Восставшие из пепла
Шрифт:
Калоян не давал послам Алексея Ангела никакого ответа. Царь тайно направил своих людей к крестоносцам: он готов прийти к ним на помощь со стотысячным войском, если они примут потом, после взятия Константинополя, его условия — признают его законным царем всех старых болгарских земель, помогут утвердиться самостоятельности болгарской церкви и будут считать его равным среди других властелинов мира. А пока Калоян продолжал развлекать красивую ромейку. Неопытные в этом деле болгарские кавалеры тем не менее скучать ей не давали: приглашали на состязания лучников, устраивали в ее честь охоты, конные состязания. Девушка была сдержанной, но не надменной. Неловкие
Калояну перевалило за тридцать, он был немногословен, но прям душою, — что думал, то и говорил. Эти качества царя, чуждые дворцовым нравам империи, все более поражали ее. Иногда Феодора ловила на себе изучающий взгляд Калояна, и странный трепет пробегал по ее телу. Ее душа — душа ребенка и женщины — волновалась больше, чем когда бы то ни было. Она представляла, что, может быть, он поднимет ее на своих крепких руках высоко-высоко, как когда-то Иванко поднял ее мать. И Феодора, замечтавшись, прикрывала глаза.
Ей нравилось стоять на балконе и тайком наблюдать, как Калоян во дворе отдает распоряжения. Царь никогда не бранил своих людей, говорил с ними тихо и спокойно, будто с близкими друзьями. Его отношения с подданными удивляли принцессу: при ромейском дворе все было не так. В душе Феодоры происходило что-то странное. Она почти потеряла покой, в присутствии Калояна чувствовала себя счастливой и в то же время побаивалась его. Она попробовала было избегать царя, но с ужасом поняла, что не может с собой совладать, ей необходимо было видеть его, слышать, говорить о нем. И на ухаживания других она вовсе не обращала внимания. Усерднее и чаще всех крутился возле нее Борил, стараясь поразить ее преданными и восхищенными взглядами, но Феодора этого попросту не замечала.
Однажды Борил даже посочувствовал Калояну, мол, нет у царя свободы, чтобы воспользоваться таким редким случаем и поразвлечься с ромейкой, ведь он женат и если оскорбит, а тем более, если отстранит от себя куманку Целгубу, то навлечет на себя ненависть ее сородичей, без которых многое можно потерять, так не лучше ли отдать Феодору в жены кому-нибудь другому…
Калоян слушал болтовню племянника, стараясь понять, куда тот клонит. Когда Борил вздохнул и сказал, что неплохо бы царю в этом смысле подумать и о своих родственниках, Калоян догадался, что тот предлагает в женихи Феодоры себя. Царь ничего не сказал, а лишь подумал, что Феодора красива и что эта золотая приманка уже принесла смерть двум ее женихам. Но он, Калоян, не позволит красоте ромейки ослепить его. Если суждено ему погибнуть, то погибнет он на поле брани, а не от дурмана любовных чар этой женщины-ребенка. Сейчас, когда решалось — быть или не быть его государству, он не имел права на безрассудное увлечение, тут Борил прав. Женитьба на Феодоре может навлечь на него ненависть папы, столкнуть его с железными рыцарями, одного, без союзников — куманов. Тогда погибло бы все, что он создавал до сегодняшнего дня столь старательно и терпеливо. Нет, Калоян не оскорбит влюбленную в него Феодору своим пренебрежением и все сделает так, чтобы она поняла, почему он отказывается от нее. Но об этом — после. Пусть вернутся от рыцарей его послы, он хочет знать, как крестоносцы отнеслись к его предложению союза и помощи. А об укреплении силы своего государства женитьбой Борила на Феодоре он просто не хотел и думать.
Послы Калояна вернулись молчаливые и угрюмые. Кони их были потными, вести — недобрыми. Крестоносцы не приняли
— Царь, наш язык не поворачивается передать тебе то, что ответили они на твое предложение.
Калоян ударил кулаком по подлокотнику трона и приказал:
— Говорите!
— Они сказали, что возьмут Царьград и без твоей помощи. А тебя назвали рабом и хотят, чтобы ты немедленно им подчинился.
— Это все?
— Да, царь.
— И вы смутились! Будто нас впервые называют рабами! Ничего! Встретимся, померимся силами, и бог нас рассудит, кто — раб, а кто — господин.
Высокомерие рыцарей все же оскорбило царя. В порыве гнева он готов был вступить в союз с Алексеем Ангелом, но, поостыв и подумав, решил обратиться за советом к папе и предупредить его, что, если на него нападут, то он не пощадит тех, кто посягнет на болгарские земли. И не его вина, что тогда он будет жесток.
И пора кончать игру с послами василевса.
Калоян велел передать Алексею Ангелу, что, продолжая питать к нему добрые чувства, он сейчас не в состоянии помочь императору войском, иначе нарушит данную папе клятву. Но если кто-то хочет найти защиту на его землях, того он готов принять в любое время и дать ему все права, которыми пользуются его подданные. Накануне отъезда послов он пригласил Феодору к трапезе и долго разговаривал с ней. Калоян сказал, что она красива и молода, что жизнь сулит ей много радостей, что их пути случайно пересеклись, но тропинка Феодоры сейчас — только для двоих. По ней не может пойти целое государство, а он не может оставить свой народ без защиты…
Феодора слушала, и слезы капали на ее маленькие ладони.
— Я женат, и эта женитьба скрепила мой союз с куманами. Они мне нужны. Я клялся в верности папе и не хочу нарушать свою клятву. Если я помогу Алексею Ангелу, то папа будет вправе сказать, что я отрекся от своего слова. Я бы соединил свою жизнь с твоей, если бы женитьбой на тебе не наносил ущерба будущему моего народа…
Он взял ее руку в свою и умолк. Заметив, что она успокоилась, он встал. Поднялась и она, прижалась к его крепкой груди. Калоян погладил ее черные волосы, хотел поцеловать в лоб, но встретил робкие девичьи губы, которые в первый раз целовали мужчину.
Так они расстались.
Лишь через несколько дней Калоян осознал, как велика для него потеря. Он привык видеть Феодору во дворце каждый день, и теперь ему очень ее не хватало…
Алексей Ангел не взорвался от гнева, когда ему сообщили, что Калоян отказал в помощи. Да и поздно было помогать — Константинополь пал. Бывший император сидел с мертвым взглядом, никого и ничего не видя перед собой. В лунном свете, льющемся из окна, его фигура выглядела призрачной, все со страхом ждали, когда он заговорит. Но он молчал. Махнул рукой, отсылая всех прочь. И только когда Феодора была уже у двери, его губы разжались:
— Ты останься.
Феодора обернулась. Алексей Ангел указал ей на место подле себя.
— Садись.
Девушка села и закрыла лицо ладонями.
— Не сумела? — кротко спросил он.
— Не сумела.
— Почему?
— Потому что я неопытна.
— Но в этом твоя сила!
— И слабость.
— Ну и что?
— Я люблю его.
— А он?..
— И он…
— Тогда не все потеряно.
— Потеряно… Все!
— И что ж теперь?
— Уедем к маме… В Никею.