Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага
Шрифт:
Птицы, словно соревнуясь друг с другом, пели на все голоса, наполняя лесную чащу звонким щебетанием.
Ребята вышли на лесную полянку. С краю возвышалась небольшая копна свежего сена. Ребята с удовольствием взобрались на нее. Сено было душистым, теплым.
— Тут останемся или в кустах будем спать? — спросил Санька.
— Можно и тут, — ответил Вовка. Вставать ему не хотелось.
— Тогда давай нору сделаем, — предложил Санька, — заберемся в нее, как медведи в берлогу, и вход закроем. Нас никто и не
— Можно и нору. Только давай еще чуть–чуть полежим.
— Давай. Люблю поваляться на сене. — Санька оживился, заулыбался. — Знаешь, зимой, когда на дворе морозище лютует, заберешься в сарай, влезешь на сеновал, подымешь слой сена, как одеяло, и нырнешь под него. Укроешься и лежишь. От сена дух такой приятный, каждая травинка пахнет летом и солнцем.
— Я ни разу зимой не лежал на сеновале, — признался Вовка, — у нас дома нет сена. Зато знаешь какая зимой Москва красивая. Идешь из школы, снег скрипит под ногами, деревья в инее, крыши и скверы белые, а кругом — огни, огни!
Вовка и Санька вспоминали о зиме, о доме, о школе, о товарищах. Но, словно по уговору, не говорили о родителях, хотя каждый в эту минуту думал о них.
Ночь наступила как–то сразу. В лесной чаще захлопала спросонья крыльями птица, послышался какой–то писк, тонкий и жалобный.
Вовка долго не спал, прислушивался, ворочался, ощупывал лежащую рядом винтовку, на всякий случай открыл кобуру пистолета. Встреча с медведицей все еще стояла у него в глазах. Он от души позавидовал посапывающему рядом Саньке. «Ему не привыкать, — думал Вовка, переворачиваясь на другой бок, — он в лесу, как дома».
С утра Вовка занимался стрелковым делом; заряжал и разряжал винтовку, щелкал затворами, целился в пролетавших птиц. Потом Вовка строгим тоном учителя объяснил брату устройство браунинга и, к великой радости Саньки, дал ему «поклацать».
— Я тоже себе такой найду, — мечтательно говорил Санька, возвращая оружие.
Ребята так увлеклись, что не заметили, как из лесной чащи вышли два человека. Вовка и Санька опомнились, когда услышали шаги совсем рядом.
— Прячь оружие, — шепнул Санька, засовывая винтовку в сено.
Но незнакомцы уже подходили к ним.
— Вы чьи? Откуда? — спросил один из них сиплым, простуженным голосом. На нем были рваная красноармейская гимнастерка и штатские брюки. Длинный рубчатый шрам, пересекавший лицо от виска до подбородка, придавал ему жесткое выражение.
Его товарищ был выше ростом, с добрым, простодушным лицом. Он придерживал на правом плече грязную, в кровавых пятнах повязку.
Вовка и Санька настороженно, исподлобья смотрели на незнакомцев. Удирать было поздно: их сейчас же догнали бы. Поэтому они молча сидели у стога, незаметно заталкивая подальше торчащие приклады винтовок.
Человек со шрамом повторил свой вопрос.
— А вы кто такие будете? — осмелел Вовка.
— Не твоего ума дело! — оборвал он Вовку. — Отвечай, когда старшие спрашивают.
— Мы? Мы детдомовские, — соврал Вовка.
— Из детдома имени Горького, — поспешно добавил Санька.
— А когда вы попали в детдом? — поинтересовался раненый.
— Давно, — ответил Вовка, — с детства.
— С самого раннего, — подтвердил Санька.
Человек со шрамом усмехнулся и подошел к Саньке.
— Что прячешь? Тебя спрашиваю, что в сено заталкивал?
— Нет… ничего, — залепетал Санька.
— Я тебе дам ничего! А ну, достань!
Санька дрогнувшими руками вытащил винтовку и протянул незнакомцу. Тот с жадностью ухватился за нее.
— Ишь, какая штука! — Он быстро проверил затвор. — Прямо хоть в бой иди.
Его товарищ погладил ствол.
— Наша, красноармейская. Где взяли?
— Нашли, — ответил Вовка.
— У тебя тоже есть? — человек со шрамом посмотрел на Вовку. — Доставай!
Вовка вытащил свою винтовку. Немного подумал, нагнулся и вытянул подсумок с патронами.
— И это берите. Без патронов не стрельнешь.
— Еще есть? — спросил раненый.
— У него тоже патроны. — Вовка кивнул на Саньку.
Санька отдал свою сумку и облегченно вздохнул.
— Все? — спросил человек со шрамом.
— Все, — ответил Вовка.
— А это что?
Вовка оглянулся. Из копны выглядывал конец ремня.
— Ремень, — как можно равнодушнее сказал Вовка.
— Вот что, сорванцы! — человек со шрамом погрозил пальцем. — Разоружайтесь до конца.
К ремню были прикреплены кобура с браунингом и немецкий тесак. Расставаться с ним Вовке не хотелось. Он сел, закрывая торчащий из стога ремень.
— Больше ничего не получите. — Вовка хмуро посмотрел на них. — Свои винтовки небось побросали, а теперь у детей отбираете.
Раненый отвел взгляд, а второй вспыхнул и больно потянул Вовку за руку.
— А ну, вставай! И поговори у меня еще!
Вовка стиснул зубы, чтобы не заплакать. Но он все же заплакал, не от боли, а от обиды, когда увидел, как человек со шрамом вытащил из стога ремень, а вместе с ним браунинг, тесак с ножнами и кожаный планшет с картой и компасом.
— Ты посмотри, Григорий, тут полная экипировка! — обрадовался он.
Василий, так звали того, со шрамом, торопливо раскрыл планшет и, увидев карту и компас, как–то сразу подобрел.
— Вот, Григорий, чего нам не хватало! Теперь мы спасены. Карта — это, дружище, жизнь!
Забыв о существовании ребят, молча сидевших у стога, они развернули карту и стали изучать ее.
— Как ваша деревня называется? — спросил ребят Григорий.
— Не знаем!
— Хватит дурачиться. Отвечайте, когда спрашивают!