Восточный проект
Шрифт:
Галя видела по глазам молодого участкового, что произвела на него неотразимое впечатление, гораздо большее, чем даже генерал, лично приехавший сюда, к нему, из далекой Москвы. Прав был Вячеслав Иванович, когда в гостинице, перед отъездом, велел Романовой надеть форму. Она возражала, хотела быть незаметной, так для дела полезней. Но Грязнов довольно веско ей возразил, заявив, что это в городе она может ходить в чем угодно, а в таежном поселке люди должны увидеть в ней власть. Причем очень симпатичную, добавил он со своей нахальной усмешкой, от которой Галя всегда смущалась и безудержно краснела. А Вячеслав Иванович радовался и хохотал. Как и в этот раз.
Но теперь она поняла, что генерал был прав. Старший лейтенант Данин
Оставшись с Даниным наедине, Галя сделала решительный шаг. Она же видела, как скованно себя чувствовал Бронислав, избегая даже и смотреть на нее в присутствии генерала. Но теперь они были одни, и вполне можно было слегка надавить на его самолюбие.
Самым задушевным тоном, на какой она только была способна, Галя сказала:
— Бронечка, тебя ведь наверняка так здесь зовут? Красивое у тебя имя.
Пришел черед краснеть Данину, и Романова поняла, что попала в цель.
— Давай мы с тобой так договоримся. Ты мне все подробно расскажешь, я запротоколирую и обещаю тебе, даю честное слово, что все твои сведения останутся в тайне до тех пор, пока мы не возьмем всех, кто вам тут угрожал. Я права? Так ведь было? А ты можешь не бояться.
— Да я и не боюсь, с чего вы взяли? — обиженно насупился Данин. — Ну, угрожали, и что? Мир перевернулся? Нет. Я даже и не знаю, кто были те мужики в камуфляже. Точно не из наших. В другом дело: никому, как у нас тут поняли, наши свидетельские показания не нужны. Там, в городе, давно сложилась своя собственная версия, и ломать ее нам никто не позволит. Уверен, что и с вами произойдет то же самое. А бояться тут, чего ж? Трус, говорят, в карты не играет. Только и от такой храбрости никакого толка.
— Извини, ты меня не совсем правильно понял или я неточно выразилась. О боязни я сказала в другом смысле. В плане того, что мы тебя не подставим как реального свидетеля и вообще ты нигде не будешь фигурировать до того момента, пока уголовное дело не передадим в суд. И те, кто скрывали ваши показания, ответят за это. Но сейчас нам нужны факты, которые помогли бы докопаться до правды. Ведь смотри, к чему сейчас все сводится. Пилоты ошиблись при заходе на посадку. Из-за этого разбился самолет и погибли люди. Виновных нет в живых, дело само собой прекращается. Мы ж с тобой — профессионалы, понимаем, что происходит! Это же чистейший подлог! Уголовное преступление, за которое надо головы снимать!
— Ну конечно все у них — сплошное вранье! — воскликнул разгоряченный Данин.
— Вот ты и умница, Бронечка! Именно это я и хотела от тебя узнать!
О, как покраснел старший лейтенант! Услышать такие слова от замечательной, очаровательной девушки — это иной раз почище очередного звания!..
Много чего рассказал ей Бронислав Иванович Данин, участковый инспектор поселка Рассвет. И про горевшие еще обломки самолета, валявшиеся так, будто их разбросало не от удара самолета о землю, а последовавшими затем взрывами, их в поселке слышали. И про обнаруженные трупы. И про пистолет возле одного из пассажиров, во лбу которого была дырка от огнестрельного ранения. И про еще дышавшего человека, которого он оттащил к дороге, где ему сделали укол врачи, прибывшие со «скорой». И про пулевые отверстия в фюзеляже самолета. Данин сам обратил на них внимание следователя. Может, одна из них и убила того пассажира? А может, сделали свое грязное дело те, которые сразу после взрывов, еще той ночью, промчались туда на армейских джипах, видели их.
Почему он предполагает, что это убийство могло быть делом их рук? Да потому что он видел их, успел «пообщаться» и примерно представляет себе, что это за люди. Нет, кто они конкретно, этого Данин не знал, но они посреди ночи прибыли в поселок большой группой, человек, наверное, пятнадцать, не меньше, и одновременно обошли только те дома, и подняли с постелей тех свидетелей, с которыми накануне поработало следствие и сняло показания.
Попутно Бронислав подробно перечислил фамилии и внешние приметы тех участников оперативно-следственной группы, которых встретил возле места катастрофы. Двое сами назвались, это были старший следователь Харченко и майор Гуляев. Еще приехали эксперты, которые с помощью троих оперативников, не назвавших своих фамилий, возились с обломками, переворачивали, чего-то искали, обнаружили еще четыре трупа — совсем обгоревших, смотреть было страшно. Всего их оказалось шестеро, ну и еще один живой, которому врачи сразу стали делать уколы, капельницу воткнули в руку, и «скорая» увезла его в город.
Ну а вот уже потом, спустя сутки, и примчались те самые, которые уже не представлялись, а действовали нагло, как бандиты. О чем они «беседовали» с Лаптевым, Аникиным и Самохваленко, Бронислав, конечно, догадывался, хотя мужики молчали и на все расспросы участкового только отмахивались — мрачно и оскорбительно, посылая его, Броньку, так далеко, как это умеют делать оскорбленные и нетрезвые сибиряки.
Что же касается его самого, то к нему явились трое. Один был явно командир, в чине наверняка не ниже полковника, хотя все были без знаков различия — в обычном серо-голубом камуфляже, какой ОМОН носит, и с опущенными на лица шапочками-масками. Это понятно — чтоб не узнали. Но все равно по тому, как уважительно двое обращались к третьему, Данин сообразил, что имеет, в лице этого третьего, дело с неизвестным ему начальством. Да «гости» и не скрывали, что чувствуют здесь себя властью, спорить с которой себе дороже. Впрочем, и разговора, как такового, не состоялось.
Старший предъявил Брониславу пачку листов протокола допроса свидетеля, и Данин узнал собственные показания, которые он давал следователю Харченко прямо там, на месте трагедии. Но как они оказались у этого омоновца? А тот отложил листы в сторону и заявил, что все написанное и подписанное Брониславом является чистой воды липой и обманом. Нигде он, участковый, не был, ничего не видел и не слышал. И не мог этого сделать физически, по состоянию здоровья. А то, про что он написал следователю, ему почудилось, привиделось в болезненном его сне, потому что гроза в ту ночь была страшенная, от которой запросто мог сгореть весь поселок. И теперь он, понимая, что невольно, в связи со своим болезненным состоянием, ввел следствие в заблуждение, отзывает свои показания, о чем и сообщает в прокуратуру в письменном виде. А свое признание он прямо сейчас, тут же, за столом в своей комнате и напишет собственноручно. А также подпишется полностью и число поставит.
Был возможен и другой вариант, как бы размышлял вслух старший. Участковый не пишет ничего, но после этого действительно долго и тяжело болеет. По какой причине? Да залез сдуру на дерево, чтобы посмотреть, где это там, южнее поселка, горит? Ну и сорвался, ударился, покалечился, потому и не мог никуда ехать. Устраивает? Показать дерево, с которого упал?
Итак, любой вариант на выбор. Решение принимается немедленно, уже глубокая ночь, люди устали, спать хотят.
Данин понял, с кем имеет дело. Наверняка эти омоновцы, если они не бандиты, переодевшиеся в милицейский камуфляж, в свое время прошли Чечню, а после нее ничего уже и никого не боятся, превратившись в крутых отморозков, в «оборотней», о которых так много пишут газеты. И служат они тому, кому требуется скрыть следы, видимо, своего преступления, из-за которого погибли люди, если улики там были обнаружены. Значит, и возражать бессмысленно.