Восточная война
Шрифт:
Большая, густая, очень сильно эшелонированная и безумно орущая толпа попала под ураганный обстрел. Смерть с небес! Стальной дождь! Как только потом этот обстрел не называли. Но сильная разреженность толпы и ее непомерная величина давали о себе знать. Шрапнель и флешетты летели больше в землю. И японцы умудрялись прорываться к позициям русской пехоты. Впрочем, им это не сильно помогало.
Карабины «Браунинга» и ручные пулеметы Мадсена сметали их по мере набегания. Ведь действительно густой толпы не получилось, способной задавить своей массой. А тот разреженный, рыхлый пирог, что прибывал можно было вполне «умиротворять» ружейно-пулеметным
На генеральных позициях русских тем временем не зевали. Увидев этот апокалиптический зерг-раш, что устроили японцы, командиры батарей 87-мм легких гаубицы и станковых пулеметов начали действовать. «Станкачи» выдергивали из ДЗОТов и подхватив на руки, бегом тащили вперед, стараясь выйти на позиции прикрытия. А легкие «полковушки» пришлось сворачивать, впрягая в конные упряжки, и вывозить вперед. Можно было и так катить, но слишком далеко. И все в темпе, в темпе. С языком на плече.
Бум. Бум. Бум.
Заработали с закрытых позиций остальные орудия, стремясь насытить фронт огнем шрапнельных и осколочно-фугасных снарядов. Ренненкампф как-то не ожидал, что контратака будет ТАКОЙ.
Бам. Бам. Бам.
Наконец застучали многочисленные 87-мм легкие гаубицы, накрывшие просто стеной разрывов ближайшую полосу обороны. Метрах в ста пятидесяти перед занятыми русской пехотой японскими траншеями.
Тра-та-та. Тра-та-та.
Подключились станковые пулеметы, занявшие удачные позиции для обстрела набегающей пехоты поверх голов своих солдат.
Стреляло все, что могло стрелять. А что немного – сбрасывало флешетты. Даже несколько сотен казаков, что стояли в тылу корпуса для нужд тылового охранения и разъездов, и те готовились атаковать «белым» оружием, прикрывая отход своей пехоты, если та дрогнет и побежит…
Конь Павла Карловича постоянно всхрапывая и нервничая медленно ступал ногами по измученной земле. А он сам с трудом удерживал душевное равновесие, наблюдая развернувшуюся перед ним поистине апокалиптическую картину.
Японцы отошли. Бросили свои тяжелые вооружения, обоз и в полном беспорядке бежали. Но оставили после себя целое поле трупов. Именно трупов. Поэтому что оказывать медицинскую помощь раненым было некому. Своих бы обслужить. Поэтому Ренненкампф выпустил казаков, чтобы те оказались последнее милосердие тем японцам, кто имел средние или тяжелые ранения. То есть, почти всем, кто остался живым на поле после завершения боя. Потому как все, кто могли ходить, сбежали.
Это была катастрофа!
Он никогда не видел СТОЛЬКО смертей. Сразу. В одном месте. Трупы. Трупы. Трупы… везде одни трупы… куда не глянь. Он просто не знал, что со всем этим делать и как дальше жить. Война войной. Но это… это было чем-то запредельным.
Его конь остановился возле тела в дорогом мундире. Он осторожно слез с коня и перевернул труп. Так и есть. Это был маршал Ояма. Стреловидная шрапнель попала ему в живот и бедро. Он упал. И был добит флешеттой, пробивший насквозь его грудную клетку.
Японская армия была разбита. Но она и не могла выиграть. Слишком несоизмерим был технический уровень оснащения войск, тактики и организации. Японцы пытались. Честно пытались. Но
Впрочем, в этой последней атаке японцы почти что добились невозможного. Они практически прыгнули выше головы. Еще бы немного. Еще чуть-чуть… Не будь дирижабля, они бы дорвались до ближнего боя и могли вынудить дивизии отойти. Да как отойти! С огромными потерями! Но обошлось. Ну как обошлось? Дивизии устояли. Но до половины личного состава корова языком слизнула. Да и остальные оказались в немалой степени деморализованы…
Славная победа.
Страшная победа.
Колоссальная победа.
[1] В обстреле участвовало 36 87-мм/30 полевых пушек, 144 107-мм/18 полевых гаубиц, 12 107-мм/30 тяжелых пушек, 24 152-мм/18 тяжелых гаубиц, 4 152-мм/30 осадных пушек, 24 127-мм/50 морских пушек, 8 203-мм/45 морских пушек, 3 305-мм/40 морских пушек.
[2] Речь идет о смеси, известной в 1940-е как «торпекс» - на 50% более мощной, чем тротил. Она состояла из 42% тротила, 40% гексогена и 18% алюминиевой пудры.
[3] Ганс планировал применять гексоген как лекарство, еще не зная о его высокой ядовитости.
Часть 2. Глава 9
Глава 9
1904 год, 24 мая, Ляо-Ян
После поражения под Ляо-Яном северная армия Японии, что блокировала Ренненкампфа, отступила на юго-восток к Фын-хуан-чен. Большие потери сделали ее совершенно небоеспособной. На время. Но Ренненкампф не преследовал маршала Нодзи, который возглавил армию, после гибели Ояма. И по оперативной информации удалось выяснить, что корпус русских совершенно обескровлен и деморализован. Слишком большие потери. Пиррова победа. Да и вообще – Ояма почти смог. Поэтому Нодзи решается на попытку реванша, поняв, как нужно действовать. Нащупав, наконец, слабое место в русской обороне. Ну, во всяком случае, как он подумал.
К югу от Ляо-Яна, в районе Инкоу, стоял блокирующий корпус японской пехоты. Вот его-то Нодзи и бросил в атаку…
Полночь. 24 мая. Темнота.
Семен Янковский курил, по привычке прикрывая огонек папиросы, дабы не было световой демаскировки. Японцы отступали и было бы недурно последовать за ними, продолжая щипать и мучать беспокоящими обстрелами. Но, увы, Ренненкампф не пожелал отправлять ЧВК в бой. Это был его резерв. По-настоящему неприкосновенный запас в недавней битве, который он держал до последнего. Да, у Павла Карловича была еще в резерве дивизия Имперской гвардии. Немало. Но в случае провала контрудара на ее плечи легла мы задача парировать несущихся за отступающими русскими японцев. Лоб в лоб. Глаза в глаза. Стоять насмерть и держать позиции. В такой ситуации никаких маневров не совершить. Любое неловкое движение и опрокинут, стопчут. Поэтому ЧВК и держались чуть в тылу и стороне, располагаясь на южном фасе позицией корпуса.