Восточный фронт
Шрифт:
И тут крайний правофланговый японец, один из крейсеров, взорвался! Торпеда с "Резвого" все же нашла свою цель — сорок кабельтовых, шесть минут хода, считая еще преследование по кильватеру, да не прямо, а циркуляциями! Взрыв очень сильный, японец сразу осел кормой и стал крениться, потерял ход. Равными стали силы, подыграла нам судьба! И видно вблизи, что хорошо японцам досталось, многие битые, особенно те два, что позади, один так вообще выглядит, краше в гроб кладут, кормовых башен у него нет, от остатков второй трубы до кормовой оконечности пожар — наверное, 180мм с мгновенным разрывом так отработал, и не один, снаряды у нас были для стрельбы по берегу снаряжены, "взрыватель осколочный", а отчего сейчас установку не сменили, командир БЧ-2 здесь, или на "Кагановиче", взыскание после получит… если доживем!
Больше адмирал ничего подумать не успел. Как небо рухнуло, что то больно ударило в
Двадцать кабельтовых, две морские мили, по — сухопутному, чуть меньше четырех километров — дальности до горизонта, на уровне земли. С мостика, а тем более с КДП, видно дальше, но все равно, на взгляд сухопутного человека, цель кажется далекой. А для морской артиллерии, это почти что стрельба прямой наводкой, и при взаимной скорости сближения шестьдесят узлов, почти 120 километров в час, это расстояние пролетается за две минуты! И нет уже никакого высокого искусства боя, кто лучше сманеврирует, кто кого переиграет — идет дикая бойня в упор.
Как ни странно, это играло против японцев — у них, за три года войны, опытные командиры и экипажи хорошо отработали правильный маневр всем ордером, взаимодействие штурманской группы с ЦАПом (чтобы не терять пристрелку на поворотах), японские тяжелые крейсера реально служили лидерами дивизионов эсминцев во множестве сражений, начиная еще с Ост — Индии января сорок второго. И в классическом морском бою при хорошей видимости, еще неизвестно, у кого был бы шанс — даже при том, что в действительности здесь было не три японских "тяжа", а все-таки один — еще два (включая тот, кого настигла торпеда "Резвого") оказались, при ближайшем рассмотрении, большими эсминцами ПВО тип "Акицуки" — силуэтом на крейсера похожи, башни линейно — возвышенно, и размеры вдвое крупнее обычных эсминцев. Но даже один "Миоко", воюющий четвертый год, против двух наших "полутяжей", не прошедших полный курс БП, это было очень много — с учетом, что у японцев тяжелые крейсера изначально задумывались прежде всего для истребления себе подобных в морском бою (а не для защиты коммуникаций, как крейсера англичан, и не для дальнего рейдерства, как у немцев) — и потому несли пять башен главного калибра, десять стволов (у англичан и американцев, восемь — девять), и четыре четырехтрубных торпедных аппарата (полновесный залп эсминца с каждого борта). И радары у японцев в 1945 году уже были, и опыт их использования тоже имелся… вот только не уделял Императорский Флот должного внимания радиоэлектронной борьбе, когда локатор забивается активными помехами!
Зато штурмана у японцев сделали свое дело слишком хорошо. Место, курс и скорость русской эскадры было определено в первые минуты, до того как радары перестали видеть цель — и штурмана вели корабли по счислению, рассчитав место, где надлежало выйти из тумана. Если бы, чуть в стороне, тогда залп торпедами, из всех аппаратов, и отворот обратно в туман, а после снова выскочить, добить артиллерией уцелевших! Но к неожиданности самих японцев, они оказались совсем накоротке, и лоб в лоб, на полном ходу, поздно уже отворачивать, на циркуляции вынесет к противнику вплотную, нет смысла уходить в туман, все должно решиться в одном столкновении. Вперед, за Императора — Тэнно Хэнку Банзай!
На мостике "Фудзицуки" командир обнажил меч, и размахивал им, крича что-то воодушевляющее — когда прямое попадание русского снаряда снесло за борт верхний ярус надстройки, вместе с мостиком и всеми, кто там был. На "Миоко" еще до выхода в атаку была подбита четвертая башня, кормовая возвышенная, а пятая действовала с перебоями, наводимая вручную. По непонятной причине взорвался "Юцуки", сдетонировал кормовой погреб и запасные торпеды над ним — удивительно, но то, что осталось от корабля, все еще было на плаву, но боевой ценности не имело. Эсминцы "Асашимо" и "Намакадзе" шли за флагманом, не имея видимых повреждений, но "Исакадзе" и "Касуми" едва хромали позади, причем последний еще и сильно горел. Проклятые демоны — "Касуми", будучи кораблем более раннего проекта, не прошел модернизацию по усилению ПВО, и сохранил штатные три башни 127мм, а на прочих "стандартных" эсминцах (исключая тип "акицуки") одну снимали, как и запасные торпеды, ради лишних зениток. Теперь же с него сигналят, что были вынуждены избавиться от торпед, во избежание взрыва, и боеспособна лишь одна башня, два ствола из шести, и ход только 20 узлов — из этого боя ему выйти
Русские тоже не отвернули. Если у японцев был фанатизм, то у советских моряков — спокойная уверенность победителей в самой страшной войне, рядом с которой русско — японская и близко не стояла. И старания политработников, уже год накачивающих личный состав пропагандой, "отомстим за Порт — Артур и Сергея Лазо". И сообщения об успехах первых дней войны — наши бьют самураев на Сахалине, очищают острова Курильской гряды, проклятую "японскую таможню", успешно прорывают их оборону в Маньчжурии. Хотя большая часть экипажей, находясь внизу на боевых постах, даже не видела противника, лишь исполняя свои заученные обязанности, как на учениях. А те, кто были наверху (например, расчеты противоминной артиллерии и зенитных автоматов), работали как машины, на рефлексах, вбитых в подсознание многократными тренировками — смысл которых и был, чтоб матрос, даже контуженный, не задумываясь делал то, что ему надлежит. А еще, каждому не верилось, что убьют лично его.
Торпеды ушли с обоих сторон, в самом начале боя — иметь на палубе столь взрывоопасный груз, в такой ситуации было самоубийством, а дистанция уже давала хороший шанс на попадание. Снаряды рвали в клочья корабельную сталь и человеческие тела. Вот где японцам было бы пожалеть о "картонных" башнях даже на своих тяжелых крейсерах, 25 миллиметров брони, это несерьезно, лишь осколок остановит! А все посты управления и командно — дальномерное хозяйство "Миоко" не имели даже такой защиты — что при отсутствии в башнях своих дальномеров и СУО (а на наших крейсерах это было!) становилось совсем непростительным. Все же "Миоко" был заложен в 1924 году, а советские, "проект 26–бис", на полтора десятилетия позже, это много, для развития не только техники, но и концепций. И модернизация не всегда выход: можно добавить зенитки и радары, но дополнительные броневые конструкции требуют гораздо больше веса, причем "верхнего", снижающего остойчивость, которая у перегруженных вооружением японцев и так была на пределе.
И это было известно русским! Не только их среднекалиберные зенитки, но и автоматы вели шквальный огонь по палубе и надстройкам японских кораблей! А у японцев с этим было хуже — единственное их оружие этого класса, 25мм "гочкис" (копированный с французского), имел плохую баллистику (образец 1930 года), низкую скорострельность (питание из обойм, с малым числом патронов), медленную скорость наводки, неудачную конструкцию прицела. И простое увеличение числа стволов не помогало — так, строенная 25мм установка имела больше недостатков, чем достоинств, оказавшись излишне громоздкой и неповоротливой. У русских же с каждого корабля стреляли 40мм "бофорсы", гораздо более дальнобойные и меткие, а еще 37мм автоматы 70–К, а еще 20мм "эрликоны", причем нередко спаренные с 12,7мм браунингами или ДШК — в некоторой степени, повторялась картина войны сорокалетней давности, только наоборот, когда по палубам не русских, а японских кораблей гулял стальной шквал — от которого не всегда защищала даже тонкая броня орудийных башен.
"Фудзицуки" досталось больше всех — русские приняли его за крейсер, и сосредоточили на нем весь огонь "Кагановича". Большие эсминцы ПВО были очень надежными, прочными и живучими кораблями, намного превосходя в этом отношении "стандартные" эсминцы — но все же не несли брони, а больше десятка прямых попаданий 180мм снарядов (точное число осталось неизвестным) с близкой дистанции, это было чересчур. "Фудзицуки" весь горел, от носа до кормы, даже непонятно, что на стальном корабле может питать такое пламя. Спасшихся с него не было.
"Асашимо" умудрился поймать русскую торпеду. Выжившие после утверждали, что видели, как торпеда, пройдя за кормой, вдруг стала циркулировать и взорвалась под винтами эсминца. Откуда взялась вторая торпеда, попавшая почти тотчас же в потерявший ход корабль, никто не заметил. Эсминец затонул быстро, но все же часть экипажа успела спастись на плотах. Среди них не было ни одного офицера.
В это же время погиб и "Каганович", от четырех "длинных копий". И если первые две торпеды еще оставляли надежду на спасение, то еще две, через минуту, были однозначно смертельными. После на эту победу будут претендовать "Намакадзе" и "Миоко". Погибшие на "Кагановиче" составят большую часть потерь личного состава Тихоокеанского флота в этом бою — приказ "оставить корабль" так и не был отдан, расследование показало, что возможно, в этот момент рубка со всеми, кто там находился, включая командира корабля, была уничтожена прямым попаданием восьмидюймового японского снаряда. Спаслись лишь те, кто были наверху, или успели выскочить на палубу, когда крейсер начал опрокидываться, 81 человек из 963 всего экипажа.