Восточная мадонна
Шрифт:
Тощий человек посмотрел на него и, улыбнувшись, сказал:
– Меня зовут Минь Хо.
Пулеметная очередь заставила их пригнуться. Вверху кружил вертолет, поливая землю свинцом. Один из вьетнамцев привалился к Клэю – с развороченной грудью, глядя на него в упор остекленевшими глазами. Из колена Минь Хо текла кровь. Женщина с посеревшим лицом сидела там, где только что стояла, а все остальные исчезли, словно их поглотило рисовое поле. Осторожно приближаясь к долине, появились новые вертолеты. Затем со склона холма прямо над ними кто-то открыл огонь. Одна машина взорвалась, остальные с грохотом убрались
– Сегодня они не вернутся, – произнес Клэй, глядя на темнеющий горизонт. Женщина подползла к Минь Хо, ножом разрезала его брюки. Маленький человечек молчал, но его напряженный взгляд умолял о помощи. Она взглянула на рану. Тяжелая пуля разорвала плоть, обнажив ткани, едва прикрывавшие кость выше колена. Женщина толкнула Клэя.
– У тебя есть марля? – резко спросила она по-английски грубым, с акцентом, голосом.
– Освободи меня, – сказал он, – я посмотрю.
– Только без фокусов, свинья, – крикнула она, направив на него пистолет. Дуло казалось большим и угрожающим.
– Ты уж лучше сама поищи, красная шлюха.
Ботинком она ударила его по лицу. Он почувствовал, как в тело снова впились веревки.
– Не делай этого, – произнес он спокойно. – Пока ты тратишь время на меня, твой друг истекает кровью.
– Подвинься ближе, – велела женщина. Она сделала знак Минь Хо, тот взял у нее пистолет и направил на Клэя. Она протянула руку, ощупала его карманы, а затем расстегнула молнию куртки, чтобы проверить внутри. Там не было ничего, кроме его чистой рубашки. Она снова вытащила из-за пояса нож.
– Не надо меня резать, леди. Лучше пристрелите.
– Мы не убиваем безоружных людей, мистер. Я хочу отрезать кусок рубашки.
Это рассмешило его. Он подвинулся ближе. Все казалось нереальным. Как будто дети играют в доктора и медсестру. Он видел однажды, как играет его дочь – очень похоже.
– Режь на здоровье, – сказал Клэй. Минь Хо потерял сознание, уронив пистолет в траву. – Только не упускай меня из виду.
– А я тебя не боюсь. Ты ничего не можешь сделать, пока валяешься тут. Вы трусы, когда беззащитны, а все, на что вы годитесь, это бомбить, калечить и убивать оттуда, сверху.
Она отрезала кусок материи, умело скрутила ее в пальцах, а затем, подняв руку, извлекла откуда-то горсть зеленых листьев, и, разжевав, приложила к ноге Минь Хо. Тот дернулся от боли и со стоном очнулся. Она обмотала его тощую ногу тканью и накрепко закрутила ее с помощью деревянной палочки, тоже взявшейся словно ниоткуда. Клэй с изумлением наблюдал за ее манипуляциями.
– К моему рукаву приколота английская булавка, леди.
С мимолетным «спасибо» она выдернула ее и закрепила повязку. Минь Хо вновь потерял сознание. Он дышал еле слышно. Женщина с глубокой тревогой смотрела на него.
Военно-воздушные силы – это то место, где можно умереть в чистоте, подумалось Клэю. Между вылетами ты можешь принять душ и в тот момент, когда начнешь сбрасывать бомбы, от тебя будет пахнуть одеколоном.
– Найдется что-нибудь поесть, леди?
Она не слышала его. Она смотрела в небо.
– Я же сказал, они не вернутся сегодня, – произнес он. – У вас найдется какая-нибудь еда?
Она сунула ему зеленый узелок. Он уже видел такие, их продавали на улицах Сайгона и Бангкока, и знал, что там внутри.
– Спасибо, – сказал он. Они могли бы сидеть где-нибудь далеко отсюда, на веранде, любуясь древними холмами, розовато-лиловыми в сумерки. Какая издевка! Вместо этого она была его тюремщиком, к тому же вооруженным, к тому же врагом, да еще и гуком. Она перестала смотреть вдаль и склонилась над Минь Хо. Вытерла ему бровь, сняла очки и протерла стекла. Ясное дело, Минь Хо был ее любовником, может быть, даже мужем. Ведь известно, что гуки, воюя вместе, часто женились друг на друге.
Он поел. Рис был холодным и липким. Но горькая острота бананового листа, в который он был завернут, придавала ему хоть какой-то вкус. Она кормила его, чтобы сохранить живым. Ему хотелось, чтобы они поскорее решили его участь. Раненый пришел в себя, и женщина передала ему пистолет. Она что-то пробормотала, и он что-то прошептал в ответ. Он наставил оружие на Клэя и посмотрел ему прямо в глаза. Его очки и мягкий голос казались здесь неуместными.
Из какой-то кучи хлама, обмотанной веревками, женщина вытащила антенну. Куча затрещала, и женщина стала говорить. Она слушала и снова говорила, повторяя одно и то же. По ее лицу Клэй пытался угадать, что его ждет, оно оставалось бесстрастным. Она была сосредоточена, и каждый раз, когда открывала рот, чтобы что-то произнести, казалось, будто она улыбается. Однако глаза ее оставались холодны. Когда темнота стала заливать долину, ему почудилось, что он заметил в них грусть. Она сказала что-то напоследок и, щелкнув, выключила прибор. Минь Хо тоже что-то произнес и, вынув свой нож, она разрезала веревки на руках Клэя.
– Выкопай яму и похорони нашего товарища, – приказала она.
– Ты сошла с ума! Без лопаты?
– Браво, свинья! Ты настоящий герой. А теперь – копай. У тебя ведь есть руки, не так ли?
Покойник потемнел, и ее глаза – тоже. Клэй встал на колени и принялся разгребать грязь. Это было несложно, и мертвеца без всяких церемоний затолкали в место его последнего пристанища. Они засыпали тело землей, и когда мертвое лицо наконец исчезло под последними комьями, наступила полная темнота. Чувствуя запах ее и своего пота, он улегся на землю. Трава показалась мягкой. Он знал, что она где-то рядом или даже стоит над ним, но он устал. Последнее, о чем он подумал, это каким злым становилось ее лицо каждый раз, когда она глядела на него. Не чувствуя, как на его запястьях затягивают веревку, он уснул.
4
Теперь Минь Хо окончательно пришел в себя. Они осторожно подняли его и так же осторожно понесли. Впереди, во главе процессии, через ласковые побеги риса, они волокли тяжелого американца, а затем засунули его в тоннель. Он спал, словно наглотался снотворного. Бернадетт молча разглядывала его. Это был первый белый мужчина, которого она увидела здесь за многие месяцы. Вид его вызывал в ней тревогу. Снова нахлынули воспоминания о белых телах, которые она ласкала, когда все начиналось. Тогда ее преданность делу находилась под сомнением. Дни тех тяжких испытаний давно минули, но воспоминания о них до сих пор оставались кошмаром. Но зачем думать об этом сейчас? Она последовала вслед за всеми в тоннель. Там, внизу, были свечи и керосиновая лампа, а вдоль стен висели жестянки с водой, патронташи и корзины с едой и медикаментами.