Вот оно - село ! (сборник)
Шрифт:
Затем следует самый главный и самый жгучий вопрос.
Вопрос исключительно женской компетенции. Религия.
Тут уж "дискуссия" на высоких тонах, с позами, с жестами, подбоченясь...
Здесь идет турнир баптистов, адвентистов и православных.
Преобладают баптисты.
"Православие" молчит.
Если кто и сунется:
– - А все-таки церква, она не то, что ваши чтения да пения под поветью!
– - "Церква"?! "Под поветью"?! Поп,
(Местный "батюшка" очень слаб насчет "адамовых ребрышек" и чуть не каждую неделю за эту слабость расплачивается собственными святыми ребрами...)
Религиозные дискуссии редко кончаются без пострадавших за "веру христову".
Больше всего "мук святых" достается очипкам... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как я уже отмечал, главный успех имеют баптисты. Хотя и такую солидную "религию", как баптистская, иной раз побивает самая обыкновенная глиняная кринка.
Оришка уже совсем было к баптистам пристала. Уже с месяц и на моленья их ходила, и церковь забросила, и ругаться перестала.
И надо ж было ей одолжить Христе свою глиняную (ну, совсем новенькую!) кринку. А та разбила!
– - Так вот ты какая, сякая-такая, святая да божья? Живой на небо прешься! А кринку раскокала и: "Сестрица, не бранись!" Не бранись? А купит мне такую кринку бог твой баптицкий? Глаза под лоб закатила и уже Варвара, думаешь, великомученица?! Берешь, срамница, кринку, не бей, голова б у тебя треснула!
И в первое же воскресенье пошла в церковь. Еще и на частицу подала...
Гром среди ясного неба!
В воскресенье сход!
Председатель сельсовета объявляет:
– - Жена имеет такие же права, как муж! Если какой-нибудь станет бить или ругать, каждая имеет право привести его на суд. Здесь мы знаем, что с ним сделать! Выбирайте делегаток!
"Владыки" улыбаются:
– - Будет, положим, моя кухарить, как до сих пор кухарила!
А дед Глушко пыхнул люлькой, сплюнул и:
– - Это и мою в делегатки? Не будет толку! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но и у бабы Глушихи и у той, что "будет кухарить, как кухарила", где-то глубоко-глубоко, на са-а-амом донышке, в глазах огоньки загорелись...
1923 ______________________________________________________________________
"Село -- книга"
Сказать, что на селе нет печатного слова, нельзя.
Такое "слово" на селе есть. И его немало.
Если взять хозяев с достатком, у которых и в 1921 году кое-что уродилось, то у каждого из них можно найти целый ассортимент печатного слова издания 1921 и 1922 годов...
Издания этих лет всего больше.
Печатного слова времен дореволюционных, времен Центральной рады, гетманщины уже поменьше. Но кое-что есть.
Лежит это печатное слово чаще всего на чердаке, в тайничках, в мешочках.
Кое-кто запихал его в бутылки, засмолил и закопал в землю.
Читают это слово печатное очень редко.
Случается, долгим зимним вечером вытащит Кондрат Степанович торбочку [1] или сундучок, откроет, вывалит на стол то слово печатное, почешет затылок и покачает головой:
– - На какого дьявола я все это собирал? Ну и дурак! Вот дурак!
– - А не говорила я тебе?
– - Говорила! "Говорила, да не вразумила"!
– - Вот и любуйся!
– - Ни тебе закурить, ни тебе хоть что-нибудь! Ну, куда ты его?
И снова засовывает в торбочку или в сундучок и взгромождает на чердак до следующей "перетруски". Издания 1923 года мало.
– - Не хватает! Да и где его набраться, когда супонь -- полсотни! Дела!
И вот теперь, когда вспомнишь, сколько этого "печатного слова" брошено было в деревню в 20, 21 и 22-м годах, просто диву даешься, как это до сих пор не ликвидирована на селе неграмотность.
Правду говорит пословица: "Век живи -- век учись".
Что бы вместо разных рисуночков да "водяных знаков" на этом "слове" напечатать азбуку и букварь.
На все бы учебники хватило.
На "лимонах" -- азбука.
На "пятилимонах" -- букварь.
На "десятилимонах" -- другой учебник.
И т. д., и т. д.
Вот теперь в долгий зимний вечер и было бы что почитать Кондрату Степановичу, торбочку или сундучок перетряхивая. А так Кондрат Степанович нервничает, потому что:
– - Ни к чему оно мне! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Путной книги, что и говорить, на селе нехватка.
– - Нет ли там у вас какой газетки или книжки? А то глядите, до чего докурился!
Читаю: "Царь бо царствующих и господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным".
– - Видите, до чего дошло? Царь царствующих пришел снедать с верными, а я из него цигарку! Грех да и только!
– - Поверите, "богородицу" еще до пасхи скурил! До чего ж бамага добренная: тоненькая да выдержанная! Кинулась на троицу Килина "богородицу" искать, чтоб Ванько ей про вспение прочитал, а я и корочки на чердак забросил. Туда она и сюда она, шарила и за иконой и за дежкой [2]... А я сидю под яблоней: "Ищи, -- думаю, -- ищи! На небе уже твоя богородица! С дымом, пусть бог простит!"