Востребованная киборгом
Шрифт:
— Словно фруктовый салат в одном флаконе, — прокомментировал он.
Она кивнула.
— Земная пища проще, наша сложнее, больше похожа на какую-то смесь.
Сложная, как и недавний поворот политических событий.
— Ты не голодна? — он остановился, не донеся до рта еду.
— Я наслаждаюсь твоей реакцией, — чтобы успокоить его, Джульетта отломила кусок хлеба, съела его и закусила ломтиком мяса.
— Тебе удалось связаться с отцом?
Она медленно жевала.
— Да.
— Даже несмотря на перебои в связи?
Она опустила взгляд на нарезанный фрукт и взяла его пальцами.
— Удивительно,
Марш положил свою еду обратно на тарелку.
— И как он отреагировал на то, что я здесь?
— Ничего особенного.
— Он никак не прокомментировал постороннего мужчину, навестившему его скоро-будет-связанной дочь?
«Надеюсь, не слишком скоро».
— Мы с тобой не чужие друг другу.
— А он знает об этом?
— Не вижу причин рассказывать ему о нашем прошлом.
«Правда».
— Это не имеет отношение к происходящему.
«Ложь».
То, что они были любовниками, имело отношение ко всему.
Марш прищурился.
— Значит, ты ничего не рассказала. Даже не связалась с ним.
— Ты не можешь быть в этом уверен.
— Могу. Во-первых, твой отец в любом случае задал бы множество вопросов, как я здесь оказался, а во-вторых, тебя выдает твое лицо.
— Не правда, — ксенианские глаза умели хранить секреты, тем более, как будущая Императрица, Джульетта часто практиковала тренировки лицевых мышц, помогающие скрывать эмоции.
Марш наклонился вперед и провел пальцем по ее скуле, обжигая кожу своим касанием.
— Милая, ты краснеешь, когда лжешь, — он так небрежно обронил ласковое прозвище, но это многое значило для самой Джульетты. Он называл ее милой, когда они были вместе.
— Я не краснею, — она была в этом уверена.
— Ксенианцы не краснеют так, как терранцы, но ты приобретаешь неуловимый розовый оттенок.
— Если это незаметно, то как увидел ты?
Он не ответил, но заерзал. Джульетта почувствовала его неловкость.
— Итак? — спросила она.
— Потому что… теперь я другой.
— Другой?
Его глаза остекленели, став такими же невыразительными, как у ксенианцев.
— Я стал киборгом.
— Ох. Это многое объясняет, — Джульетта окинула его взглядом, объяснение добавило понимания к изменениям, которые она заметила: высокий рост, скульптурная мускулатура, настороженность, которую он излучал, то, как он держал себя в руках, его сила и мощь. Марш был физически и умственно модифицирован с помощью биомиметической инженерии.
Он напрягся.
— К примеру?
— Твое исцеление после нападения якуни, то, как хорошо ты справился с Ша'ла. Кур и Наймо тренировались несколько недель.
— Они не бойцы.
— В отличие от тебя? Ты военнослужащий?
— Я работаю в мастерской по производству космических шаттлов.
И благодаря этому он стал бойцом? Марш планировал преподавать в университете. Кусочки пазла не складывались.
— Как ты стал киборгом?
— Я преподавал в университете и взял академический отпуск за пределами планеты для исследований. Произошел взрыв, теракт, я был тяжело ранен. Они залатали меня как могли и отправили домой на Терран. Там ко мне подошел мужчина с предложением поучаствовать в экспериментальной кибернетической программе, —
— Кто был этот мужчина?
— Ты его не знаешь.
— На кого он работает?
— Я не могу этого рассказать. Многое из того, чем я занимаюсь, засекречено.
— Но это подразумевает сражения?
Он кивнул.
— Только в крайних случаях, но зачастую так и есть.
— Слышала, что у киборгов есть особые способности.
— Есть. Они зависят от нашего программного обеспечения, — он постучал пальцем по своей голове, — от протезов, которые нам установили, и от того, на что запрограммированы наши наносомы. Но, в общем, мы все довольно крупные… — он скривился. — Возможно, ты заметила это. Наши мышцы усовершенствованы, делая нас сильнее и быстрее. Нашим телам можно навредить, но наносомы довольно быстро исцеляют многие травмы. Компьютерный микропроцессор работает в тандеме с биологическим мозгом, улучшая умственные способности и память. Я наполовину человек… наполовину машина, — под его левым глазом дернулся мускул. — Я называю себя человеком-андроидом.
— Ты мужчина во всех смыслах этого слова, — она накрыла ладонью его сжатый кулак. Марш попытался вырваться, но она лишь крепче сжала его руку. — Посмотри на меня, — тихо приказала Джульетта.
Он встретил ее пристальный взгляд.
— Неужели ты такого плохого обо мне мнения, что считаешь, будто несколько медицинских усовершенствований имеют значение? — спросила она.
— Намного больше, чем несколько, и это влияет на суждения некоторых людей, — Марш уставился на их руки.
— Я не отношусь к этим некоторым. Ты жив. Вот что имеет значение. Ты все тот же мужчина, которого я знала, — только стал крупнее. Ее сердце глухо стучало, когда она набралась смелости погладить его пальцы. Когда-то у него была мягкая, гладкая кожа академика, человека, который проводил свои рабочие дни, преподавая театральное искусство, свободные часы — в погоне за знаниями. Если ей и нужны были какие-то доказательства того, что он стал бойцом, то это подтверждали его руки, ладони были грубыми и мозолистыми. Жесткий, мужественный. Желание вспыхнуло в низу ее живота.
— Почему я до сих пор здесь, Джули? — Марш наблюдал за ней синими и настороженными глазами, но его большой палец все же заскользил по ее коже. По ее руке распространилось покалывание. Тоска вновь разбушевалась, а мысль о совокуплении с Наймо или любым другим мужчиной, кроме Марша, показалась невыносимой. Ей хотелось броситься в его объятия и заплакать. Прочь слезы, стены и одежду, чтобы вновь подняться к тому возвышенному состоянию, которого они достигали вместе, где жизнь была общей мечтой, где их сердца бились в унисон. Джульетта хотела возвращения того, что было между ними, пока она не бросила все, чтобы исполнить свой долг.
— Мне нужно было увидеть тебя, — ответила она.
— Но ты прогнала меня.
— Я не ожидала, что ты появишься на Ксенианс. Я была потрясена. Не знала, как реагировать, — и до сих пор не знала. Для женщины, которая собиралась связать себя узами с другим, она делала неправильный выбор.
— Ты когда-нибудь искала меня? — спросил Марш.
Она судорожно сглотнула.
— Нет.
«Вместо этого, я думала о тебе каждый день. Месяцами в тайне плакала».
— А ты искал меня?