Восточная Война -5
Шрифт:
Все это войско находилось по ту сторону Дуная и представляло собой серьезную силу. За время правления отца Абдул-Меджида, турецкая армия обзавелась не только приличной артиллерией, но и имела нарезное оружие.
Вступление русских войск в Дунайские княжества находившихся под протекторатом России не было началом войны, а являлось лишь нарушением одной из статей прежнего мирного договора между двумя государствами. Естественно Австрия как непосредственный сосед этих территорий объявила протест Николаю по поводу этих действий, но каких-либо последствий этот протест не имел. Заняв Бухарест, Горчаков, следуя инструкции царя, не предпринимал никаких попыток переправиться через Дунай и вступить в схватку с турками.
Появление русских войск на Дунае, по мнению царя должно было подтолкнуть христианские племена сербов, черногорцев, болгар и греков к массовым восстаниям против своих угнетателей. Помня как греческое восстание в Мореи, помогло русскому войску в разгроме турок, император очень надеялся на помощь христианских народов, но этого не произошло.
К средине девятнадцатого века, одной только религиозной агитации было мало, чтобы позабыв обо всем, славяне Балкан бросали все свои дела, брали в руки оружие и начинали воевать против своих поработителей. Да, сербы, черногорцы и болгары ненавидели турок. Много старых счетов и много кровавых странниц было в истории их отношений, но этого оказалось недостаточно, чтобы летом 1853 года за спиной у стоящих на Дунае турок, вспыхнуло мощное восстание. Братья славяне были готовы поддержать освободительный поход русских войск на Стамбул, но не хотели проливать свою кровь первыми.
Сидящему в Петербурге императору все казалось, что вот-вот в Болгарии и Сербии вспыхнут огни восстания и тогда можно будет с чистой душой начинать освободительный поход, но этого не произошло.
Целых три месяца, Николай никак не мог избавиться от сладких иллюзий панславянского братства и потерял драгоценное время для того, чтобы пройти кратчайшим путем от берегов Дуная до стен Царьграда. Вместо того, чтобы стремительно наступать, захватив врага врасплох, русская армия топталась на Дунае, надеясь напугать турецкого султана фактом своего присутствия. Однако их пребывание не оказало должного воздействия.
Едва только стало известно, что русская армия пересекла Прут, Пальмерстон и Наполеон, отдали приказ о переброске своих кораблей к берегам Дарданелл. Этим они вселяли уверенность в Абдул-Меджида дополнительную уверенность в том, что он не останется один на один с русским царем.
Стояние на Дунае самым благоприятным образом сказались на армии турок. Омер-паша их полностью отмобилизовал, привел в боевую готовность и к концу июля уже был полностью готов к началу боевых действий с гяурами.
Все свои войска, турецкий главнокомандующий разделил на четыре части. Одну из них он был вынужден держать в устье Дуная напротив Измаила, другая была сосредоточена в районе Силистрии. Третье находилась вблизи Рущука, а что касается четвертой части турецкого войска, то она прикрывала самый западный фланг Дунайских княжеств. В её задачу входила недопущение прорыва русской армии на сербскую территорию. Появление Дунайской армии под Нишем или Белградом, привело бы к мощному восстанию славянских племен на Балканах, но этого не случилось. Государь с Нессельроде ждал, генерал Горчаков не смел, напомнить ему, о плане Паскевича, который старый фельдмаршал разработал на случай войны с турками.
Будь на месте Михаила Горчакова, что большую часть своей жизни провел в штабе за работой над бумагами и привык хорошо выполнять чужую волю, чем блистать идеями, другой, более энергичный и честолюбивый генерал, все было бы по-иному. Императору бы удалось доказать пагубность стояния на Дунае с мечом в руке ожидая восстания славян в турецком тылу. Что количество дней благоприятствующих наступлению на Стамбул стремительно сокращаются, а в своем нынешнем состоянии, армия воевать зимой не готова.
Именно этот фактор и сыграл решающую роль, когда в октябре месяце война между Турцией и Россией была официально объявлена, но поход за Дунай так и не состоялся.
Единственным человеком, кто мог бы спасти положение и смог бы переломить бы сладкие речи канцлера был фельдмаршал Паскевич. Государь всегда ставил его на первое место среди своих советчиков и никогда не шел против его мнения, однако, князь Варшавский полностью отстранился от ведения войны на Балканах.
Сидя в столице Царства Польского он хмуро наблюдал за событиями на Дунае и к подобному поведению были свои причины. Он никак не мог простить государю отданный ему приказ на подавление Венгерского восстания 1848 года. Даже когда посланник австрийского императора прилюдно падал перед ним на колени и целовал руки взывая спасти гибнущую империю, Паскевич был резко против помощи австрийцам.
По его мнению, вмешательство России в австрийские дела могло было быть только при соблюдении Веной ряда условий. Все они были тщательно изложены фельдмаршалом на бумаге и император, был с ним как всегда согласен. Согласна с ними была и австрийская сторона, но вот только согласие это было только на словах.
Ссылаясь на угрозу распространения 'революционной заразы' на польские земли, канцлер Нессельроде сумел уговорить Николая дать приказ о вводе войск, не дожидаясь письменных договоренностей. Император поверил своему венценосному кузену на слово, в чем была его трагическая ошибка.
После подавления восстания, все обещания были благополучно забыты или точнее сказать 'затерты' благодаря усилиям канцлера.
– Не стоит наступать на мозоль молодому австрийскому монарху. Сейчас у него не самый благоприятный момент для выполнения данных им ранее обещаний, - настойчиво жужжал в августейшее ухо Нессельроде.
– Венский двор всегда будет помнить, кому именно он обязан своим существованием.
Это же, неоднократно говорил императору австрийский посол в России, министр иностранных дел Метерлинк и сам молодой император Франц-Иосиф и царь дал себя уговорить, не будучи от природы вредным и злопамятным человеком.
Жест по прощению долгов был чисто русским жестом. В отличие от русского монарха европейские властители все свои дела тщательно записывали и скрупулезно требовали денег за свое благодетельство. А если не получали, то не стеснялись об этом напоминать, а если не помогало, то громко стучали по столу кулаком. Дружба дружбой, а табачок - врозь, Европа.
В отличие от канцлера, Паскевич с самого начала знал, что за пылкими обещаниями и горячими слезами австрийцев скрывалось зло, которое никогда не простит русскому императору своего публичного унижения и позора.