Вовк. О том, как Вовк запутался в Кривомирье

Искаев Роман

Чернявый достал ещё одну конфету, повертел её в руках.

– Ладно, я пошёл.

Вовка выдохнул. Сейчас он уйдёт.

– Ах, кстати! – прищурился чернявый, – забыл тебе сказать. Не думай, Вовчик, что ты такой белый, пушистый и невинный, а я плохой и чёрный, как злодеус какой-нибудь. Ты же всё видел. Видел как я «украл», как ты выразился, но никому не сказал. Да? Ай-яй.

Вовка не сразу понял, к чему тот клонит. Чернявый развеселился.

– Поражаюсь твоей наивности! Ах-ха! Ты соучастник, такой же преступник, как и я!

– Никакой я…, – наступил на чернявого Вовка, сжимая кулаки. Теперь он

его реально достал. Сейчас он получит, это уж точно!

– Самый что ни на есть, так что не надо тут… Выпендриваться, – отступал он задом, – Пора мне. До встречи!

И чернявый, посвистывая, пошёл по коридору мимо Вовиного папы. Тот даже не обратил на него внимание. Кажется, никто не обращал на него внимание. Вова провожал его взглядом. Когда навстречу тому прошла медсестра, Вова увидел это отчётливо, чернявый ловко вытащил из её кармана перчатки, которые тут же и бросил на пол. Затем, что было и вовсе невероятным, ещё не дойдя до двери выводящей на лестницу – исчез. Растворился, как дым от костра. Хотя, это могло и показаться.

Вовка вернулся к папе, ничего ему не сказал. Хотел, но в последний момент передумал. Только после этой встречи весь день чувствовал внутри себя какой-то чёрный осадок, точно зерно чего-то горького зацепилось и не желало уходить.

Глава 4. В которой появляется Сёма, а зерно даёт ростки

Совершенно точно можно было сказать, что спокойные деньки закончились. Растворились, исчезли, остались в прошлом. В общем, канули в лету. Суета в квартире на пятом этаже дома из белого кирпича началась с самого утра.

Едва только за край горизонта расплескался розовато-нежный свет, как Вовка подскочил с постели. Торпедой промчавшись по квартире в родительскую спальню, он взлохмаченным снарядом шмякнулся на холм под одеялом. Холм застонал:

– О-у-у. О-ох! – выдохнул папа.

И это было только лишь самым что ни на есть при самым началом, потому что дальше началось форменное сумасшествие. Оба – что сын, что отец – бегали из комнаты в комнату, врезались друг в друга, задевали углы, поскальзывались на только что вымытых полах и даже один раз стукнулись макушками. Как такое могло произойти и сами не поняли. Но и после этого они не переставали сходить с ума: по несколько раз, друг за другом, с одного места вытирали пыль и даже протерли зеркала. В общем, занимались тем, что вовсе не привыкли делать без маминых указаний. Точно дух Золушки вселился в двух не терпящих уборки мужчин.

И все эти приготовления, как можно было подумать, не велись к приезду президента или первого космонавта высадившегося на Марсе. Просто сегодня из больницы выписывали маму с малышом.

В последний момент, когда казалось, что уже ничего не может произойти, потому что все непредвиденности, подлости, каверзности и всё, что случается «как назло» были распуганы носившимися по квартире взмыленными мужчинами, порвался приветственный плакат.

Кто был виновником и был ли таковой вообще, – ведь Вовка мог сколько угодно привести примеров, когда он был, ну, совершенно ни при чём, а что-нибудь ломалось и все улики указывали на него, – выяснять было некогда. Пришлось быстро рисовать новый. Вовчик расположился на полу, обложил себя со всех сторон разной акварелью, засучил рукава, высунул язык и принялся рисовать. Спустя полчаса появился новый плакат. Большими красными буквами на нём было написано:

«МАМОЧКА, С ВОЗВРАЩЕНИЕМ! БРАТИК, ПРИВЕТ!»

На взгляд папы выглядел он гораздо лучше, чем прежний, пусть и подтёк в некоторых местах:

– Худа без добра не бывает! – многозначительно заключил он.

Плакат был торжественно повешен на стене в коридоре, напротив входной двери.

К десяти утра, когда обоим казалось, что прошло никак ни меньше двух дней, столько дел они переделали, всё было готово. Труженики выдохнули. Успели!

– Ну, что, – присел папа на диван рядом с лежащим Вовкой, – надо ехать.

Вовка согласно кивнул, но не двинулся с места. Он так вымотался, что веки казались ему тяжелее мешка с песком.

– Та-ак, – понял папа, – Давай ка дружок, я поеду, а ты оставайся здесь.

– Хорошо, – это было последним, что он запомнил перед тем, как провалился в богатырский сон.

Затем, как показалось Вовке, буквально через секундочку, приехала мама. Следом зашли все-все: папа, сияющий как витрина магазина, дедушки и бабушки.

– Вова, – услышал он, – просыпайся, сыночек.

Вовк разлепил глаза. Возле него сидела мама, а на руках у неё крепко спал братик. Вова резко сел и уставился на него. Он был завёрнут в белый конверт и казался крошечным, как будто не настоящий. Все его черты были такими махонькими, хоть рассматривай под микроскопом. Лишь когда братик зашевелил губками, наморщился, зажмурился, кашлянул, повертел головой, дёрнул ручками, открыл глазки, вновь их закрыл, пустил слюнявый пузырь и опять засопел – Вовчик понял, что родители ничего не перепутали и действительно, как и обещали, привезли ему брата. Самого настоящего, живого, маленького человечка.

– Вова, знакомься со своим братиком. Его зовут Семён.

– Привет, – сказал Вовка, замахал рукой и улыбнулся. Нельзя было не улыбаться, глядя на это чудо.

Даже если сильно постараться, то не получится рассказать, что же началось, когда в зал пришли задержавшиеся в коридоре бабушки и дедушки! Охи, ахи и восклицания заполнили весь дом. Вовка же готов был треснуть от распираемой радости.

День был самым, самым-самым необычайным!

К концу его, когда все разошлись, Вова поцеловал и крепко обнял маму. Он очень-очень сильно по ней соскучился пока она лежала в больнице. Целых пять дней – дело отнюдь не шуточное! В эти дни Вовчик, даже специально приходил с улицы грязнее обычного, надеясь что такое то мама пропустить не сможет и обязательно отчитает его. Увы! Как и сказал папа, мама смогла приехать только к следующим выходным.

И вот она была здесь.

– Я тоже тебя люблю, – с усталой, но счастливой улыбкой глядела она на своего старшего сына, укладывающегося в постель спать.

– Спокойно ночи, мам!

– Доброй ночи, – чмокнула она его в лобик.

Вова закрыл глаза.

Он так и не мог понять, что же за чувства он сегодня испытал, ведь их было так много и не было сил угнаться и посмотреть в лицо каждому. К тому же многие оказались ему незнакомы. Вова ясно чувствовал, что кто-то громко бахнул внутри него петардой – БА-БАХ! – и во все стороны разлетелись разноцветные конфетти, а собрать их, разобраться в них, не было никакой возможности.