Восточный конвой
Шрифт:
Люди еще секунду-другую сидели молча, потом все разом зашевелились, отстегивая ремни и выбираясь с немалым трудом в проходы между креслами. Это было нелегко, потому что кабина лежала с сильным креном на борт — именно на левый, в котором были двери, так что для того, чтобы выбраться из машины, пришлось воспользоваться аварийными выходами. Несколькко минут продолжались внезапн вспыхнувшие беспорядочные разговоры, — вернее, не разговоры даже, а обмен какими-то мёждометиями, обрывистыми фразами, малопригодными для изложения мыслей, но прекрасно передающими чувства и настроения и для того только и служащими, чтобы дать выход внутреннему напряжению. «Ну, слава Богу — смотри-ка, а?» — «Все-таки…» — «М-да, знать бы заранее…» — «А я уж было подумал…» -"Смотрю на тебя, ты сидишь серьезный, как в церкви…" — «Ну, такое ли приходилось переживать! Вот однажды…» — «Ладно-ладно, воспоминания потом, сейчас в самый
Было двадцать третье июля, пора все еще коротких ночей. Самое начало суток — половина второго ночи, но настоящая темнота так и не установилась: почти полная луна временами показывалась из-за туч и позволяла ясно разглядеть и обширную поляну, на которой приземлилась превращенная в спасательный ковчег кабина самолета, и неравномерно зубчатую, словно кардиограмма больного человека, кромку леса на востоке, и-на севере, поближе -другие заросли, не столь высокие, скорее напоминающие кустарник; похоже, что за ними протекала небольшая речка, быть может, даже просто ручей. На юге и западе лее подступал к людям почти вплотную и уже не выглядел сплошной лентой, но расчленялся на отдельные деревья и их группы. С"первого взгляда не было заметно никаких признаков цивилизации: ни захудалой постройки, хотя бы полуразвалившегося сарая или охотничьей избушки, и ни единого огонька не светилось, насколько хватал взгляд. Можно было подумать, что потерпевших аварию людей и в самом деле забросило в какие-то Богом забытые и не востребованные людьми места; однако все прекрасно понимали, что приземлились в Европе, хотя почти на ее окраине, однако вся Европа населена не так равномерно-густо, как это представляется по книгам, и в ней еще немало мест, где можно и заблудиться, особенно в ночной мгле, и даже погибнуть нечаянно; правда, об этом люди не думали: активной группе не страшно то, что способно всерьез испугать одиночку. И все же мгновенная растерянность, похоже, охватила спасшихся; однако уже в следующую секунду командир начал отдавать распоряжения экипажу, а тренер — своим спортсменам, и все очень быстро успокоились окончательно и принялись за дело, всем своим обликом и движениями стараясь выразить, что ничего страшного, собственно говоря, не произошло, словно бы такие происшествия были заранее предусмотрены расписанием полетов.
2
(170 часов до)
В то время как члены экипажа и спортсмены, собравшись группой подле измятых останков завершившего свой жизненный путь летательного аппарата, занимались непростым делом выгрузки багажа, тот пассажир, что во время аварийного спуска навестил пилотов самолета в их кабине, отошел шагов на двадцать и, остановившись, неторопливо и внимательно огляделся. Постояв так с минуту и не услышав, надо полагать, и не заметив ничего такого, что могло бы вызвать у него тревогу,'он широкими шагами направился в сторону предполагаемой речки. Пройдя метров двести, вышел на неширокую разбитую грунтовую дорогу, ведущую к лесу. Пассажир нагнулся, внимательно ее разглядывая, и без труда различил следы широкихтусениц. Он что-то проворчал себе под нос, пересек дорогу и продолжил путь в прежнем направлении.
Достигнув полосы кустарника, он решительно углубился в нее. Предчувствие не обмануло: за кустарником действительно открылась речка — неширокая и безмолвная, лишь по временам нарушавшая тишину ночи негромким воркованием. Пассажир отломил веточку, бросил ее в воду и таким способом без труда установил, что река текла слева направо — если стоять лицом к ней на этом, правом, как оказалось, берегу, южном.
Он постоял недолго, глядя на светлую дорожку, что наискось ложилась на воду, когда луна на краткие мгновения показывалась из-за туч. Потом вынул из кармана замшевой куртки, в которую был одет, маленький кожаный футлярчик, извлек из него шарик — слуховую капсулу, вложил ее в ухо и застыл, прислушиваясь. Еще через несколько секунд начал медленно поворачиваться, переступая ногами на месте, — два или три раза останавливался на секунду-другую, потом возобновлял движение. Завершив полный оборот, кивнул, словно соглашаясь с самим собой, вынул капсулу из уха, водворил в футляр и спрятал его в карман.
Похоже, ничего другого ему и не нужно было. Он подошел вплотную к воде, так что носки его туфель ушли в мокрый песок, присел на корточки, сложил ладони ковшиком, зачерпнул воды, поднес к лицу принюхался, попробовал на язык, но пить не стал, а выплеснул воду и вытер ладони платком. После этого он повернулся и зашагал обратно — туда, где оставались его товарищи по несчастью,
— М-да, занесло, прямо сказать, далековато…
Люди уже справились с выгрузкой багажа (некоторые чемоданы оказались изрядно помятыми, но, будем думать, никто не посчитал этот ущерб чрезмерной платой за спасение, тем более что спортивные сумки, весьма объемистые, кстати, находились в пассажирском салоне и вовсе не пострадали, а сейчас были в полном порядке сложены в стороне). 3акончив свою работу, подтянув и свернув оболочки, люди, придя, надо полагать, к выводу, что ночью их никто разыскивать не станет и на помощь в ближайшие часы рассчитывать не приходится, пытались как-то поудобнее устроиться на ночь; кто-то успел уже приготовить себе немудреное ложе, натаскав сена из обнаруженного неподалеку, тут же на поляне, стога, большинство же решило скоротать ночь в тех самых креслах, в которых сидели во время полета. Чуть поодаль от накренившейся кабины трое возились, опустившись на колени, — похоже, закапывали что-то, может быть — остатки от импровизированного ужина, делали так, как и полагается поступать туристам на лоне природы. Люди эти орудовали маленькими лопатками, известными под названием саперных. Никто не обращал на них внимания. Только пассажир, вернувшийся от речки, внимательно посмотрел, но очень быстро отвел взгляд. Словом, все было спокойно. И никто почему-то не только не спросил, но даже не подумал вслух о причине того взрыва, который и вынудил систему вступить в действие. Как будто самолеты взрывались в воздухе каждый день. Хотя, быть может, такое отсутствие любопытства можно было объяснить тем, что никому не хотелось даже в мыслях возвращаться к страшному событию.
Лишь командир корабля стояла отдалении, словно погрузившись в мысли — они вряд ли могли быть веселыми. Пришедший с реки пассажир остановился рядом с ним. Через несколько секунд к ним присоединился и тренер, сделавший, видимо, все, что от него в этом положении требовалось.
— Ну, пока мы сделали, что требовалось, — негромко сказал он. — Природа иногда нарушает самые точные расчеты, приходится вносить коррективы. Наверное, нам придется пересмотреть программу игр?..
— Боюсь, что так, — подтвердил командир. — Не лишним было бы знать — куда же нас снесло.
— Есть под руками карта? — спросил Милов. — Мне приходилось в недавнем прошлом бывать в этих местах. Попробуем разобраться.
— Джордан! — позвал командир.
— Да, сэр, — откликнулся штурман.
— Карту.
У Джордана через плечо висел планшет, как если бы штурман был военным летчиком, хотя все здесь были из гражданской, частной авиации. Он расстегнул планшет и вынул сложенный во много раз лист.
— Вот здесь, — он указал пальцем, — мы находились в момент взрыва.
— Хороший был взрыв, — сказал командир самолета. — Аккуратный.
Пассажир всмотрелся, не сразу различая контуры в слабом свете карманного фонарика.
— Вот где мы, — сказал он, указывая пальцем. — Километров на полтораста восточнее, чем мне хотелось бы. Слишком близко к границе.
— Это плохо? — спросил командир. — Вы свободны, штурман. Пассажир кивнул.
— Хотя в Европе вообще не осталось границ, — пробормотал Джордан, отходя.
— За исключением этой, — поправил его пассажир. — Других в Европе действительно нет.
— Разве? — спросил командир без особого интереса.
— С недавних пор.
— В Европе, — сказал командир, — вечно что-нибудь меняется. Наверное, здесь сложно жить, мистер Милф?
— Дело привычки, — сказал пассажир.
— Граница на самом деле так непроницаема? Чего ради?
— Это обычно для государств, не очень уверенных в прочности и законности своего статуса. — Милов усмехнулся. — Такие обычно крикливы, жестоки и страшно обидчивы. Но они относятся к неприкосновенности своей территории крайне болезненно, я бы сказал даже — истерично.
— Это их проблемы, — сказал командир.
— Такие формации, как правило, недолговечны. Но подобные государства, страдающие комплексом неполноценности, нередко встают на уши, чтобы самоутвердиться и приобрести авторитет в мировом масштабе. Так что это не только их проблемы, командир.
Несколько секунд они помолчали. Потом Милов сказал — на этот раз в его голосе звучала озабоченность:
— Мы сейчас оказались в их восточной приграничной зоне. Тут охрана и контроль ведутся наиболее тщательно. Пограничники, войска, национальная гвардия… Наше снижение они, безусловно, не проспали. Не обстреляли, и на том спасибо. Но здесь они окажутся очень скоро, не сомневаюсь. Они уже на колесах, вот-вот вы услышите звук моторов. Но увидите их не сразу. Они оцепят весь этот район, возьмут в плотное кольцо, а на поляну выйдут только, когда рассветет. Если, конечно, нынешние обитатели унаследовали тактику своих предшественников.