Вот и управились к празднику (сборник)
Шрифт:
Помолчав, добавил:
– Вообще-то, человек он хороший и мне, бывает, помогает, только характером слабоват.
– Слушай, Вовка, – перебила его Нина Васильевна. – Я помню, в войну и то зарплату вовремя давали, хоть крохи, но регулярно.
– Правильно, а сейчас же не война. Сил нет смотреть на эти безобразия, – заключил Василий Петрович.
– Отец! А ты с зятем все же поговори, – вдруг повысил голос Владимир.
– Да тыщу раз уже говорил, а сегодня вот не успел, раздурелся ешш твою… – и, качнув
Оттуда донесся глухой грохот. Задрожали половицы.
– Что такое? – удивился хозяин.
– Дядя Толя с дивана упал, – заливаясь хохотом, сообщил внук.
– Фу, – облегченно выдохнул дед. – Я думал, взорвалось чего.
И тяжело поднявшись со стула, пошел с дочкой к зятю.
Оставшись вдвоем с матерью, Владимир внимательно посмотрел на нее и с хрипотцой в голосе полушепотом сказал:
– Дед-то у нас сегодня молодец.
В глазах у матери блеснула гордость за мужа. Вздохнула глубоко, сдвинула рукой платок за голову, произнесла со вздохом, отвечая своим мыслям:
– А ты что думал, я ведь знала, за кого замуж выходила. Вот уже больше полувека вместе живем. Он хоть и пил, но дом никогда не забывал. Дом-то, сынок, всегда на отце держался. Правду говорят, муж – всему голова.
На следующий день Владимир с сыном уезжали. Там, далеко, за много верст, ждал их свой дом, свои заботы, своя семья, где был он сам уже не сыном, а отцом и мужем. До остановки шли молча. День был пасмурный, ветреный.
– Ты, Вовка, смотри, детей береги, жену не обижай, она у тебя хорошая, – наказывала мать, прощаясь. – Да за собой смотри, на рожон не лезь.
Отец поправлял потертую кроличью шапку, глядел в сторону и тоже бормотал:
– Ну, что, сынки, до свидания, если что не так, извиняйте уж. В гости приезжайте почаще, не забывайте.
Владимир смотрел на удаляющиеся, сгорбленные временем и заботами фигуры стариков, одиноко стоящих на сером асфальте, и ему вдруг подумалось, что каждый раз, уезжая из родных мест, он восхищается их жизненной стойкостью, умением выживать в любое, даже самое трудное время. Но где-то далеко внутри его самого всегда оставалось тревожное чувство тоски от чего-то утраченного, что уже не вернешь никогда, как и детство, которое прошло на этой земле.
Вдали, в лучах поднимающегося солнца, зеленовато-серебристым светом горели горы, ослепляя заснеженными склонами.
Осветилась долина реки и засияла тем же серебристым светом.
Зависть
Соседи никогда не ссорились.
– Георгич, заходи! – кричал со своего крыльца Прокопьич. – Чайку попьём из моего чайничка.
– Не пью и не тянет, – вяло отзывался Михаил, копаясь со старым мотоциклом.
Техника со временем изрядно проржавела и износилась.
Выступившие капли пота на лбу
Со «звездочкой» разобрался относительно быстро: снял колесо, большим молотком обстучал по кругу, стрельнул взглядом на вытянутую руку и отложил в сторону.
С цепью было сложнее. Звенья поизносились, в некоторых местах погнулись и не было никакого толка от правки. Делать нечего, надеясь на чудо, примерил, но чудес, видно, не бывает: цепь соскочила после трёх оборотов колеса.
«Черт с ней, – подумал Михаил, выпрямляя занемевшую спину, – новую покупать надо».
За работой хозяина с интересом наблюдала лайка по кличке Антар. Белый с черными подпалинами пес-трехлетка лежал возле обветшавшей от времени будки. Доски рассохлись, и в многочисленных щелях свободно гулял ветер, зимой – залетал снег.
Антар часто ездил с хозяином в лес на мотоцикле, и ему были хорошо знакомы все беды, какие незаслуженно терпел хозяин от своей техники.
Пес любил кататься на мотоцикле, только сильный вонючий запах сгоревшего бензина иногда раздражал его. Сейчас, глядя на хозяина, с удовольствием помог бы ему, если бы вместо лап были руки.
Михаил иногда поглядывал на собаку и, казалось, не реагировал на призывы соседа.
– Ну что, идешь? – не унимался тот.
Михаил развел в стороны грязные руки, дескать, ничего с тобой не поделаешь и уже спросил самого себя:
– А что, может, действительно чайку принять?
– Чайку-чайку, – обрадовался Прокопьич, – давай поторапливайся – простынет чаёк-то…
– Ты куда? – услышал сзади голос жены Михаил.
– Да вот, до Прокопьича надо сходить.
За двадцать с лишним лет совместной жизни Валентина научилась довольно хорошо понимать своего мужа. Вот и сейчас было ясно видно, что он серьезно озабочен, да вот не тем, чем нужно бы и, значит, может напиться – душёнка слабовата, отказаться не может.
– Ну, сходи, только смотри мне, – пригрозила вслед уходящему мужу.
Сосед в шлепанцах и широких спортивных штанах, в которые была заправлена, изрядно оттопыренная на животе, белая майка, стоял на крыльце и суетливо кланялся желанному гостю.
– Проходи, Георгич, чайку попьем. По-о-пьё-ом…
В огороде, надалеко от дома, стоял сколоченный из строганных досок небольшой стол, возле него две вкопанные в землю лавочки.
На столе красовался зеленый эмалированный чайник, какие были в ходу лет эдак пятьдесят назад, в голубой чашке лежало несколько свежих огурцов.