгабак явятся в мой дом и будут брать все за долги, то они увидят, что Пситиры нет. Защитит ли ее храм твой? Форгабак пользуется поддержкой влиятельных людей.
– Об этом не беспокойся. Не только ее, но и имущество твое никто не посмеет тронуть. Достояние твое останется неприкосновенным.
Фений протянул руки.
– О Синдида, да может ли быть такое? Не смеешься ли ты над несчастным? Чем же ты поручишься, что будет так?
– Чем поручусь?.. А вот этим!
С этими словами жрица достала из складок своего гиматия желтый папирус, в котором Фений смог различить злополучную долговую расписку, выданную его отцом Гермогену.
– О! – только и мог сказать он.
– Как только девушка будет посвящена, ты сразу же получишь расписку на руки и сам уничтожишь ее. Не сделаешь этого – я, по условию перед богиней, должна передать расписку в руки Оронта. Тогда…