Восточная Война -5
Шрифт:
Информация о требованиях Николая потекла к Рэдклифу рекой, но британский посол не спешил вмешиваться. Он считал, что на данном этапе событий, страх турецкого правителя был очень полезен британской короне, так как напуганный грозным рыканьем Меншикова, султан проявил бы большую сговорчивость в разговоре с английским послом.
Примерно такую же позицию занимал и посланник Наполеона III, увидев, что светлейший князь своим поведением льет воду на мельницу европейских держав, он не торопился приободрить Абдул-Меджида.
Решающим стала вторая встреча Меншикова с султаном, когда посланник Николая передал новое требование русского царя, по своей сути являющееся продолжение предыдущего послания. В нем, Николай требовал от султана признать право императора вмешиваться в турецкие дела для защиты его православных подданных: греков, болгар, сербов, молдаван и валахов. Все это, царь хотел закрепить в форме договора между двумя странами, что являлось большим ущемлением для турецких интересов.
Тон письма и манера поведения князя вселили ещё больший страх и раздражение у турецкого султана. Роковой в этом разговоре стала фраза произнесенная Меншиковым, что русскому царю достаточно отдать приказ и русский флот в течение сорока восьми часов окажется у Босфора с десантом на борту.
Эти слова окончательно подорвали силы султана, и он отправил своего министра на тайную встречу с французским и британским послом. Оба европейца действовали в отношении Рифат-паши согласно заранее достигнутым договоренностям. Они вежливо приняли посланца султана, посочувствовали ему в плане поведения Меншикова но, ни один из них не предложил турку помощь и защиту от северного соседа, как это было раньше.
Напротив, оба посла выразили озабоченность положением турецких дел и в один голос заговорили о возросшей силе русского медведя. На все просьбы турецкого министра повлиять на Николая, европейцы говорили уклончиво и неопределенно. Они не говоря Рифат-паше ни да, ни нет, не закрывая дверь перед носом турка, но при этом не подавали ему никакой ясной и твердой надежды.
Выражаясь простым языком, послы доводили турок до кондиции, после наступления которой, от правителя Порты можно было требовать все что угодно в обмен на помощь и поддержку от действий русского царя.
Держа единый фронт против Николая, послы двух великих держав не забывали играть ту партию, что была выгодна именно его государству. Так француз, сразу после визита Рифат-паши дал секретную телеграмму в Париж, и не прошло 24 часов, как французский флот покинул Марсель, держа курс на Архипелаг. Франция не собиралась отдавать в грядущих событиях пальму первенства англичанам, ведь по количеству паровых кораблей флот его императорского величества совсем немного уступал флоту английской королевы.
Развязка событий наступила после того, как следуя инструкции царя, Меншиков отдал султану третье послание императора Николая, в котором он предлагал Абдул-Меджиду заключить военный союз против третьей стороны, под которой подразумевалась Франция. В противном случае, император намеривался заключить военный союз с Австрией при поддержке Пруссии.
Подобный расклад сил, покоился на докладе канцлера Нессельроде о состоянии дел с двумя германскими государствами, коих он числил в верных союзниках Российской империи.
Третье послание, по мнению царя и его канцлера должно было полностью сломать турецкого султана и подчинить его воле императора. Измученный страхами правитель Порты был готов пойти на это, но тут в дело вмешались сидевшие в засаде господа послы. Быстро и качественно утерев сопли повелителю правоверных, они уверили султана, что его страна не останется один на один с северным соседом. Две великие европейские державы были готовы поддержать Абдул-Меджид не только словами, но и силой оружия в случае, если он решиться отказать императору Николаю в удовлетворении его требований.
Более того, они заверили султана, что венский двор совсем не собирается плечом к плечу выступать вместе с русскими против Порты. У императора Франца-Иосифа свои взгляды на происходящие вокруг Оттоманской державы события и они совершенно не совпадают с взглядами Петербурга.
В качестве доказательства министру иностранных дел Порты была организованная тайная встреча с австрийским послом, которые если не в полной мере подтвердил слова Рэдклифа, то не опроверг их.
Вернувшийся к жизни и повеселевший султан воспарил духом. Страхи ушли прочь, и повелитель сераля собрался дать достойный ответ Меншикову, но Рэдклиф категорически запретил ему это делать. С этого момента британец прочно взял в свои руки процесс переговоров Стамбула с Петербургом и султану только повиновался его воле.
Для начала, был приготовлен фирман, по которому Абдул-Меджид признавал право православных священников на ключи от храма в Вифлееме, первоочередность в проведении в нем религиозных обрядов и самостоятельность в действиях по его содержанию. Одним словом это было то, чего требовал царь от турок в своем первом письме.
Подобные действия султана вызвали сильное негодование со стороны французского посла, но Рэдклиф заверил его, что данный фирман не будет иметь никаких реальных последствий в вопросе о 'святых местах'. Британец был в это абсолютно уверен, так как текст фирмана был подготовлен лично им и имел один подводный камень, миновать который светлейший князь никак не мог.
На другой день Меншиков действительно заявил туркам решительный протест, так как в фирмане не было никаких гарантий со стороны султана на то, что дарованный султаном приоритет для православных священников не будет изменен по прошествию времени.
В тот день турки дали ответ на второе послание Николая. В нем султан признавал за русским императором статус покровителя православных народов находящихся в подданстве Порты, но при этом в фирмане не было, ни слова о праве царя вмешиваться в дела исповедовавших православие. Также ничего не было сказано о готовности султана, подписать с императором договор по этому поводу.
Как и следовало ожидать, Меншиков подал протест и на это документ, сопроводив его подачу грозными упреками и предупреждениями. Главная суть их заключалась в том, что царский посланник дал туркам ровно десять дней, для внесения в документ требуемых им поправок.
Эти слова князя вновь возродили в душе султана, погасшее было пламя страха, погасить которое удалось лишь сообщением о том, что корабли британского и французского флота находятся в водах Эгейского моря и только и ждут сигнала прибыть к Принцевым островам.