Восток. Запад. Цивилизация
Шрифт:
Эдди застыл.
Интересно.
Страсть до чего интересно.
– Проходи, - Первый указал в круг. – И ничего не бойся. Тебе не причинят вреда.
Ну да, а Эдди настолько наивен, что вот просто взял и поверил.
Но, хмыкнув, он демонстративно убрал револьвер. Что-то подсказывало, что не поможет. С одним магом Эдди справился бы. Но вот с дюжиной… и дюжина магов – это несколько чересчур.
Шаг.
И камень белый отзывается. Что-то в нем, в этом камне, не то… неправильно. И главное, нельзя
– Эй, - окликнули его. – Чего ты…
Эдди разогнулся. Сложил руки за спину. Медленно повернулся, обведя взглядом всех собравшихся. Детишки… такие большие, такие важные в собственных глазах. А все одно детишки, вряд ли понимающие, в какую игру ввязались.
– А чего он? – донеслось от стены и такое вот, обиженное донельзя. – Не, ну в самом деле…
– Взыскующий! – возопил кто-то достаточно громко. И на край круга шагнул человек. Снова балахон. Маска. Цилиндр. Снова представление, за которым следили многие.
– Взыскующий! – тот же голос звучал строго. – Вам будут заданы вопросы. Отвечайте на них максимально честно. Ложь будет наказана.
Ну да…
Эдди снова опустился и оперся на камень обеими руками.
Нет, не камень. И близко не камень. Тогда… что?
– Имя! – тот, который встал на черной части, старался говорить громко и уверенно, только все одно голос подвел, дрогнул.
– Чье? – уточнил Эдди.
– Ваше!
– Эдди, - Эдди гладил камень-не камень, и тот отзывался, как если бы… да, некогда, что бы это ни было, оно было живым.
– Полное имя!
– Обойдешься.
– Он издевается? – раздалось тихое, но не настолько тихое, чтобы не услышать.
– Чего ты хочешь от дикаря…
– Послушайте, - Эдди решил не вставать, наоборот, сел, скрестив ноги. – Детишки…
Молчание. И сопение.
– Я сюда не стремился. Вы меня позвали. Я пришел. Потратил время. И что взамен? Игра? На хрен она мне упала? Как и ваше общество, уж извините, нужное лишь вам.
– Что он себе…
– Наказание! – возопил тот, кто стоял по другую сторону черты. И руки воздел к потолку. А белый камень вспыхнул, но… ничего не произошло, разве что острее стала ощущаться его суть.
– И? – Эдди выждал несколько секунд, чувствуя скрестившиеся на нем взгляды. – Дальше-то что?
Тот, который стоял напротив, растерянно оглянулся.
И рядом появилась еще одна фигура.
– Вы… что чувствуете? – осведомился Первый. Его Эдди по голосу узнал.
– Ничего, - честно ответил он. Подумал и признался. – Пятка чешется. Это в счет?
– Точно издевается…
– Кстати, слух у меня отличный. Я и пуму слышу. Вы когда-нибудь слышали, как пума ступает?
– Не доводилось, признаться…
– Очень тихо, - произнес Эдди доверительно. – Так что,
– Вы сейчас можете…
– Жрать я могу всегда, - заверил Эдди. И добавил. – Жизнь… скажем так, быстро учишься, что на пожравши оно как-то всегда легче.
– Дикарь…
Он хмыкнул и по животу хлопнул.
– Что ж… в таком случае, думаю, никто не станет возражать, если мы продолжим беседу в другом месте, - Первый отступил. – Прошу вас. И… господа, в самом деле получилось неловко. Мы пригласили уважаемого… Эдди…
Он все же споткнулся, потому как «уважаемый Эдди» звучало явно хуже, чем «уважаемый Эдуард», но как уж вышло.
– И было бы крайне невежливо не компенсировать причиненные неудобства завтраком… вы что предпочитаете?
Эдди поглядел в стекла очков и честно ответил:
– На завтрак я предпочитаю еду.
Глава 29 Где занятия продолжаются, а у леди появляется поклонник
Типчика, который ошивался подле университета, бодро помахивая букетом, первою заметила матушка.
– Никак поклонник, Милли, - сказала она с насмешечкой, которая от профессора не скрылась. Тот нахмурился, повернулся и, смерив несчастного взглядом, отчего поник и типчик, и букет, заявил.
– Вам, Грегор, сейчас не о цветах надо думать, а о пересдаче.
– Я о ней думаю, профессор! – заверил типчик, вперившись в меня взглядом. Даже глаза выпучил.
– Это он чего? – шепотом поинтересовалась я.
– Страсть изображает, - уверенно ответила ведьма. – Неземную.
– А… с земной бы его так не пучило.
Профессор посмотрел на меня.
На типчика.
И хмыкнул.
– Что ж, - произнес он. – В таком случае, не смею вас задерживать. Кстати, до чего знакомые цветы… помнится, профессор Кингсли жаловался, что кто-то повадился вредить университетским клумбам.
– Не я! – Грегор поспешно сунул букет за спину. Потом спохватился. – Я… я слышал о неприятном инциденте…
Только слышал? Или и поучаствовать успел?
– И мне очень печально… несказанно печально… от того, что мои… сокрусники повели себя подобным образом.
– Настолько печально, что вы готовы назвать имена? – профессор, который чем дальше, тем больше мне нравился, и главное, чую, что не только мне, приподнял бровь.
– Что вы… вы… вы же понимаете, я не могу… это будет против законов чести.
Ага, стало быть, травить слабых женщин, которым просто захотелось поучиться, это не против законов чести.
– Я лишь хотел… хочу… принести извинения за всех. Мои братья заблуждаются, и я уверен, что весьма скоро они отринут заблуждения… и проникнуться… проникнуться любовью и пониманием. А пока вот…