Вот пришел папаша Зю…
Шрифт:
Подполье находилось на даче Константина Борового, замаскированное под обычный погребок для дачных заготовок.
Валерия Ильинична понимала: здесь ей долго не продержаться, даже если отстреливаться, а последнюю пулю пустить в себя. Нужны глобальные и радикальные меры: смертный бой с красно-коричневыми и — мечта всей её жизни! — Нюрнбергский процесс над ними.
Когда-то, ещё в студенческие годы, она организовала подпольный антисоветский кружок, и один из её подпольщиков обещал ей в случае чего Кантемировскую танковую дивизию — там служил его брат. Его брат служит там до сих пор — теперь комдивом. Она наводила справки. И помнила, что в нужный момент ей обещали
На контрольно-пропускном посту (КПП) Кантемировской дивизии молоденький сержант, сладко позёвывая, дочитывал потрёпанную, Бог весть как очутившуюся в ящике стола, книжонку «Овод». Обычно в этот час на КПП тихо и спокойно: начальство разъехалось по домам, в части остались только дежурные офицеры. Напарник сержанта рядовой Непруха страдал животом и, вырвав прочитанную сержантом страницу, в очередной раз нырнул с головой в ближайший бурьян.
Что за слащавая романтическая белиберда! — думал сержант о романе. Только от смертельной скуки можно такое читать. Ещё жарища стоит такая… Искупаться бы… Он ещё раз зевнул и захлопнул книгу.
Вдруг перед ним, будто из марева зноя, возникла весьма странная дама, достойных габаритов, в мощных очках и обёрнутая, как спросонья показалось сержанту, во флаг Соединённых Штатов.
«Штатовские диверсанты!» — пронеслось в сержантской голове. И одна рука его потянулась к телефону, другая — к кобуре.
— Не делайте глупостей, молодой человек, — низким голосом попросила дамочка. — Уничтожить меня невозможно. Даже коммунисты в доперестроечную эпоху берегли меня как Старую Крысу из «Маленького принца» Экзюпери. Они периодически приговаривали меня к смертной казни, но всякий раз им приходилось меня миловать: ведь я была у них одна. Впрочем, вам этого не понять: вы уже иной формации. И слава Богу.
Обе руки сержанта вернулись на место, и он с любопытством уставился на дамочку. Только сейчас он рассмотрел, что это не американский флаг — это на ней такая футболка.
Тут дамочка увидела книгу на столе, и её очки слегка запотели.
— Мой любимый роман, — сентиментально призналась она. — Соответственно, мой любимый герой. Всю свою сознательную жизнь старалась ему подражать. Вечная борьба, подполье, страдания, голод, холод, вдали от Родины, от возлюбленной, и — какая прекрасная смерть — от руки врага! Что может быть прекраснее, не правда ли, гер сержант? Пастораль! Об этом может только мечтать настоящий революционер! Одобряю ваш выбор, гер сержант!
«Бундесовская шпионка!» — предположил гер сержант.
Дамочка-Овод придвинулась совсем близко к сержантику и страстно, но чётко произнесла:
— Мне крайне необходима ваша дивизия, гер сержант! Я надеюсь, вы не будете против, если я поведу вашу дивизию брать Кремль вместе с папашей Зю?
«Сумасшедшая! — догадался гер сержант. — Или на солнце перегрелась».
Но настроение его почему-то улучшилось, и он почувствовал расположение к Оводихе.
— Думаю, для вас не секрет, что к власти вернулись коммунисты? — опять спросила Оводиха и направила на догадливого сержантика свои мощные линзы.
— Да мне что… — развёл руками гер сержант. — Мне лишь бы зарплату платили, да квартиру дали…
— В таком случае, гер сержант, жить будете в общаге по три семьи в одной комнате, а получать будете ровно столько, чтобы хватило на ширмочку отгородиться от семьи товарища. Кроме «Красной Звезды» и «На страже Родины» не увидите ни одной газеты, а за рассказанный приятелю анекдот не будете вылезать с гауптвахты. Это я вам обещаю при коммунистах, гер сержант!
Ещё через двадцать минут совершенно распропагандированный гер сержант пропустил Оводиху на территорию дивизии с подошедшим облегчённым Непрухой.
Настроение у сержанта на удивление поднялось, и он не переставал улыбаться. Он встал, тщательно осмотрел запертые ворота, калитку в воротах и недоумённо пожал плечами: как могла эта габаритная дамочка сквозь них просочиться? Он даже посмотрел вверх, где по летнему небу ползли курчавые облака, и решил, что она, скорее всего, спустилась на парашюте.
Тем временем Валерия Ильинична Новодровская (дамой-Оводом, спустившейся на КПП на парашюте, разумеется, была она), сопровождаемая еле тащившимся рядовым Непрухой, обнаружила на плацу одинокий танк. С большим трудом с помощью полудохлого Непрухи она взобралась на распалённую солнцем броню и пальнула из ракетницы.
Когда возле неё с любопытством собрались кантемировские танкисты, Валерия Ильинична поправила внушительные очки и держала такую страстную речь:
— Воины! Я обращаюсь только к воинам, а не к тем, кто таковым себе кажется: трансвеститы отдыхают. Воины славной Кантемировской дивизии! В эти решающие для нашего Отечества дни выборов нам вернули единственное право русского народа — право быть рабами. Народ, который на восемьдесят процентов состоит то ли из кроликов, то ли из баранов, снова захотел в клетку. В клетке кормят, там социальная защищённость и страховая медицина. Ему представлялся капитализм, то бишь воля, неким мужицким раем, где купаешься целый день в молоке и ешь мёд пригоршнями. А на воле голод, стихийные бедствия, охотники, враги, эпидемии. В клетке им всё время что-то клали в миску. Правда, клали мало, но много ли надо кролику? Или барану.
За годы демократии наша страна ничему не научилась. Общество больно сифилисом в последней стадии, гниёт заживо, и у него отвалился нос.
Я не уважаю свой народ. Я его люблю и жалею, я отдам за него жизнь. Но уважать мне его не за что. Он либо безмолвствует, либо просит корма. Для него самая большая удача — это переменить хозяев. Власти всех сортов вьются над ним, как стервятники. А стервятники над живыми не летают.
Но есть в народе десять-пятнадцать процентов — это живые. Они хотят жить и умереть свободными. Нас, живых, мало, и мы должны это знать. Нам дали проглотить кусок мяса — свободу, а теперь его будут медленно вытаскивать обратно за верёвочку. Но мы уже познали вкус этого мяса, мы так просто его не отдадим. Мы, вкусившие свободу, будем за неё сражаться, и остановить нас невозможно: пасту выдавили из тюбика.
К власти вернулись комуняки. В Кремле засядет папаша Зю, давно потерявший всю свою идейную крепость и выдохшийся, как открытый «Тройной» одеколон. На его месте я бы застрелилась: с Россией ему не справиться. Он, бедняга, сам не ожидал своей победы. Я думаю, он давно уже наложил в свои коммунистические порты и не знает, как избавиться от бремени власти. Ему нужно помочь.
Но кроме чахлого папаши Зю в России существуют силы пострашней: это ампировы, бакашовы-маркашовы и прочая прокоммунистическая чернь. Они хотят взять реванш, они рвутся к власти и не остановятся ни перед чем. Они устраивают свои кошачьи концерты, они жаждут нашей крови. Это значит, что в очень скором времени тех, кто хочет жить и умереть свободными, будут топить и вешать — это их любимое занятие.