Восставшие из пепла
Шрифт:
Целгуба люто ненавидела его сына Вифлеема. Это был плод его первой любви. Мать Вифлеема, латинянка, умерла, не успев стать законной женой Калояна. А если бы не умерла, Калоян вряд ли женился бы на куманке. Вифлеем рос пугливым и молчаливым. Брань Целгубы обычно загоняла его в какой-нибудь темный уголок Царевца, и он тихонько плакал там от несправедливой обиды. Какие только слова не сыпала злая мачеха на его голову: выродок, глупый парик, чужое семя… Иногда малыш искал защиты у отца. В глазах Вифлеема царь видел молчаливую, но искреннюю сыновнюю любовь.
Когда Вифлеем подрос, Калоян решил отправить
Опасения эти имели основание, но, поразмыслив так и этак, Калоян все-таки отдал сына под защиту папы. Царь долго смотрел в ту сторону, куда увезла сына золоченая повозка, и вздохнул: по крайней мере, он не услышит теперь ее злого голоса. Калоян и в мыслях не назвал имени своей жены. Он женился не по влечению сердца и за долгие годы совместной жизни так и не привык к Целгубе. Его раздражали ее многочисленные родственники, досаждавшие различными просьбами, особенно Цузмен. Как хорошо, что он отправил его в Просек. Пусть защищает крепость, а не шушукается тут с Борилом.
Борил стал посмешищем всего двора по той причине, что давно и безуспешно искал себе жену, главным достоинством которой было бы богатство. Однажды обратился он к царю с просьбой найти ему в жены какую-нибудь чужеземную принцессу. Калоян усмехнулся:
— Все прочее я тебе дал, осталось немного: жену найти.
— Такой женитьбой мы приумножим силу нашего государства.
— Когда мы завоюем страну, где живет эта принцесса, тогда и приумножим силу нашего государства, — сказал Калоян.
Борил стиснул зубы. Понял — царь издевается над ним.
Гонцы сообщили, почему ромеи оставили крепость Просек: Царьград — в осаде, на помощь ему и двинулись войска из Просека.
Царьград — в осаде и, по всей видимости, падет, и надо, размышлял Калоян, показать свое расположение крестоносцам. Но когда падет Константинополь, он перейдет Хем и вернет болгарам все земли царя Симеона. Пока победители и побежденные в Царьграде наладят свои отношения, Калоян сумеет взять свое. А дерево, пустившее глубокие корни, выкорчевать трудно. Хорошо, что он отправил Цузмена в Просек.
Просек ромеи оставили поспешно. Но не успел еще на дороге рассеяться запах пота ромейских лошадей, как воины Цузмена уже стояли у его стен. Жители, не сопротивляясь, открыли дубовые, окованные железом ворота. Цузмен обошел крепость, присел на деревянной площадке над Вардаром и созвал старцев. Он хотел узнать от них подробности гибели Добромира Хриза. Но ничего он не узнал, кроме того, что Хриз однажды утром уехал в крепость Струмицу, а на другое утро в Просек прибыл со своими людьми Хрисан Коста и объяснил, что Добромир на пути домой задержался по делу, что к вечеру приедет и что он повелел без него начинать чествование его гостей.
Сподвижники Добромира, ничего не подозревая, стали в ожидании своего воеводы угощать гостей. Но Хриза так и не дождались, люди Косты их пьяных всех перерезали. А вскоре
В знак благодарности за победу над Хризом и за возвращение Просека под власть василевса Хрисана Косту повесили на старой чинаре. Как же оставлять его в живых, объяснили ромеи, если он так долго был прилежным учеником лукавого и непокорного Добромира Хриза?
Выслушав рассказ старцев, Цузмен отправил гонца к Калояну с известием, что его приказ выполнен, Просек занят.
Вскоре гонец Цузмена перемахнул через мост под Сеченой скалой [132] и въехал в царевецкую крепость. Кроме сообщения царю, он должен был встретиться с Борилом и поприветствовать его от имени нового хозяина Просека.
Друзья помнили друг о друге и не намеревались свою дружбу предавать забвению…
Крестоносцы снова были сброшены со стены.
132
Сеченая скала — скала при въезде в крепостные ворота Царевца в Тырново.
Создалась обстановка, когда василевс мог нанести по рыцарям решающий удар, спасти себя и свой город. И действительно, затрубили рога, ворота открылись, поток вооруженных людей устремился к лагерю крестоносцев. Вел их сам василевс Алексей Ангел. Его золотой шлем пылал на солнце. Конь под ним шел, кося глазом, и яростно грыз удила. Сбоку от него — патриарх, высоко поднявший икону святой Богородицы, покровительницы ромейских войск. Василевс наметил удар по центру, а отряды Густобрового и Палеолога должны были напасть на камнеметы и передвижные башни, готовые для атаки на стены. Если они их подожгут и разрушат, то рыцарям уже бессмысленно вести осаду, ведь город будет спасен.
Император все ближе и ближе подходил к лагерю крестоносцев. Рыцари лихорадочно готовились к бою. В сравнении с огромной армией василевса они были горсткой закованных в железо людей, и потому им ничего более не оставалось, как занять оборону. Они выстроились перед деревянной оградой лагеря. Несколько десятков конных рыцарей вышло вперед, за ними встали вспомогательные отряды, спешенные щитоносцы, лучники, арбалетчики. В стороне стоял отряд рыцарей, потерявших в последнем бою коней. Большинство из них уже прощались с жизнью… Если не случится чуда… Но чуда произойти не могло — войска Алексея Ангела надвигались. Арбалетчики начали обмениваться стрелами…
Свист стрел вдруг охладил воинственный пыл василевса. Он приказал войскам остановиться, он надеялся, что рыцари первыми ринутся в атаку, тогда он часть конницы бросит в их расстроенные ряды, другую же пошлет им в тыл. Но рыцари, спасая свой тыл, не двигались с места. Выжидание с обеих сторон затянулось. Василевс пытался понять, что происходит на флангах, не горят ли там боевые машины крестоносцев. Но огня не было, неизвестно куда подевались посланные туда войска. Уж не изменили ли они ему?