Восстание

Скэрроу Саймон

Пока он ехал, Катон задавался вопросом, насколько спокойно наместник воспримет его ответ. В ходе кампании он внимательно наблюдал за своим командиром и узнал, что Светоний был человеком, который торопился и стремился обеспечить успешную военную репутацию до того, как возраст заставит его вернуться в Рим и уйти из армейской карьеры. Как и все члены Сената, которые могли проследить свою семью на протяжении многих поколений, он стремился превзойти достижения своих предков и повысить репутацию своего рода. Судя по многолетнему опыту Катона, такие люди были склонны пренебрегать безопасностью и жизнями тех, кто служил под их началом, если такие соображения противоречили возможности завоевать славу на поле боя. Или, в нынешней затруднительной ситуации, обратить вспять неудачу и избежать катастрофы.

К счастью, были и другие сенаторы, особенно те, которые недавно возвысились до аристократии, которые не были столь расточительны в отношении жизни своих людей. Ярким примером был Веспасиан¹⁴. Он был легатом Второго легиона, когда Катон впервые вступил в армию, и его забота о благополучии своих войск произвела впечатление на его людей, которые отплатили ему лояльностью и храбростью. Если бы Веспасиан был назначен наместником, размышлял Катон, он наверняка действовал бы с большей осторожностью и обеспечил бы адекватные гарнизоны в остальной части провинции, прежде чем даже рассматривать попытку взятия Моны.

Желать такого было бессмысленно. Тяжелая ситуация была в реальности такой, какая она есть, и с ней придется столкнуться, каким бы ни был исход. Такова была природа военной службы. Вечно сталкиваться с превратностями судьбы и в то же время надеяться, что высшее командование не изобретет никаких новых способов испортить ситуацию.

– Господин, наместник выдвигается вперёд.

Катон повернулся к центуриону Туберону, офицеру, командовавшему конным отрядом когорты, молодому человеку, который начал кампанию упрямым и безрассудным, но теперь стал закаленным и более надежным в результате суровых уроков, которые он усвоил. Туберон кивнул головой, указывая на небольшую группу всадников, галопом идущих рядом с колонной. Красные гребни шлемов пропретора и его штабных офицеров, а также их тонкотканые плащи теперь промокли и потемнели, представляя жалкий портрет погодного дискомфорта.

– Префект!

Катон вздохнул и свернул с дороги, давая возможность когорте продолжить свой путь. Он поднял руку в знак приветствия, но Светоний проигнорировал этот жест, выражение его лица было суровым, а глаза блестели под краем позолоченного шлема.

– Почему ты отменил мой приказ?

– Было бы опасно рисковать увеличением скорости на дороге в таком ее состоянии, господин.

– Мне плевать на состояние дороги! В любом случае, мне она кажется вполне нормальной. Мы должны ускорить темп.

– В передней части колонны все выглядит хорошо, господин. Но условия будут ухудшаться по мере того, как ведущие лошади будут продолжать месить дорогу. Если мы попытаемся ускорить темп, вы потеряете из-за несчастных случаев и ранений больше людей и лошадей, чем мы можем себе позволить.

Катон наблюдал, как сжалась челюсть собеседника, пока он взвешивал ситуацию. Это был незначительный вызов, но, учитывая, что все еще существовала небольшая вероятность того, что колонна достигнет Лондиниума раньше врага, имело смысл позаботиться о безопасности людей и их лошадей.

Ноздри Светония раздулись от разочарования, когда он посмотрел на небо, смахивая капли дождя.
– Хорошо, подождем, пока прекратится этот Харонов дождь, и тогда решим. Но впредь я был бы благодарен тебе, если в следующий раз ты не будешь подвергать сомнению мои приказы.

Катон уклончиво хмыкнул.

– И я приказываю авангарду продвинуться еще на полтора километра впереди колонны. Ты должен разведывать путь впереди, префект, а не цепляться за переднюю часть основной колонны.

Это был резкий упрек, особенно перед людьми из его собственной когорты, и Катон напрягся в седле, но сумел подавить желание возразить на такое оскорбление своей храбрости. Бесполезно протестовать против такого пренебрежения.

– Да, господин. Я об этом позабочусь.

Светоний с некоторым трудом развернул лошадь и увел своих офицеров.

Туберон встретился взглядом с Катоном и закатил глаза.
– Это было несправедливо, господин.

– Возможно. На командующем сейчас лежит очень большая ответственность.

– И тем не менее…

Прежде чем центурион успел прокомментировать дальнейшие действия, Катон глубоко вздохнул и крикнул своим людям: - Восьмая, продолжить движение медленной рысью!

Он ткнул пятками в бока лошади и заставил ее ускорить шаг. Туберон и остальные по очереди понеслись вперед, и когорта двинулась впереди основной колонны, оставляя за собой клейкий слой взбитой грязи. Катон выдвигался вперед, пока не понял, что они отошли достаточно далеко, чтобы удовлетворить пропретора, затем поднял руку и отдал приказ снизить скорость. Состояние дороги улучшалось по мере того, как она поднималась на возвышенность, и перед ними открывался вид на море, серое и белое, когда ветер дул с севера.

Незадолго до полудня, насколько Катон мог оценить в темноте, они достигли развилки дороги. Слева маршрут продолжался вдоль берега до залива, где в залив впадала широкая река с сильным течением. Правая развилка вела в горы и достигала брода у Кановиума, охраняемого небольшим фортом, одним из многих, прикрывавших прибрежные линии снабжения армии, ведущие обратно к крепости в Деве. Он оставил у развилки десять человек, чтобы убедиться, что ее не пропустят под дождем. Усталые люди, укутавшиеся плащи, могли легко проехать мимо, не заметив перекрёстка путей.

По мере того, как маршрут поднимался между холмами, густые лесные склоны обеспечивали некоторое укрытие от ветра, но дождь продолжал лить стальными струями, которые шипели на покрытых листвой ветвях деревьев и вызывали конкурирующую рябь воды в лужах вдоль дороги. Выше деревья уступили место открытым склонам, покрытым папоротником-орляком. Они миновали несколько ферм, окруженных пустыми загонами, и поселение, покинутое и разграбленное армией Светония, двигавшейся на Мону. Лишь однажды Катон заметил одного из бриттов, одинокую фигуру с посохом, наблюдающую за ними с вершины скалы, пока когорта направлялась к перевалу, уходящему на Кановиум. «Суровая страна, где горные племена должны выживать, и в лучшие то времена, должно быть, эти земли были достаточно пустынными“, - размышлял Катон. Лишенный своего немногочисленного населения и мрачно освещенный слабым дневным светом, который изо всех сил пытался пробиться сквозь низкие облака и дождь, этот пейзаж не ощущался достойным призом для Империи. Здесь не было ничего, что можно было бы обложить налогом, а ужасный климат заставил его тосковать по комфорту своей виллы в Италии.

Ближе к вечеру дождь сменился легкой моросью, и среди облаков появились яркие пятна, когда солнце попыталось пробиться сквозь них. Самая высокая точка перевала проходила недалеко от подножия длинного участка скал, и Катон настороженно следил за высотой, пока когорта приближалась к вершине склона. Он увидел, как над ними появилось несколько фигур, а мгновение спустя в проезжавших мимо конных ауксиллариев был брошен залп мелких камней.

– Щиты вверх!
– предупредил Катон и ткнул пальцем в сторону вершины скал. Камни приземлились и глухо ударились о колючие кочки травы слева от них. Некоторые всадники свистели и издевались над врагом, поскольку новые камни не долетали до римлян. Впереди Катон мог видеть, что скалы вырисовывались почти прямо над тропой там, где она доходила до вершины перевала. Это могло быть опасным, если бы противник планировал устроить засаду.